Неточные совпадения
— Нет, зачем; скажи, что кланяться велел, больше ничего не нужно. А теперь я опять к моим
собакам. Странно! хочу
остановить мысль на смерти, и ничего не выходит. Вижу какое-то пятно… и больше ничего.
По одному виду можно было понять, что каждому из них ничего не стоит
остановить коня на полном карьере, прямо с седла ринуться на матерого волка, задержанного на лету доспевшей
собакой, налечь на него всем телом и железными руками схватить за уши, придавить к земле и держать, пока не сострунят.
Ямщик повернул к воротам,
остановил лошадей; лакей Лаврецкого приподнялся на козлах и, как бы готовясь соскочить, закричал: «Гей!» Раздался сиплый, глухой лай, но даже
собаки не показалось; лакей снова приготовился соскочить и снова закричал: «Гей!» Повторился дряхлый лай, и, спустя мгновенье, на двор, неизвестно откуда, выбежал человек в нанковом кафтане, с белой, как снег, головой; он посмотрел, защищая глаза от солнца, на тарантас, ударил себя вдруг обеими руками по ляжкам, сперва немного заметался на месте, потом бросился отворять ворота.
Уж на третий день, совсем по другой дороге, ехал мужик из Кудрина; ехал он с зверовой
собакой,
собака и причуяла что-то недалеко от дороги и начала лапами снег разгребать; мужик был охотник,
остановил лошадь и подошел посмотреть, что тут такое есть; и видит, что
собака выкопала нору, что оттуда пар идет; вот и принялся он разгребать, и видит, что внутри пустое место, ровно медвежья берлога, и видит, что в ней человек лежит, спит, и что кругом его все обтаяло; он знал про Арефья и догадался, что это он.
Подстрекаемая предчувствием, Катрин
остановила лошадь, соскочила с кабриолета и торопливо распахнула дверь овина, в которую быстро кинулась
собака и, подбегая к дальнему углу, радостно завизжала.
Где-то
остановили лошадь и телегу, и опять брехали
собаки: и, продолжая сновидение, втроем зашагали в сребротканую лесную глубину его, настолько утомленные, что ноги отдельно просили покоя и сна, и колени пригибались к земле. Потом неистово закричал назябшийся, измученный одиночеством и страхом Федот, которого таки не взяли с собой.
О своей физической силе и охотничьих своих способностях он тоже отзывался не очень скромно: с божбой и клятвою уверял он своих слушателей, что в прежние годы
останавливал шесть лошадей, взявшись обеими руками за заднее каретное колесо, бил пулей бекасов и затравливал с четырьмя борзыми
собаками в один день по двадцати пар волков.
Татьяна Ивановна, войдя к хозяйке, которая со всеми своими дочерьми сидела в спальной, тотчас же рассыпалась в разговорах: поздравила всех с приездом Антона Федотыча, засвидетельствовала почтение от Хозарова и затем начала рассказывать, как ее однажды, когда она шла от одной знакомой вечером,
остановили двое мужчин и так напугали, что она после недели две была больна горячкою, а потом принялась в этом же роде за разные анекдоты; описала несчастье одной ее знакомой, на которую тоже вечером кинулись из одного купеческого дома две
собаки и укусили ей ногу; рассказала об одном знакомом ей мужчине — молодце и смельчаке, которого ночью мошенники схватили на площади и раздели донага.
Восемь солдат проходило через Арматлук. Узнали они, что есть склад вина, дали в зубы охранявшему склад милиционеру-почтальону, прикладами сбили замок, добыли вина и стали на горке пить. Подпили.
Остановили проезжавшую по шоссе порожнюю линейку и велели извозчику-греку катать их. Все восьмеро взвалились на линейку и в сумерках долго носились вскачь по улицам дачного поселка с гиканьем и песнями. А потом стали стрелять в цель по
собакам на дворах. Пьяные заснули в степи за поселком. Грек уехал.
— Да пусть его взглянет последний раз на Чурчилу… Пожалуй, осерчает, что не допустили до него Настасьина брата, хоть любит он его, как
собака палку, — сказал другой дружинник,
останавливая опускавшуюся было над головой Павла руку товарища.
— Не богохульствуй,
собака, я тебе засмолю рот, — снова не утерпел Дмитрий, и бросился на него с мечом, но Чурчила
остановил его.
— Не богохульствуй,
собака, я тебе засмолю рот, — снова не утерпел Димитрий и бросился на него с мечом, но Чурчило
остановил его.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и
собаки его опять
остановили зверя. Опять его окружили.
Еще в начале этой травли, Данило, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и
остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек, Данило выпустил своего бурого не к волку, а прямою линией к засеке так же, как Карай, — на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его
остановили дядюшкины
собаки.