Неточные совпадения
Винные шинки были разбиты; мед, горелка и пиво забирались просто,
без денег; шинкари были уже рады и тому, что сами
остались целы.
— Как что ж? Я тут спину и бока протер, ворочаясь от этих хлопот. Ведь один: и то надо, и другое, там счеты сводить, туда плати, здесь плати, а тут перевозка!
Денег выходит ужас сколько, и сам не знаю куда! Того и гляди,
останешься без гроша…
За этим некуда уже тратить
денег, только вот
остался иностранец, который приехал учить гимнастике, да ему не повезло, а в числе гимнастических упражнений у него нет такой штуки, как выбираться из чужого города
без денег, и он не знает, что делать.
Разумеется, показание пана Муссяловича внесли в протокол в самой полной подробности. На том панов и отпустили. О факте же передержки в картах почти и не упомянули; Николай Парфенович им слишком был и
без того благодарен и пустяками не хотел беспокоить, тем более что все это пустая ссора в пьяном виде за картами и более ничего. Мало ли было кутежа и безобразий в ту ночь… Так что
деньги, двести рублей, так и
остались у панов в кармане.
Да хоть и не объясняли бы, сама сообразит: «ты, мой друг, для меня вот от чего отказался, от карьеры, которой ждал», — ну, положим, не
денег, — этого не взведут на меня ни приятели, ни она сама, — ну, хоть и то хорошо, что не будет думать, что «он для меня
остался в бедности, когда
без меня был бы богат».
Мы застали Р. в обмороке или в каком-то нервном летаргическом сне. Это не было притворством; смерть мужа напомнила ей ее беспомощное положение; она
оставалась одна с детьми в чужом городе,
без денег,
без близких людей. Сверх того, у ней бывали и прежде при сильных потрясениях эти нервные ошеломления, продолжавшиеся по нескольку часов. Бледная, как смерть, с холодным лицом и с закрытыми глазами, лежала она в этих случаях, изредка захлебываясь воздухом и
без дыхания в промежутках.
Очень возможно, что действительно воровства не существовало, но всякий брал
без счета, сколько нужно или сколько хотел. Особенно одолевали дворовые, которые плодились как грибы и все, за исключением одиночек, состояли на месячине. К концу года
оставалась в амбарах самая малость, которую почти задаром продавали местным прасолам, так что
деньги считались в доме редкостью.
Между тем его сын, родившийся уже в законном браке, но возросший под другою фамилией и совершенно усыновленный благородным характером мужа его матери, тем не менее в свое время умершим,
остался совершенно при одних своих средствах и с болезненною, страдающею,
без ног, матерью в одной из отдаленных губерний; сам же в столице добывал
деньги ежедневным благородным трудом от купеческих уроков и тем содержал себя сначала в гимназии, а потом слушателем полезных ему лекций, имея в виду дальнейшую цель.
Те
остались этим очень довольны, а Платов ничего против слов государя произнести не мог. Только взял мелкоскоп да, ничего не говоря, себе в карман спустил, потому что «он сюда же, — говорит, — принадлежит, а
денег вы и
без того у нас много взяли».
К чему теперь
деньги, когда и жить-то
осталось, может быть,
без году неделя?
Но и это не выгорело, потому что Петр Васильич влетел в историю с Ястребовым и
остался без гроша
денег, а на скупку нужны наличные.
Оленька, верно, вам писала, что я в вагоне встретился с Башмаковым молодым, который хотел послать
денег нашему старику — хотел доставлять ему ежегодно 300 целковых.
Без сомнения, начало этому делу уже положено, и Флегонт Миронович успокоен, потому что молодой Башмаков намерен был выслать в Тобольск 150 ц. тотчас по приезде в Петербург. Я с ним расстался в Твери,
оставшись у племянницы Полторацкой на сутки. Обнимаю вас крепко.
Лиза не упрашивала, но предложила старухе на особое житье
денег, от которых та с гордостью отказалась и
осталась у Женни. Здесь она взялась вводить в детской патриархальные порядки и с болезненным нетерпением выжидала, когда Лиза придет и сознается, что ей
без нее плохо.
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие
деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и
денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят
без куска хлеба и что лучше век
оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из
денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
У Н.И. Пастухова
осталась еще с молодых лет боязнь всякого начальства, и каждому власть имущему он старался угодить всеми возможными способами, давая всякому, кому только можно, взятки: кому
денег даст взаймы
без отдачи, у кого ненужную лошадь купит. И у главного московского цензора Назаревского купил две дачи в Пушкине за несуразно дорогую цену.
Пробил барабан, и все отправились на работу, а я
остался дома. Сушилов в это утро встал чуть не раньше всех и из всех сил хлопотал, чтоб успеть приготовить мне чай. Бедный Сушилов! он заплакал, когда я подарил ему мои арестантские обноски, рубашки, подкандальники и несколько
денег. «Мне не это, не это! — говорил он, через силу сдерживая свои дрожавшие губы, — мне вас-то каково потерять, Александр Петрович? на кого
без вас-то я здесь
останусь!» В последний раз простились мы и с Акимом Акимычем.
— А в те поры был у меня от батюшки дом двухэтажный каменный. Ну, в два-то года я два этажа и спустил,
остались у меня одни ворота
без столбов. Что ж,
деньги — голуби: прилетят и опять улетят!
Теперь вы
остались без всякого дела,
деньги у вас кое-какие еще есть; ну, долго ли попасть на какого-нибудь прощелыгу, который оберет у вас последние крохи.
Гурмыжская. Ну, то-то же. Ты сам подумай, ведь мне деньги-то на доброе дело. Девушка на возрасте, ума большого не имеет, хочется заживо пристроить. Ну, что хорошего,
без присмотру
останется без меня; нынче народ знаешь какой! Ты сам отец, так рассудить можешь, у тебя тоже дочь, приятно ли тебе будет…
Гурмыжская. Не знаю. Я его готовила в военную службу. После смерти отца он
остался мальчиком пятнадцати лет, почти
без всякого состояния. Хотя я сама была молода, но имела твердые понятия о жизни и воспитывала его по своей методе. Я предпочитаю воспитание суровое, простое, что называется, на медные
деньги; не по скупости — нет, а по принципу. Я уверена, что простые люди, неученые, живут счастливее.
— Нет, Васька дома
останется взамен Гришки. Отпущу я его на заработки! А самому небось батрака нанимать, нет, жирно будет! Они и
без того
денег почитай что не несут… Довольно и того, коли один Петрушка пойдет в «рыбацкие слободы»… Ну, да не об этом толк совсем! Пойдут, стало быть, Васькины рубахи; а я от себя целковика два приложу: дело ихнее — походное, понадобится — сапожишки купить либо другое что, в чем нужда встренется.
Литвинов
остался один в своем ветхом господском флигельке и с тяжелым сердцем,
без надежды,
без рвения и
без денег — начал хозяйничать.
Она, конечно, плакала, но — ведь слезы не оправдывают; Луиджи оттолкнул ее, и вот она
осталась одна, с ребенком на руках,
без денег и хлеба.
В один из подобных неудачных сезонов в городе, где служил Ханов, после Рождества антрепренер сбежал. Труппа
осталась без гроша. Ханов на последние
деньги, вырученные за заложенные подарки от публики, с женой и детьми добрался до Москвы и остановился в дешевых меблированных комнатах.
«Против кого же я пойду? против родной дочери, против зятя? Нет; это не то: за свою вину я отдам крестьянам все свое, чего их добро стоило… У меня после этого ничего своего не
останется, но это полгоря, —
без денег легче жить, чем
без чести… Авось сыновья в угле и в куске хлеба мне не откажут… А если и они, если и их мне подменят?»
Все это требовало времени и
денег, а работа не делалась; заработков у Бенни не было, и четыре засаженные им в типографию пташки
оставались без корма.
Александра Васильевна сдержала слово и отказалась от своей части наследства, хотя мы с Мухоедовым и отговаривали ее от этого, потому что она
оставалась без гроша
денег, в одном платье, которое ей из милости оставили почтительные родственники.
— Что ж, опять небось алтын не хватает?.. Знамо,
без денег в город — сам себе ворог; жаль, брат, прохарчились мы больно, а то бы, вот те Христос, помогли, ей-богу, хоть тысячу рублев, так сейчас бы поверили… А то, вишь, на косуху не
осталось, словно бык какой языком слизнул… право…
А
без денег — уйдёшь ты, тогда
останется Ольга ни замужней, ни вдовой…
Дульчин (взяв револьвер). Прощай, жизнь! (Садится к столу.)
Без сожаления оставляю я тебя, и меня никто не пожалеет; и ты мне не нужна, и я никому не нужен. (Осматривает револьвер.) Как скоро и удовлетворительно решает он всякие затруднения в жизни. (Открывает стол.) Написать несколько строк?.. Э! Зачем! (Взглянув в ящик.) Вот еще
денег немножко, остатки прежнего величия. Зачем они
останутся? Не прокутить ли их, или уж не затягивать? (Подумав несколько, бьет себя по лбу.) Ба! Глафира Фирсовна!
— Ой, батюшко, — говорит, — поначалу так было дело: после покойника
остались мы в хорошем дому: одних ульиков было сорок — сколько
денег выручали, сам сосчитай; да и теперь тоже; вестимо, что не против прежнего, а все бога гневить нечего… всего по крестьянству довольно; во вдовстве правлю полное тягло,
без отягощения.
Признаться, я тут позабылся немного да и говорю: «Точно что, вашескородие, закон, да они, ваше высокоблагородие, больны». Посмотрел он на меня строго. «Как твоя фамилия?» — спрашивает. «А вам, барышня, говорит, если больны вы, — в больницу тюремную не угодно ли-с?» Отвернулась она и пошла вон, слова не сказала. Мы за ней. Не захотела в больницу; да и то надо сказать: уж если на месте не
осталась, а тут
без денег да на чужой стороне точно что не приходится.
— Да как же
без денег-то, Патап Максимыч? Ведь у меня послезавтра в дому копейки не
останется, — на каждом слове вспыхивая, чуть слышно промолвила Дарья Сергевна.
Супруги эти с первой же поездки показали, как они заживут. На триста рублей, подаренных Поталеевым молодой, они накупили подарков всем, начиная с самих приказных и кончая стряпухой, рублей пятьдесят выдали во вспомоществование какому-то семейству, остальное истратили в Москве и
остались совсем
без денег.
Спокойно, самоуверенно мысли о превосходстве мужчины проникали в его голову, Где же женщине против мужчины!.. Ехала бы она одна? И
деньги потеряла бы. Наверно!..
Без платья,
без копейки,
без паспорта… Должна была бы вернуться к мужу, если б
осталась в живых.
Я взял из гимназической библиотеки роман Густава Омара «Морской разбойник». Кто-то из товарищей или еще кто-то взял у меня книгу почитать и не возвратил. А кто взял, я забыл. Всех опросил, — никто не брал. Как быть? Придется заплатить за книгу рубль — полтора. Это приводило меня в отчаяние: отдать придется все, что у меня есть,
останешься без копейки. А
деньги так иногда бывают нужны!
Наконец одним из пунктов контракта Авдюшкин обязан был внести в заводскую контору, в виде задатка, 215 тыс. рублей; но при этом интересен способ, которым должен был зачитаться задаток, а именно: на какую сумму в продолжение месяца Авдюшкин наберет изделий, половина этой суммы должна быть зачтена в уплату задатка; но так как, до времени полного зачета задатка, часть его неминуемо должна
остаться в кассе конторы, то ведь не лежать же этим
деньгам непроизводительно для тех же покупщиков компании Авдюшкина; и вот положили в виду этого на том, что та же несчастная и
без того уже разоренная заводская контора обязана платить Авдюшкину за незачтенную еще часть задатка известные проценты!
Было по-прежнему студено, солдаты мерзли в холодных вагонах. На станциях ничего нельзя было достать, — ни мяса, ни яиц, ни молока. От одного продовольственного пункта до другого ехали в течение трех-четырех суток. Эшелоны по два, по три дня
оставались совсем
без пищи. Солдаты из своих
денег платили на станциях за фунт черного хлеба по девять, по десять копеек.
Оставаться в Гааге
без гроша
денег, в таком растрепанном виде было опасно.
«Нет, я не могу решиться на это… Будь, что будет… Быть может, Зина
останется мне верной женой… Быть может, я сумею ее привязать настолько, что гнусные расчеты сластолюбцев не оправдаются… Государыня не оставит ее
без награды… У меня теперь, благодаря широкой помощи иезуитской кассы, есть средства к жизни… Я занимаю положение… получаю хорошее содержание… бог с ней, с Иреной, и с ее
деньгами…»
— Дайте мне кончить. Этот бедный мальчик был влюблен
без ума, истратил на нее в короткое время баснословную сумму. Его родные отреклись от него, видя, что не могут остановить его безумия. Когда от его
денег не
оставалось ничего, прелестная баронесса дала ему отставку. Нищий, оставленный всеми, несчастный пустил себе пулю в лоб.
Лавочник в его же присутствии наскоро изъяснил о нем, что он «из-за Москвы», — «оголел с голоду»: чей-то скот пригнал в Петербург и хотел там
остаться дрова катать, чтобы домой
денег послать, но у него в ночлежном приюте какой-то странник украл пятнадцать рублей и скрылся, а он с горя ходил
без ума и взят и выслан «с лишеньем столицы», но не вытерпел и опять назад прибежал, чтобы свои пятнадцать рублей отыскивать.