Неточные совпадения
— Может быть, некоторые потому и… нечистоплотно ведут себя, что торопятся отлюбить, хотят скорее изжить в себе женское — по их оценке
животное — и
остаться человеком, освобожденным
от насилий инстинкта…
— Отвратительна животность зверя в человеке, — думал он, — но когда она в чистом виде, ты с высоты своей духовной жизни видишь и презираешь ее, пал ли или устоял, ты
остаешься тем, чем был; но когда это же
животное скрывается под мнимо-эстетической, поэтической оболочкой и требует перед собой преклонения, тогда, обоготворяя
животное, ты весь уходишь в него, не различая уже хорошего
от дурного.
Бывший перед домом палисадник неведомо куда исчез — тоже, должно быть, изныл; бывший «проспект» наполовину вырублен; бывший пруд зарос и покрыт плесенью, а берега изрыты копытами домашних
животных;
от плодового сада
остались две-три полувымерзшие яблони, едва показывающие признаки жизни…
Домики Кукарского завода на этой руке сделались бы не больше тех пылинок, которые
остаются у нас на пальцах
от крыльев моли, а вместе с ними погибли бы и обитатели этих жалких лачуг, удрученные непосильной ношей своих подлостей, интриг, глупости и чисто
животного эгоизма.
Христос признает существование обеих сторон параллелограмма, обеих вечных, неуничтожимых сил, из которых слагается жизнь человека: силу
животной природы и силу сознания сыновности богу. Не говоря о силе
животной, которая, сама себя утверждая,
остается всегда равна сама себе и находится вне власти человека, Христос говорит только о силе божеской, призывая человека к наибольшему сознанию ее, к наибольшему освобождению ее
от того, что задерживает ее, и к доведению ее до высшей степени напряжения.
Кошэ. Кошэ — статуя, поставленная роком невежеству. Прочь рутина! Кошэ последовал за Теодором. Я почувствовал, что в груди у меня
осталась одна только любовь. Я пал лицом на землю и заплакал
от восторга. Слезы восторга — результат божественной реакции, производимой в недрах любящего сердца. Лошади весело заржали. Как тягостно быть не человеком! Я освободил их
от животной, страдальческой жизни. Я убил их. Смерть есть и оковы и освобождение
от оков.
Сколько бы ни изучал человек жизнь видимую, осязаемую, наблюдаемую им в себе и других, жизнь, совершающуюся без его усилий, — жизнь эта всегда
останется для него тайной; он никогда из этих наблюдений не поймет эту несознаваемую им жизнь и наблюдениями над этой таинственной, всегда скрывающейся
от него в бесконечность пространства и времени, жизнью никак не осветит свою истинную жизнь, открытую ему в его сознании и состоящую в подчинении его совершенно особенной
от всех и самой известной ему
животной личности совершенно особенному и самому известному ему закону разума, для достижения своего совершенно особенного и самого известного ему блага.
Любовь — это не есть пристрастие к тому, что увеличивает временное благо личности человека, как любовь к избранным лицам или предметам, а то стремление к благу того, что вне человека, которое
остается в человеке после отречения
от блага
животной личности.
Как ни старается человек, воспитанный в нашем мире, с развитыми, преувеличенными похотями личности, признать себя в своем разумном я, он не чувствует в этом я стремления к жизни, которое он чувствует в своей
животной личности. Разумное я как будто созерцает жизнь, но не живет само и не имеет влечения к жизни. Разумное я не чувствует стремления к жизни, а
животное я должно страдать, и потому
остается одно — избавиться
от жизни.
Поступи шваб таким подлым образом с каким-нибудь
животным, с каким-нибудь жемчугом или с каким-нибудь «кошачьим глазом», который нынче пошел в моду, — и
от них не
осталось бы ничего.
Ночной приют пустыннику был необходим, потому что хотя он и привык ко всем непогодам, но на улице в городе в тогдашнее время
остаться ночью было гораздо опаснее, чем в нынешнее. Тогда и воры грабили, и ходили такие отчаянные люди, каких видали только пред сожжением Содома и Гоморры. Эти были хуже
животных и не щадили никого, и всяк мог ожидать себе
от них самого гнусного оскорбления.
И люди христианского мира живут, как
животные, руководствуясь в своей жизни одними личными интересами и борьбой друг с другом, тем только отличаясь
от животных, что
животные остаются с незапамятных времен с тем же желудком, когтями и клыками; люди же переходят и всё с большей и большей быстротой
от грунтовых дорог к железным,
от лошадей к пару,
от устной проповеди и письма к книгопечатанию, к телеграфам, телефонам,
от лодок с парусами к океанским пароходам,
от холодного оружия к пороху, пушкам, маузерам, бомбам и аэропланам.