Неточные совпадения
— Однако надо написать Алексею, — и Бетси села за стол, написала несколько строк, вложила в конверт. — Я пишу, чтоб он приехал обедать.
У меня одна дама к обеду остается без мужчины. Посмотрите, убедительно ли? Виновата, я на минутку вас
оставлю. Вы, пожалуйста, запечатайте и отошлите, — сказала она от
двери, — а мне надо сделать распоряжения.
Робинзон (глядит в
дверь налево). Погиб Карандышев. Я начал, а Серж его докончит. Наливают, устанавливаются в позу; живая картина. Посмотрите, какая
у Сержа улыбка! Совсем Бертрам. (Поет из «Роберта».) «Ты мой спаситель». — «Я твой спаситель!» — «И покровитель». — «И покровитель». Ну, проглотил. Целуются. (Поет.) «Как счастлив я!» — «Жертва моя!» Ай, уносит Иван коньяк, уносит! (Громко.) Что ты, что ты,
оставь! Я его давно дожидаюсь. (Убегает.)
Марья Ивановна предчувствовала решение нашей судьбы; сердце ее сильно билось и замирало. Чрез несколько минут карета остановилась
у дворца. Марья Ивановна с трепетом пошла по лестнице.
Двери перед нею отворились настежь. Она прошла длинный ряд пустых, великолепных комнат; камер-лакей указывал дорогу. Наконец, подошед к запертым
дверям, он объявил, что сейчас об ней доложит, и
оставил ее одну.
— Мадье де Монжо? — повторил он вдруг опять на всю залу, не давая более никаких объяснений, точно так же как давеча глупо повторял мне
у двери, надвигаясь на меня: Dolgorowky? Поляки вскочили с места, Ламберт выскочил из-за стола, бросился было к Андрееву, но,
оставив его, подскочил к полякам и принялся униженно извиняться перед ними.
На другой день, в обеденную пору бубенчики перестали позванивать, мы были
у подъезда Кетчера. Я велел его вызвать. Неделю тому назад, когда он меня
оставил во Владимире, о моем приезде не было даже предположения, а потому он так удивился, увидя меня, что сначала не сказал ни слова, а потом покатился со смеху, но вскоре принял озабоченный вид и повел меня к себе. Когда мы были в его комнате, он, тщательно запирая
дверь на ключ, спросил меня...
В своих мягких «ступнях» из козловой кожи Таисья ходила неслышными шагами, а дома разгуливала в одних чулках,
оставляя ступни, по старинному раскольничьему обычаю,
у дверей.
— Лиза! — позвала, отворив
дверь, Бертольди, — скажите, не
у вас ли я
оставила список вопросов?
Все было тихо, но Женни
оставила Райнера и, подойдя к
двери детской, отскочила в испуге: свеча ходенем заходила
у нее в руке.
— Полноте;
оставьте уж
у себя! — отозвался Белавин и хлопнул выходными
дверями.
Он рассказал, что еще в Петербурге «увлекся спервоначалу, просто по дружбе, как верный студент, хотя и не будучи студентом», и, не зная ничего, «ни в чем не повинный», разбрасывал разные бумажки на лестницах,
оставлял десятками
у дверей,
у звонков, засовывал вместо газет, в театр проносил, в шляпы совал, в карманы пропускал.
Очень неприятно видеть большие иконы для иконостасов и алтарных
дверей, когда они стоят
у стены без лица, рук и ног, — только одни ризы или латы и коротенькие рубашечки архангелов. От этих пестро расписанных досок веет мертвым; того, что должно оживить их, нет, но кажется, что оно уже было и чудесно исчезло,
оставив только свои тяжелые ризы.
Протопоп возвратился домой очень взволнованный и расстроенный. Так как он, по причине празднества, пробыл
у исправника довольно долго, то домоседка протопопица Наталья Николаевна, против своего всегдашнего обыкновения, не дождалась его и легла в постель,
оставив, однако,
дверь из своей спальни в зал, где спал муж, отпертою. Наталья Николаевна непременно хотела проснуться при возвращении мужа.
Старая барыня, ждавшая мужа, сама отперла
дверь. Она, как оказалось, мыла полы. Очки
у нее были вздернуты на лоб, на лице виднелся пот от усталости, и была она в одной рубашке и грязной юбке. Увидев пришедших, она
оставила работу и вышла, чтобы переодеться.
Она приехала в Парашино нарочно вечером,
оставила свою коляску
у околицы, а сама с горничной и лакеем, никем не узнанная (да ее мало и знали), прошла до господского двора и через задние ворота пробралась до самого флигеля, из которого неслись крик, песни и хохот, и твердою рукой отворила
дверь…
— Постой тут, Гаврик, — сказала девушка и,
оставив брата
у двери, прошла в комнату. Лунёв толкнул к ней табурет. Она села. Павел ушёл в магазин, Маша пугливо жалась в углу около печи, а Лунёв неподвижно стоял в двух шагах пред девушкой и всё не мог начать разговора.
Растаптывая пол тяжёлыми ударами ног, поручик, хлопнув
дверью, исчез,
оставив за собой тихий звон стекла висячей лампы и коротенький визг Полины. Яков встал на мягкие ноги, они сгибались, всё тело его дрожало, как озябшее; среди комнаты под лампой стояла Полина, рот
у неё был открыт, она хрипела, глядя на грязненькую бумажку в руке своей.
Здесь,
у запертой
двери, Марфа Андревна
оставляла ключницу, вооружив ее голиком на длинной палке, а сама зажигала
у лампады медный фонарик и обходила дом с другого конца.
Хозяин, увидев, куда полез он,
оставил свою суетливость и, принявши обыкновенное положение и надлежащий вес, поместился сызнова
у дверей, зазывая прохожих и указывая им одной рукой на лавку: «Сюда, батюшка, вот картины! зайдите, зайдите; с биржи получены».
— Сюжет ее очень прост, — сказал Печорин, не дожидаясь, и чтобы его просили, — здесь изображена женщина, которая
оставила и обманула любовника для того, чтобы удобнее обманывать богатого и глупого старика. В эту минуту она, кажется, что-то
у него выпрашивает и удерживает бешенство любовника ложными обещаниями. Когда она выманит искусственным поцелуем всё, что ей хочется, она сама откроет
дверь и будет хладнокровною свидетельницею убийства.
Наконец он не выдержал и ровно в час пополудни поскакал сам к Покрову. В номерах ему объявили, что Павел Павлович дома и не ночевал, а пришел лишь поутру в девятом часу, побыл всего четверть часика да и опять отправился. Вельчанинов стоял
у двери Павла Павловичева номера, слушал говорившую ему служанку и машинально вертел ручку запертой
двери и потягивал ее взад и вперед. Опомнившись, он плюнул,
оставил замок и попросил сводить его к Марье Сысоевне. Но та, услыхав о нем, и сама охотно вышла.
В несколько минут штабс-капитан оделся. В
дверь опять постучали. С ним была только фуражка. Шашку и пальто он
оставил внизу. Он был бледен, но совершенно спокоен, даже руки
у него не дрожали, когда он одевался, и все движения его были отчетливо-неторопливы и ловки. Застегивая последнюю пуговицу сюртука, он подошел к женщине и с такой страшной силой сжал ее руку выше кисти, в запястье, что
у нее лицо мгновенно побагровело от крови, хлынувшей в голову.
Елена. Я сейчас. (Вешает френч за
дверь.) Ты знаешь, еще новость. Сейчас неожиданно приехал мой кузен из Житомира, знаменитый Лариосик, Алексей
оставил его
у нас в библиотеке.
В Тамбинской пустыни настоятель, прекрасный хозяин, из купцов, принял просто и спокойно Сергия и поместил его в келье Иллариона, дав сначала ему келейника, а потом, по желанию Сергия,
оставив его одного. Келья была пещера, выкопанная в горе. В ней был и похоронен Илларион. В задней пещере был похоронен Илларион, в ближней была ниша для спанья, с соломенным матрацем, столик и полка с иконами и книгами.
У двери наружной, которая запиралась, была полка; на эту полку раз в день монах приносил пищу из монастыря.
Уходит. Николай садится на кресло и опускает голову. Людмила выносит из своей комнаты в одной руке бурнус и платок, в другой склянку одеколону; бурнус
оставляет на стуле
у двери, наливает одеколону на руку и примачивает голову Николаю.
Снова Толпенников ощутил прикосновение холодной, вялой руки и увидел согнутую, покачивающуюся спину патрона. Одним из адвокатов бросая отрывистые кивки, другим на ходу пожимая руки, Алексей Семенович большими ровными шагами прошел накуренную, грязную комнату и скрылся за
дверью, мелькнув потертым локтем не нового фрака, — а помощник все еще смотрел ему вслед и не знал, нужно ли догонять патрона, чтобы отдать ему бумаги, или уже
оставить их
у себя.
Призадумалась Дуня. Хотя и решилась она
оставить общество людей Божьих, но любопытство сильно подстрекало ее. Согласилась быть в сионской горнице и говорить с араратским гостем, но отказалась радеть и пророчествовать, сказала, что будет одета в обычное платье, а «белых риз» ни за что на свете не наденет и сядет не впереди, а
у входной
двери. Дозволяется же ведь это больным и недужным.
Через три часа после мщения я был
у дверей ее квартиры. Кинжал, друг смерти, помог мне по трупам добраться до ее
дверей. Я стал прислушиваться. Она не спала. Она мечтала. Я слушал. Она молчала. Молчание длилось часа четыре. Четыре часа для влюбленного — четыре девятнадцатых столетия! Наконец она позвала горничную. Горничная прошла мимо меня. Я демонически взглянул на нее. Она уловила мой взгляд. Рассудок
оставил ее. Я убил ее. Лучше умереть, чем жить без рассудка.
За порогом
двери,
у которой мы
оставили Глафиру Васильевну Бодростину, не жил ни чародей, ни волхв, ни заклинатель, а была квартира брата ее, Григория Васильевича, или Грегуара.
Мужик что-то ответил, но Почешихин и Оптимов ничего не расслышали.
У всех лавочных
дверей показались сонные приказчики. Штукатуры, мазавшие лабаз купца Фертикулина,
оставили свои лестницы и присоединились к фабричным. Пожарный, описывавший босыми ногами круги на каланче, остановился и, поглядев немного, спустился вниз. Каланча осиротела. Это показалось подозрительным.
С мыслью, не придет ли еще беглец искать
у него убежища, он приказал дворчанам своим лечь спать (второпях забыл сказать, чтобы привязали собаку), а сам отворил калитку с улицы и
оставил незапертыми
двери в сенях.
«Зачем ей делать это? Какую пользу принесет ей этот скандал?
У нее много завистников, которые готовы перетолковать все не в ее пользу и охотно поверят ему, что она сама дала ключ от калитки и
оставила дверь в сад отпертой. Нет, это не то! Просто ей самой приятно провести с ним часок-другой наедине, ей льстит его восторженное ей поклонение, несмотря на то что он знает все… Наконец, его страсть к ней так велика, что должна быть заразительна».
Правила были следующие: 1)
оставить все чины вне
дверей, равномерно как и шляпы, а наипаче шпаги; 2) местничество и спесь
оставить тоже
у дверей; 3) быть веселым, однако ничего не портить, не ломать, не грызть; 4) садиться, стоять, ходить, как заблагорассудится, не смотря ни на кого; 5) говорить умеренно и не очень громко, дабы
у прочих головы не заболели; 6) спорить без сердца и горячности; 7) не вздыхать и не зевать; 8) во всяких затеях другим не препятствовать; 9) кушать сладко и вкусно, а пить с умеренностью, дабы всякий мог найти свои ноги для выхода из
дверей; 10) сору из избы не выносить, а что войдет в одно ухо, то бы вышло в другое прежде, нежели выступит из
дверей.
Слава о почти чудодейственном лечении матери Агнии облетела всю Москву и ежедневно множество недужных приходили искать
у нее облегчения, не
оставляя, конечно, труда целительницы без посильного вознаграждения. Последнего, впрочем, мать Агния не брала лично. Деньги больными опускались в прибитую
у дверей кельи кружку, а из нее, по желанию самой Агнии, поступали в общие монастырские суммы. В общую монастырскую кладовую отправлялись и приношения натурою: крупа, мука, масло, рыба и прочее.
Потихоньку отняв грудь, Наташа покачала его, передала няне и пошла быстрыми шагами в
дверь. Но
у двери она остановилась, как бы почувствовав упрек совести за то, что обрадовавшись, слишком скоро
оставила ребенка, и оглянулась. Няня, подняв локти, переносила ребенка за перильца кроватки.
В
дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю,
оставил у швейцара.