Неточные совпадения
Стародум. Детям?
Оставлять богатство детям? В голове нет. Умны будут — без него обойдутся; а глупому сыну не в помощь богатство. Видал я молодцов в золотых кафтанах, да с свинцовой головою. Нет, мой друг! Наличные
деньги — не наличные достоинства. Золотой болван — все болван.
«Если я сказал
оставить мужа, то это значит соединиться со мной. Готов ли я на это? Как я увезу ее теперь, когда у меня нет
денег? Положим, это я мог бы устроить… Но как я увезу ее, когда я на службе? Если я сказал это, то надо быть готовым на это, то есть иметь
деньги и выйти в отставку».
— А на эти
деньги он бы накупил скота или землицу купил бы за бесценок и мужикам роздал бы внаймы, — с улыбкой докончил Левин, очевидно не раз уже сталкивавшийся с подобными расчетами. — И он составит себе состояние. А вы и я — только дай Бог нам свое удержать и детям
оставить.
Десять лет скитальческой жизни
оставили в его руках очень немного
денег.
Кроме того, он положительно уведомил меня, что Марфа Петровна, за неделю до смерти, успела
оставить тебе, Дуня, по завещанию три тысячи рублей, и
деньги эти ты можешь теперь получить в самом скором времени.
—
Оставь, я сам… — проговорил тот, взял перо и расписался в книге. Артельщик выложил
деньги и удалился.
— Ну да, недавно приехал, жены лишился, человек поведения забубенного, и вдруг застрелился, и так скандально, что представить нельзя…
оставил в своей записной книжке несколько слов, что он умирает в здравом рассудке и просит никого не винить в его смерти. Этот
деньги, говорят, имел. Вы как же изволите знать?
— Ну вот хоть бы этот чиновник! — подхватил Разумихин, — ну, не сумасшедший ли был ты у чиновника? Последние
деньги на похороны вдове отдал! Ну, захотел помочь — дай пятнадцать, дай двадцать, ну да хоть три целковых себе
оставь, а то все двадцать пять так и отвалил!
Правда, он и не рассчитывал на вещи; он думал, что будут одни только
деньги, а потому и не приготовил заранее места, — «но теперь-то, теперь чему я рад? — думал он. — Разве так прячут? Подлинно разум меня
оставляет!» В изнеможении сел он на диван, и тотчас же нестерпимый озноб снова затряс его. Машинально потащил он лежавшее подле, на стуле, бывшее его студенческое зимнее пальто, теплое, но уже почти в лохмотьях, накрылся им, и сон и бред опять разом охватили его. Он забылся.
Их родственники и родственницы, приезжавшие в город,
оставляли, по указанию их, в руках Сони вещи для них и даже
деньги.
— Ужас, ужас! Ну, конечно, с таким человеком, как Фома Фомич, приятно служить: без наград не
оставляет; кто и ничего не делает, и тех не забудет. Как вышел срок — за отличие, так и представляет; кому не вышел срок к чину, к кресту, —
деньги выхлопочет…
Старик,
оставь пустые бредни:
Сегодня покидая свет,
Питайся мыслию суровой.
Шутить не время. Дай ответ,
Когда не хочешь пытки новой:
Где спрятал
деньги?
— Неужели! Этот сахарный маркиз! Кажется, я ему
оставил кое-какие сувениры: ночью будил не раз, окна отворял у него в спальне. Он все, видите, нездоров, а как приехал сюда, лет сорок назад, никто не помнит, чтоб он был болен.
Деньги, что занял у него, не отдам никогда. Что же ему еще? А хвалит!
Безногому старику Силычу
оставила рубль медными
деньгами, которые тот жадно подобрал, когда Викентьев, с грохотом и хохотом, выворачивая карманы, выбросил их на лавку.
— Я долго думала, почему вам вздумалось
оставить у меня вчера
деньги…
— И прекрасно, — перебила Татьяна Павловна, — и я тоже ей сто раз повторяла. Ведь он умрет же до брака-то — все равно не женится, а если
деньги оставит ей в завещании, Анне-то, так ведь они же и без того уже вписаны туда и оставлены…
Всего хуже, что я забыл даже
оставить ей тогда
денег.
Я написал кому следует, через кого следует в Петербург, чтобы меня окончательно
оставили в покое,
денег на содержание мое больше не присылали и, если возможно, чтоб забыли меня вовсе (то есть, разумеется, в случае, если меня сколько-нибудь помнили), и, наконец, что в университет я «ни за что» не поступлю.
Пока я писал в лесу и осторожно обходил болота, товарищи мои, подождав меня на станке, уехали вперед,
оставив мне чаю, сахару, даже мяса, и увезли с тюками мою постель, белье и
деньги.
— Не трогаю я вас, вы и
оставьте меня. Ведь я не трогаю, — повторила она несколько раз, потом совсем замолчала. Оживилась она немного только тогда, когда Картинкина и Бочкову увели, и сторож принес ей три рубля
денег.
Теперь же он решил, что, хотя ему предстоит поездка в Сибирь и сложное и трудное отношение с миром острогов, для которого необходимы
деньги, он всё-таки не может
оставить дело в прежнем положении, а должен, в ущерб себе, изменить его.
— Ребеночка, батюшка мой, я тогда хорошо обдумала. Она дюже трудна была, не чаяла ей подняться. Я и окрестила мальчика, как должно, и в воспитательный представила. Ну, ангельскую душку что ж томить, когда мать помирает. Другие так делают, что
оставят младенца, не кормят, — он и сгаснет; но я думаю: что ж так, лучше потружусь, пошлю в воспитательный.
Деньги были, ну и свезли.
В Кузминском же дело оставалось еще так, как он сам устроил его, т. е. что
деньги за землю должен был получать он, но нужно было установить сроки и определить, сколько брать из этих
денег для жизни и сколько
оставить в пользу крестьян.
Петр Александрович Миусов, человек насчет
денег и буржуазной честности весьма щекотливый, раз, впоследствии, приглядевшись к Алексею, произнес о нем следующий афоризм: «Вот, может быть, единственный человек в мире, которого
оставьте вы вдруг одного и без
денег на площади незнакомого в миллион жителей города, и он ни за что не погибнет и не умрет с голоду и холоду, потому что его мигом накормят, мигом пристроят, а если не пристроят, то он сам мигом пристроится, и это не будет стоить ему никаких усилий и никакого унижения, а пристроившему никакой тягости, а, может быть, напротив, почтут за удовольствие».
И вот давеча утром, на телеге, его озарила самая яркая мысль: «Да если уж она так не хочет, чтоб я женился на Катерине Ивановне, и не хочет до такой степени (он знал, что почти до истерики), то почему бы ей отказать мне теперь в этих трех тысячах, именно для того, чтоб я на эти
деньги мог,
оставив Катю, укатить навеки отсюдова?
Вот Иван-то этого самого и боится и сторожит меня, чтоб я не женился, а для того наталкивает Митьку, чтобы тот на Грушке женился: таким образом хочет и меня от Грушки уберечь (будто бы я ему
денег оставлю, если на Грушке не женюсь!), а с другой стороны, если Митька на Грушке женится, так Иван его невесту богатую себе возьмет, вот у него расчет какой!
«Ну, а обложка
денег, а разорванный на полу пакет?» Давеча, когда обвинитель, говоря об этом пакете, изложил чрезвычайно тонкое соображение свое о том, что
оставить его на полу мог именно вор непривычный, именно такой, как Карамазов, а совсем уже не Смердяков, который бы ни за что не
оставил на себя такую улику, — давеча, господа присяжные, я, слушая, вдруг почувствовал, что слышу что-то чрезвычайно знакомое.
Тут же
оставил у меня
деньги, почти десять тысяч, — вот те самые, про которые прокурор, узнав от кого-то, что он посылал их менять, упомянул в своей речи.
— Без сомнения.
Оставим это, — отрезала она. — Слушайте: я с вами туда на похороны идти теперь не могу. Я послала им на гробик цветов.
Деньги еще есть у них, кажется. Если надо будет, скажите, что в будущем я никогда их не
оставлю… Ну, теперь
оставьте меня,
оставьте, пожалуйста. Вы уж туда опоздали, к поздней обедне звонят…
Оставьте меня, пожалуйста!
И вот, захватив пакет, которого он прежде никогда не видал, он и рвет обложку, чтоб удостовериться, есть ли
деньги, затем бежит с
деньгами в кармане, даже и подумать забыв, что
оставляет на полу колоссальнейшее на себя обвинение в виде разорванной обложки.
Затем с адским и с преступнейшим расчетом устроил так, чтобы подумали на слуг: не побрезгал взять ее кошелек, отворил ключами, которые вынул из-под подушки, ее комод и захватил из него некоторые вещи, именно так, как бы сделал невежа слуга, то есть ценные бумаги
оставил, а взял одни
деньги, взял несколько золотых вещей покрупнее, а драгоценнейшими в десять раз, но малыми вещами пренебрег.
В избе Аннушки не было; она уже успела прийти и
оставить кузов с грибами. Ерофей приладил новую ось, подвергнув ее сперва строгой и несправедливой оценке; а через час я выехал,
оставив Касьяну немного
денег, которые он сперва было не принял, но потом, подумав и подержав их на ладони, положил за пазуху. В течение этого часа он не произнес почти ни одного слова; он по-прежнему стоял, прислонясь к воротам, не отвечал на укоризны моего кучера и весьма холодно простился со мной.
Через несколько минут вошла Марья Алексевна. Дмитрий Сергеич поиграл с нею в преферанс вдвоем, сначала выигрывал, потом дал отыграться, даже проиграл 35 копеек, — это в первый раз снабдил он ее торжеством и, уходя,
оставил ее очень довольною, — не
деньгами, а собственно торжеством: есть чисто идеальные радости у самых погрязших в материализме сердец, чем и доказывается, что материалистическое объяснение жизни неудовлетворительно.
Зачем я эти
деньги не
оставила у себя, и какая охота была мне заводить мастерскую, если не брать от нее дохода?
Отец выпивал, но только когда приходилась нужда невтерпеж, — это реальное горе, или когда доход был порядочный; тут он отдавал матери все
деньги и говорил: «ну, матушка, теперь, слава богу, на два месяца нужды не увидишь; а я себе полтинничек
оставил, на радости выпью» — это реальная радость.
Теперь, совсем напротив, сирота вовсе не бедная невеста, княгиня собирается ее выдать, как родную дочь, дает одними
деньгами сто тысяч рублей и
оставляет, сверх того, какое-то наследство.
Артистический период
оставляет на дне души одну страсть — жажду
денег, и ей жертвуется вся будущая жизнь, других интересов нет; практические люди эти смеются над общими вопросами, презирают женщин (следствие многочисленных побед над побежденными по ремеслу).
А это что уж такое: без
денег оставил молодых!
Когда Нику было лет пятнадцать, Карл Иванович завел было лавку, но, не имея ни товара, ни покупщиков и растратив кой-как сколоченные
деньги на эту полезную торговлю, он ее
оставил с почетным титулом «ревельского негоцианта».
Дело пошло в сенат. Сенат решил, к общему удивлению, довольно близко к здравому смыслу. Наломанный камень
оставить помещику, считая ему его в вознаграждение за помятые поля.
Деньги, истраченные казной на ломку и работу, до ста тысяч ассигнациями, взыскать с подписавших контракт о работах. Подписавшиеся были: князь Голицын, Филарет и Кушников. Разумеется — крик, шум. Дело довели до государя.
Он приходил в раздевальню «дворянского» отделения, сидел в ней часа два, принимал от приказчика выручку и клал ее в несгораемый шкаф. Затем звал цирюльника. Он ежедневно брился — благо даром, не платить же своему
деньги, а в одиннадцать часов аккуратно являлся брат Федор, забирал из шкафа пачки
денег,
оставляя серебро брату, — и уходил.
Мы почему-то думали, что мать Антося приехала в Гарный Луг в карете, что время родов застигла ее у Гапкиной хаты, что ее высадили какие-то таинственные господа, которые затем увезли ее дальше,
оставив Гапке Антося,
денег на его содержание и разные обещания.
— Закон Шахме не велит… Карта гулял,
деньга платил, а водка тебе
оставлял.
— Однако деньги-то за заложенную фабрику вы
оставили себе?
Он умел делать фокусы с картами,
деньгами, кричал больше всех детей и почти ничем не отличался от них. Однажды дети, играя с ним в карты,
оставили его «дураком» несколько раз кряду, — он очень опечалился, обиженно надул губы и бросил игру, а потом жаловался мне, шмыгая носом...
— А ты откуда узнал, что он два с половиной миллиона чистого капиталу
оставил? — перебил черномазый, не удостоивая и в этот раз взглянуть на чиновника. — Ишь ведь! (мигнул он на него князю) и что только им от этого толку, что они прихвостнями тотчас же лезут? А это правда, что вот родитель мой помер, а я из Пскова через месяц чуть не без сапог домой еду. Ни брат подлец, ни мать ни
денег, ни уведомления, — ничего не прислали! Как собаке! В горячке в Пскове весь месяц пролежал.
Стали мы наконец выходить из комнаты, я дверь нарочно отпертою и
оставляю; он таки поколебался, хотел что-то сказать, вероятно, за бумажник с такими
деньгами испугался, но ужасно вдруг рассердился и ничего не сказал-с; двух шагов по улице не прошли, он меня бросил и ушел в другую сторону.
До поры до времени он припрятывал товар у матери, а у себя
оставлял только
деньги.
Опять я в Москве, любезнейший Пушкин, действую снова в суде. —
Деньги твои возвращаю: Вяземская их не берет, я у себя
оставить не могу; она говорит, что получит их от одесского приятеля, я говорю, что они мне не следуют. Приими их обратно, — я никак благоразумнее не умею поступить с ними.
Пансион был распущен,
деньги собраны, Марья Михайловна съездила с сыном в Москву поклониться русским святыням, и Райнеры
оставили Россию.