Неточные совпадения
Он был похож на приказчика из хорошего магазина галантереи, на человека, который с утра до вечера любезно улыбается барышням и дамам; имел самодовольно глупое лицо здорового парня; такие лица, без
особых примет, настолько обычны, что не остаются в
памяти. В голубоватых глазах — избыток ласковости, и это увеличивало его сходство с приказчиком.
Я запомнил только, что эта бедная девушка была недурна собой, лет двадцати, но худа и болезненного вида, рыжеватая и с лица как бы несколько похожая на мою сестру; эта черта мне мелькнула и уцелела в моей
памяти; только Лиза никогда не бывала и, уж конечно, никогда и не могла быть в таком гневном исступлении, в котором стояла передо мной эта
особа: губы ее были белы, светло-серые глаза сверкали, она вся дрожала от негодования.
Из таковых особенно сохранялась
память о дожившем до ста пяти лет старце Иове, знаменитом подвижнике, великом постнике и молчальнике, преставившемся уже давно, еще в десятых годах нынешнего столетия, и могилу которого с
особым и чрезвычайным уважением показывали всем впервые прибывающим богомольцам, таинственно упоминая при сем о некиих великих надеждах.
Да еще оставил после себя Петр Кирилыч на
память потомству
особый способ резать расстегаи.
Следуя сему достохвальному обычаю и по
особой верности нашего усопшего брата, Егора Егорыча Марфина, коего
память мы чтим и коего потерю оплакиваем, собрались мы в священный наш храм.
Никто не прерывал его речи; всем она захватила дыханье. Царь слушал, наклонясь вперед, бледный, с пылающими очами, с пеною у рта. Судорожно сжимал он ручки кресел и, казалось, боялся проронить единое слово Морозова и каждое врезывал в
памяти, чтобы за каждое заплатить ему
особою мукой.
Хотя был он ребенком, как и все, но того
особого чувства покоя, безгрешности и веселой бодрости, которое связано с началом жизни, не хранила его
память.
Как? после того, как Петруся, по внушению домашних лакеев, располагал было,"любопытства ради", проходиться на вечерницы и домине Галушкинский удержал, не пустил и изрек предлинное увещание, что таковая забава
особам из шляхетства неудобоприлична, а кольми паче людям, вдавшимся в науки, и что таковая забава тупит ум и истребляет
память… после всего этого"сам он изволит швандять (так выражался брат), а мы сидим дома, как мальчики, как дети, не понимающие ничего?
Потом
память нужна
особая: на какой стол подаешь, что на кухне заказано, сколько марок за буфет надо отдать, а когда счет потребовали, надо все сразу вспомнить. Перепутаешь — сердятся.
Двух стариц в
особой кибитке везла за собой Фелицата: маленькую юркую мать Фелониду, суетливую, живую старушку с необычной
памятью.
Он вспомнил, как после смерти названого отца своего, Ивана Прокофьева, служил панихиду, заказал ее так, чтобы только почтить
память его, без
особой веры, и зарыдал при первом минорном возгласе дьякона: «Господу помолимся».
Это первое путешествие на своих (отец выслал за мною тарантас с тройкой), остановки, дорожные встречи, леса и поля, житье-бытье крестьян разных местностей по целым трем губерниям; а потом старинная усадьба, наши мужики с
особым тамбовским говором, соседи, их нравы, долгие рассказы отца, его наблюдательность и юмор — все это залегало в
память и впоследствии сказалось в том, с чем я выступил уже как писатель, решивший вопрос своего „призвания“.
«Левая» литература устроила свое
особое, без разрешения власти, чествование
памяти Пушкина, — очень далеко от центра, в конце Крестовского острова, в помещении речного яхт-клуба.
В «Бахчисарайском фонтане», — как евнух смотрит на купающихся ханских жен и ходит по их спальням. Потом еще — примечание на первой странице «Дубровского», что у Троекурова в
особом флигеле содержался гарем из крепостных девушек. И у каждого писателя были такие тайно отмеченные в
памяти места.
Все напевы, все слова конца всенощной я помню до сих пор, они и теперь полны для меня очарованием прелестной девушки-подростка с червонно-золотою косою. И когда я теперь хочу воскресить в
памяти то блаженное время, я иду ко всенощной. Каждая песня вызывает свое
особое настроение.
После, по
особому к одному из нас доверию, он открыл, что дедушка его «вдвойне началил», то есть призвал к сему деланию еще другого, случившегося тут благоверного христианина, и оба имели в руках концы веревки, «свитые во двое», и держали их «оборучь». И началили Гиезия в угле в сенях, уложив «мордою в войлок, даже до той совершенной степени, что у него от визгу рот трубкой закостенел и он всей
памяти лишился».
Все эти события, описанные нами в предыдущих главах, проносились в уме ехавшего прямо с Кавказа в Грузино Михаила Андреевича Шумского и восставали в его
памяти с
особой рельефностью, когда это чудесное село уже открылось перед ним.
Предание старожилов к этому прибавляет, что в
память благодарственного молебна, по
особому случаю петого Елизавете Петровне в этом храме, его глава, по ее повелению, увенчана императорской короной, которая и доныне украшает купол.
На портрете была изображена красивая полная шатенка, с необычайно добрым выражением карих глаз, и с чуть заметными складочками у красивых губ, указывающих на сильную волю — это была покойная мать Николая Павловича Зарудина, умершая, когда он еще был в корпусе, но
память о которой была жива в его душе, и он с
особою ясностью именно теперь припомнил ее мягкий грудной голос, похожий на голос Талечки, и ее нежную, теплую, ласкающую руку.
Этот вопрос восстал перед ним во всей его грозной неразрешимости. Он стоял, опираясь рукой на стол, в глубокой задумчивости. На
память ему пришла «власть имущая в Москве
особа».