Неточные совпадения
И он женился тоже преимущественно потому, что, отказавшись, он
оскорбил бы, сделал бы больно и желавшей этого брака невесте и тем, кто устраивал этот брак, и потому, что женитьба на молодой, миловидной, знатной
девушке льстила его самолюбию и доставляла удовольствие.
Я имею к вам поручение: этот самый мой брат, этот Дмитрий,
оскорбил и свою невесту, благороднейшую
девушку, и о которой вы, верно, слышали.
Как должны
оскорблять бедную
девушку, выставленную всенародно в качестве невесты, все эти битые приветствия, тертые пошлости, тупые намеки… ни одно деликатное чувство не пощажено, роскошь брачного ложа, прелесть ночной одежды выставлены не только на удивление гостям, но всем праздношатающимся.
Пока она соображала, какой бы назначить день, Лаврецкий подошел к Лизе и, все еще взволнованный, украдкой шепнул ей: «Спасибо, вы добрая
девушка; я виноват…» И ее бледное лицо заалелось веселой и стыдливой улыбкой; глаза ее тоже улыбнулись, — она до того мгновенья боялась, не
оскорбила ли она его.
Райнера нимало не
оскорбили эти обидные слова: сердце его было полно жалости к несчастной
девушке и презрения к людям, желавшим сунуть ее куда попало для того только, чтобы спустить с глаз.
вызвали отвратительную беседу о
девушках, — это
оскорбило меня до бешенства, и я ударил солдата Ермохина кастрюлей по голове. Сидоров и другие денщики вырвали меня из неловких рук его, но с той поры я не решался бегать по офицерским кухням.
Каждый день я все с бо́льшим удивлением находил, что Олеся — эта выросшая среди леса, не умеющая даже читать
девушка — во многих случаях жизни проявляет чуткую деликатность и особенный, врожденный такт. В любви — в прямом, грубом ее смысле — всегда есть ужасные стороны, составляющие мучение и стыд для нервных, художественных натур. Но Олеся умела избегать их с такой наивной целомудренностью, что ни разу ни одно дурное сравнение, ни один циничный момент не
оскорбили нашей связи.
Жесткая и отчасти надменная натура Негрова, часто вовсе без намерения, глубоко
оскорбляла ее, а потом он
оскорблял ее и с намерением, но вовсе не понимая, как важно влияние иного слова на душу, более нежную, нежели у его управителя, и как надобно было быть осторожным ему с беззащитной
девушкой, дочерью и не дочерью, живущей у него по праву и по благодеянию.
— Как чужие? Ведь Анна Петровна — моя сестра, родная сестра. Положим, мы видимся очень редко, но все-таки сестра… У вас нет сестры-девушки? О, это очень ответственный пост… Она делает глупость, — я это сказала ей в глаза. Да… Она вас
оскорбила давеча совершенно напрасно, — я ей это тоже высказала. Вы согласны? Ну, значит, вам нужно идти к ней и извиниться.
— Опять, опять! — воскликнул Вадим. — Послушай, если хочешь чего-нибудь добиться от меня, то не намекай о моем безобразии: я завистлив, я зол, я всё, что ты хочешь… но пощади меня. — Он закрыл лицо обеими руками. — Ей стало жалко: этот человек, одаренный величайшим самолюбием, просил у нее, слабой
девушки, у нее, еще более, чем он, беззащитной, сожаления — или нет… меньше… он просил, чтоб она его не
оскорбляла.
Как легко ему
оскорбить, обидеть бедную, беззащитную
девушку, которая тем и виновата, что любит его!
Потом, когда уставщик коммуны однажды неосторожно
оскорбил эту
девушку, явясь в ее комнату в костюме, в котором та не привыкла видеть мужчин, живучи в доме своего отца, — она заподозрила, что в коммуне идет дело не об усиленном труде сообща, и, восстав против нравов коммуны, не захотела более жить в ней.
Кроме того, она, как мы знаем, была влюблена, еще в
девушках, в того же счастливца — Бахтиарова, который так жестоко
оскорбил ее самолюбие своим невниманием.
«Да моя, — говорит, — Даша — честная
девушка; ее общество вас
оскорблять не может», — а сама будто, показалось мне, как улыбается.
Иннокентиев. (Так и остается с альбомом, который держит на обеих ладонях, подобно тому, как в процессиях носят регалии). Что это за сцена, невольным свидетелем которой я сделался? Платон Алексеич, неужели вы могли
оскорбить невинную
девушку непристойными посягновениями?
«Подлость какая! — чуть не вскричал он вслух. Ограбить
девушку,
оскорблять ее заочно, ни за что ни про что, ее возненавидеть, да еще полезть резать ей горло ножом сонной, у себя в доме!..»
Чутким сердцем влюбленного граф угадывал это и понимал, что его любовь к ней почти безнадежна. Только чудо может заставить ее заплатить ему взаимностью. Он
оскорбил ее явно выраженным желанием сделать своей любовницей, а не женой, и гордая
девушка никогда не простит ему этого.
Молодая
девушка чувствовала, как вся кровь приливала ей в голову при этой мысли. Она была самозванка, она была сообщница убийцы, но она была женщина, и это
оскорбляло ее как женщину.