Неточные совпадения
Он слушал ее молча,
опустив голову
на руки; но только я во все время не заметил ни одной слезы
на ресницах его: в самом ли
деле он не мог плакать, или владел собою — не знаю; что до меня, то я ничего жальче этого не видывал.
Траги-нервических явлений,
Девичьих обмороков, слез
Давно терпеть не мог Евгений:
Довольно их он перенес.
Чудак, попав
на пир огромный,
Уж был сердит. Но,
девы томной
Заметя трепетный порыв,
С досады взоры
опустив,
Надулся он и, негодуя,
Поклялся Ленского взбесить
И уж порядком отомстить.
Теперь, заране торжествуя,
Он стал чертить в душе своей
Карикатуры всех гостей.
И она
опустила тут же свою руку, положила хлеб
на блюдо и, как покорный ребенок, смотрела ему в очи. И пусть бы выразило чье-нибудь слово… но не властны выразить ни резец, ни кисть, ни высоко-могучее слово того, что видится иной раз во взорах
девы, ниже́ того умиленного чувства, которым объемлется глядящий в такие взоры
девы.
Я был уверен, что купить для нее новую книгу вместо старой было не пустое и не излишнее
дело, и это именно так и было: когда я
опустил руку в карман, рубль был снова
на своем месте.
Штабс-капитан замахал наконец руками: «Несите, дескать, куда хотите!» Дети подняли гроб, но, пронося мимо матери, остановились пред ней
на минутку и
опустили его, чтоб она могла с Илюшей проститься. Но увидав вдруг это дорогое личико вблизи,
на которое все три
дня смотрела лишь с некоторого расстояния, она вдруг вся затряслась и начала истерически дергать над гробом своею седою головой взад и вперед.
Сегодня я заметил, что он весь
день был как-то особенно рассеян. Иногда он садился в стороне и о чем-то напряженно думал. Он
опускал руки и смотрел куда-то вдаль.
На вопрос, не болен ли он, старик отрицательно качал головой, хватался за топор и, видимо, всячески старался отогнать от себя какие-то тяжелые мысли.
Только Федор Глинка и супруга его Евдокия, писавшая «о млеке пречистой
девы», сидели обыкновенно рядышком
на первом плане и скромно
опускали глаза, когда Шевырев особенно неумеренно хвалил православную церковь.
Старик, исхудалый и почернелый, лежал в мундире
на столе, насупив брови, будто сердился
на меня; мы положили его в гроб, а через два
дня опустили в могилу. С похорон мы воротились в дом покойника; дети в черных платьицах, обшитых плерезами, жались в углу, больше удивленные и испуганные, чем огорченные; они шептались между собой и ходили
на цыпочках. Не говоря ни одного слова, сидела Р., положив голову
на руку, как будто что-то обдумывая.
И вот в жаркий июльский
день мы подняли против дома Малюшина, близ Самотеки, железную решетку спускного колодца,
опустили туда лестницу. Никто не обратил внимания
на нашу операцию — сделано было все очень скоро: подняли решетку,
опустили лестницу. Из отверстия валил зловонный пар. Федя-водопроводчик полез первый; отверстие, сырое и грязное, было узко, лестница стояла отвесно, спина шаркала о стену. Послышалось хлюпанье воды и голос, как из склепа...
Я тоже начал зарабатывать деньги: по праздникам, рано утром, брал мешок и отправлялся по дворам, по улицам собирать говяжьи кости, тряпки, бумагу, гвозди. Пуд тряпок и бумаги ветошники покупали по двугривенному, железо — тоже, пуд костей по гривеннику, по восемь копеек. Занимался я этим
делом и в будни после школы, продавая каждую субботу разных товаров копеек
на тридцать,
на полтинник, а при удаче и больше. Бабушка брала у меня деньги, торопливо совала их в карман юбки и похваливала меня,
опустив глаза...
Второй оттиск в памяти моей — дождливый
день, пустынный угол кладбища; я стою
на скользком бугре липкой земли и смотрю в яму, куда
опустили гроб отца;
на дне ямы много воды и есть лягушки, — две уже взобрались
на желтую крышку гроба.
И старый солдат все ниже
опускал голову. Вот и он сделал свое
дело, и он недаром прожил
на свете, ему говорили об этом полные силы властные звуки, стоявшие в зале, царившие над толпой…………………………….……………………………………………………………………………….
С этого разговора песни Наташки полились каждый вечер, а
днем она то и
дело попадала Груздеву
на глаза. Встретится, глаза
опустит и даже покраснеет. Сейчас видно, что очестливая девка, не халда какая-нибудь. Раз вечерком Груздев сказал Артему, чтобы он позвал Наташку к нему в балаган: надо же ее хоть чаем напоить, а то что девка задарма горло дерет?
— Ихнее
дело, матушка, Анфиса Егоровна, — кротко ответила Таисья,
опуская глаза. — Не нам судить ихние скитские
дела… Да и деваться Аграфене некуда, а там все-таки исправу примет. За свой грех-то муку получать… И сама бы я ее свезла, да никак обернуться нельзя: первое
дело, брательники
на меня накинутся, а второе — ущитить надо снох ихних. Как даве принялись их полоскать — одна страсть… Не знаю, застану их живыми аль нет. Бабенок-то тоже надо пожалеть…
Нюрочка в первую минуту смутилась и посмотрела
на Аглаиду злыми глазами, а потом бросилась к ней
на шею и громко зарыдала. Когда Аглаида узнала, в чем
дело, она
опустила глаза и сказала...
Они нас убивают десятками и сотнями, — это дает мне право поднять руку и
опустить ее
на одну из вражьих голов,
на врага, который ближе других подошел ко мне и вреднее других для
дела моей жизни.
И княжна невольно
опускает на грудь свою голову. «И как хорош, как светел божий мир! — продолжает тот же голос. — Что за живительная сила разлита всюду, что за звуки, что за звуки носятся в воздухе!.. Отчего так вдруг бодро и свежо делается во всем организме, а со
дна души незаметно встают все ее радости, все ее светлые, лучшие побуждения!»
При этих неожиданных словах Александр встряхнул головой, как будто его ранили, и устремил полный упрека взгляд
на тетку. Она тоже не ожидала такого крутого приступа к
делу и сначала
опустила голову
на работу, потом также с упреком поглядела
на мужа; но он был под двойной эгидою пищеварения и дремоты и оттого не почувствовал рикошета этих взглядов.
На третий,
на четвертый
день то же. А надежда все влекла ее
на берег: чуть вдали покажется лодка или мелькнут по берегу две человеческие тени, она затрепещет и изнеможет под бременем радостного ожидания. Но когда увидит, что в лодке не они, что тени не их, она
опустит уныло голову
на грудь, отчаяние сильнее наляжет
на душу… Через минуту опять коварная надежда шепчет ей утешительный предлог промедления — и сердце опять забьется ожиданием. А Александр медлил, как будто нарочно.
Положив к этим билетам расписку Екатерины Петровны, управляющий
опустил верхнее
дно на прежнее место, а затем, снова уложив в сундук свое платье, запер его с прежним как бы тоскующим звоном замка, который словно давал знать, что под ним таится что-то очень нехорошее и недоброе!
Через три
дня у Арины Петровны все было уже готово к отъезду. Отстояли обедню, отпели и схоронили Павла Владимирыча.
На похоронах все произошло точно так, как представляла себе Арина Петровна в то утро, как Иудушке приехать в Дубровино. Именно так крикнул Иудушка: «Прощай, брат!» — когда
опускали гроб в могилу, именно так же обратился он вслед за тем к Улитушке и торопливо сказал...
— Проценту три копейки, будет десять копеек, — отрывисто и дрожащим голосом продолжал жидок,
опуская руку в карман за деньгами и боязливо поглядывая
на арестантов. Он и трусил-то ужасно, и дело-то ему хотелось обделать.
Вот кончен он; встают рядами,
Смешались шумными толпами,
И все глядят
на молодых:
Невеста очи
опустила,
Как будто сердцем приуныла,
И светел радостный жених.
Но тень объемлет всю природу,
Уж близко к полночи глухой;
Бояре, задремав от меду,
С поклоном убрались домой.
Жених в восторге, в упоенье:
Ласкает он в воображенье
Стыдливой
девы красоту;
Но с тайным, грустным умиленьем
Великий князь благословеньем
Дарует юную чету.
— Тебя бы не отпустить, а в воду
опустить дня на три, чтоб из тебя дурь вымокла, — вставил повар.
На другой
день она снова явилась, а за нею, точно
на верёвке,
опустив голову, согнувшись, шёл чахоточный певчий. Смуглая кожа его лица, перерезанная уродливым глубоким шрамом, дрожала, губы искривились, тёмные, слепо прикрытые глаза бегали по комнате, минуя хозяина, он встал, не доходя до окна, как межевой столб в поле, и завертел фуражку в руках так быстро, что нельзя было разобрать ни цвета, ни формы её.
С этого
дня Ключарёв стал равнодушно водить Матвея по всем вязким мытарствам окуровской жизни, спокойно брал у него деньги, получив, пренебрежительно рассматривал их
на свет или подкидывал
на ладони и затем
опускал в карман.
Видя, что я решительно встал, Гез
опустил смычок и пожелал приятно провести
день — несколько насмешливым тоном,
на который теперь я уже не обращал внимания. И я сам хотел быть один, чтобы подумать о происшедшем.
При этом Гришка, грозивший в самую эту минуту выбросить старика из саней, притих, как будто мгновенно
опустили его
на самое
дно Оки.
— Батюшка, отец ты наш, послушай-ка, что я скажу тебе, — подхватывала старушка, отодвигаясь, однако ж, в сторону и
опуская руку
на закраину печи, чтобы в случае надобности успешнее скрыться с глаз мужа, — послушай нас… добро затрудил себя!.. Шуточное
дело, с утра до вечера маешься; что мудреного… не я одна говорю…
Беседа Варламова с верховым и взмах нагайкой, по-видимому, произвели
на весь обоз удручающее впечатление. У всех были серьезные лица. Верховой, обескураженный гневом сильного человека, без шапки,
опустив поводья, стоял у переднего воза, молчал и как будто не верил, что для него так худо начался
день.
Опуская в колодец свое ведро, чернобородый Кирюха лег животом
на сруб и сунул в темную дыру свою мохнатую голову, плечи и часть груди, так что Егорушке были видны одни только его короткие ноги, едва касавшиеся земли; увидев далеко
на дне колодца отражение своей головы, он обрадовался и залился глупым, басовым смехом, а колодезное эхо ответило ему тем же; когда он поднялся, его лицо и шея были красны, как кумач.
Пегий, шершавый ослик, запряженный в тележку с углем, остановился, вытянул шею и — прискорбно закричал, но, должно быть, ему не понравился свой голос в этот
день, — сконфуженно оборвав крик
на высокой ноте, он встряхнул мохнатыми ушами и,
опустив голову, побежал дальше, цокая копытами.
Он отмалчивался,
опуская свои большие глаза в землю. Сестра оделась в черное, свела брови в одну линию и, встречая брата, стискивала зубы так, что скулы ее выдвигались острыми углами, а он старался не попадаться
на глаза ей и всё составлял какие-то чертежи, одинокий, молчаливый. Так он жил вплоть до совершеннолетия, а с этого
дня между ними началась открытая борьба, которой они отдали всю жизнь — борьба, связавшая их крепкими звеньями взаимных оскорблений и обид.
И вот они трое повернулись к Оксане. Один старый Богдан сел в углу
на лавке, свесил чуприну, сидит, пока пан чего не прикажет. А Оксана в углу у печки стала, глаза
опустила, сама раскраснелась вся, как тот мак середь ячменю. Ох, видно, чуяла небóга, что из-за нее лихо будет. Вот тоже скажу тебе, хлопче: уже если три человека
на одну бабу смотрят, то от этого никогда добра не бывает — непременно до чуба
дело дойдет, коли не хуже. Я ж это знаю, потому что сам видел.
Лунёв взглянул
на Павла, тот сидел согнувшись, низко
опустив голову, и мял в руках шапку. Его соседка держалась прямо и смотрела так, точно она сама судила всех, — и Веру, и судей, и публику. Голова её то и
дело повёртывалась из стороны в сторону, губы были брезгливо поджаты, гордые глаза блестели из-под нахмуренных бровей холодно и строго…
Через несколько
дней после этого Илья встретил Пашку Грачёва. Был вечер; в воздухе лениво кружились мелкие снежинки, сверкая в огнях фонарей. Несмотря
на холод, Павел был одет только в бумазейную рубаху, без пояса. Шёл он медленно,
опустив голову
на грудь, засунув руки в карманы, согнувши спину, точно искал чего-то
на своей дороге. Когда Илья поравнялся с ним и окликнул его, он поднял голову, взглянул в лицо Ильи и равнодушно молвил...
— И я тоже люблю пиво, — призналась молоденькая Мушка и даже немного покраснела. — Мне делается от него так весело, так весело, хотя
на другой
день немного и болит голова. Но папа, может быть, оттого ничего не делает для мух, что сам не ест варенья, а сахар
опускает только в стакан чаю. По-моему, нельзя ждать ничего хорошего от человека, который не ест варенья… Ему остается только курить свою трубку.
В
день похорон дяди Алексея
на кладбище, когда гроб уже
опустили в могилу и бросали
на него горстями жёлтый песок, явился дядя Никита.
Намедни, когда мы не видались целые два
дня и
на третий
день встретились, мы уже было и схватились за шляпы, да благо опомнились вовремя,
опустили руки и с участием прошли друг подле друга.
Яни по-прежнему осторожно вытягивает камень, служивший якорем, и без малейшего стука
опускает его
на дно.
Опускают второй камень, пускают
на воду второй буек — и
дело окончено.
Рыбак, стоя
на берегу, закидывает наметку (сетка которой сейчас надувается водою) как дальше,
опускает бережно
на дно, легонько подводит к берегу и, прижимая к нему плотно, но не задевая за неровности, вытаскивает наметку отвесно, против себя, перехватывая шест обеими руками чем ближе к сетке, тем проворнее.
На четвертый
день Марфа Андревна сама покинула свое заточение. В этот
день люди увидели, что боярыня встала очень рано и прошла в сад в одном темненьком капоте и шелковом повойничке. Там, в саду, она пробыла одна-одинешенька около часу и вышла оттуда, заперши за собою
на замок ворота и
опустив ключ в карман своего капота. К господскому обеду в этот
день был приглашен отец Алексей.
Каждый раз, как голос Никиты Федорыча раздавался громче, бледное личико ребенка судорожно двигалось;
на нем то и
дело пробегали следы сильного внутреннего волнения; наконец все тело ее разом вздрогнуло; она отскочила назад, из глаз ее брызнули в три ручья слезы; ухватившись ручонками за грудь, чтобы перевести дыхание, которое давило ей горло, она еще раз окинула сени с видом отчаяния,
опустила руки и со всех ног кинулась
на двор.
—
Дела! — проговорил он,
опуская глаза. Я поняла, как трудно ему было лгать передо мной и
на вопрос, сделанный так искренно.
И Екатерина
на троне!.. Уже
на бессмертном мраморе Истории изображен сей незабвенный
день для России: удерживаю порыв моего сердца описать его величие… Красота в образе воинственной Паллады!.. Вокруг блестящие ряды Героев; пламя усердия в груди их!.. Перед Нею священный ужас и Гений России!.. Опираясь
на Мужество. Богиня шествует — и Слава, гремя в облаках трубою,
опускает на главу Ее венок лавровый!..
Отошел в угол, убито
опустив голову, долго торчал там, поводя плечами, выгнув спину, и, наконец, тихо ушел к работе. Весь
день он был рассеян и зол, вечером — безобразно напился, лез
на всех с кулаками и кричал...
«Она не носит корсета», — подумал Ипполит Сергеевич,
опуская глаза вниз. Но там они остановились
на её ножках. Упираясь в
дно лодки, они напрягались, и тогда были видны их контуры до колен.
Он
опустил голову вниз и видел, что трава, бывшая почти под ногами его, казалось, росла глубоко и далеко и что сверх ее находилась прозрачная, как горный ключ, вода, и трава казалась
дном какого-то светлого, прозрачного до самой глубины моря; по крайней мере, он видел ясно, как он отражался в нем вместе с сидевшею
на спине старухою.
В этот
день даже чайки истомлены зноем. Они сидят рядами
на песке, раскрыв клювы и
опустив крылья, или же лениво качаются
на волнах без криков, без обычного хищного оживления.