Неточные совпадения
Алексей Александрович забыл о графине Лидии Ивановне, но она не забыла его. В эту самую тяжелую минуту одинокого отчаяния она приехала к нему и без доклада вошла в его кабинет. Она застала его в том же положении, в котором он сидел,
опершись головой на обе руки.
Он закидывает
голову назад, когда говорит, и поминутно крутит усы левой рукой, ибо правою
опирается на костыль.
Карл Иваныч был глух
на одно ухо, а теперь от шума за роялем вовсе ничего не слыхал. Он нагнулся ближе к дивану,
оперся одной рукой о стол, стоя
на одной ноге, и с улыбкой, которая тогда мне казалась верхом утонченности, приподнял шапочку над
головой и сказал...
— С тобою баба! Ей, отдеру тебя, вставши,
на все бока! Не доведут тебя бабы к добру! — Сказавши это, он
оперся головою на локоть и стал пристально рассматривать закутанную в покрывало татарку.
Несколько женщин, похожих
на привидения, стояли
на коленях,
опершись и совершенно положив изнеможенные
головы на спинки стоявших перед ними стульев и темных деревянных лавок; несколько мужчин, прислонясь у колонн и пилястр,
на которых возлегали боковые своды, печально стояли тоже
на коленях.
Выговорив самое главное, девушка повернула
голову, робко посмотрев
на старика. Лонгрен сидел понурясь, сцепив пальцы рук между колен,
на которые
оперся локтями. Чувствуя взгляд, он поднял
голову и вздохнул. Поборов тяжелое настроение, девушка подбежала к нему, устроилась сидеть рядом и, продев свою легкую руку под кожаный рукав его куртки, смеясь и заглядывая отцу снизу в лицо, продолжала с деланым оживлением...
— Смотрю я
на вас, мои юные собеседники, — говорил между тем Василий Иванович, покачивая
головой и
опираясь скрещенными руками
на какую-то хитро перекрученную палку собственного изделия, с фигурой турка вместо набалдашника, — смотрю и не могу не любоваться. Сколько в вас силы, молодости, самой цветущей, способностей, талантов! Просто… Кастор и Поллукс! [Кастор и Поллукс (они же Диоскуры) — мифологические герои-близнецы, сыновья Зевса и Леды. Здесь — в смысле: неразлучные друзья.]
На него смотрели человек пятнадцать, рассеянных по комнате, Самгину казалось, что все смотрят так же, как он: брезгливо, со страхом, ожидая необыкновенного. У двери сидела прислуга: кухарка, горничная, молодой дворник Аким; кухарка беззвучно плакала, отирая глаза концом головного платка. Самгин сел рядом с человеком, согнувшимся
на стуле,
опираясь локтями о колена, охватив
голову ладонями.
Но в дверях столовой, оглянувшись, увидал, что Борис,
опираясь руками о край стола, вздернув
голову и прикусив губу, смотрит
на него испуганно.
Особенно был раздражен бритоголовый человек, он расползался по столу,
опираясь на него локтем, протянув правую руку к лицу Кутузова. Синий шар
головы его теперь пришелся как раз под опаловым шаром лампы, смешно и жутко повторяя его. Слов его Самгин не слышал, а в голосе чувствовал личную и горькую обиду. Но был ясно слышен сухой голос Прейса...
Захар заглянул в щель — что ж? Илья Ильич лежал себе
на диване,
опершись головой на ладонь; перед ним лежала книга. Захар отворил дверь.
Он молчал и в ужасе слушал ее слезы, не смея мешать им. Он не чувствовал жалости ни к ней, ни к себе; он был сам жалок. Она опустилась в кресло и, прижав
голову к платку,
оперлась на стол и плакала горько. Слезы текли не как мгновенно вырвавшаяся жаркая струя, от внезапной и временной боли, как тогда в парке, а изливались безотрадно, холодными потоками, как осенний дождь, беспощадно поливающий нивы.
В канаве лежал мужик,
опершись головой в пригорок; около него валялись мешок и палка,
на которой навешаны были две пары лаптей.
Собака, увидя его
на крыльце, залилась лаем и начала опять рваться с цепи. Кучер, спавший
опершись на локоть, начал пятить лошадей; куры опять, в тревоге, побежали в разные стороны; в окно выглянуло несколько
голов.
Телега ехала с грохотом, прискакивая; прискакивали и мужики; иной сидел прямо, держась обеими руками за края, другой лежал, положив
голову на третьего, а третий,
опершись рукой
на локоть, лежал в глубине, а ноги висели через край телеги.
Но неумышленно, когда он не делал никаких любовных прелюдий, а просто брал ее за руку, она давала ему руку, брала сама его руку,
опиралась ему доверчиво
на плечо, позволяла переносить себя через лужи и даже, шаля, ерошила ему волосы или, напротив, возьмет гребенку, щетку, близко подойдет к нему, так что
головы их касались, причешет его, сделает пробор и, пожалуй, напомадит
голову.
Она машинально сбросила с себя обе мантильи
на диван, сняла грязные ботинки, ногой достала из-под постели атласные туфли и надела их. Потом, глядя не около себя, а куда-то вдаль, опустилась
на диван, и в изнеможении, закрыв глаза,
оперлась спиной и
головой к подушке дивана и погрузилась будто в сон.
Он едва поспевал следить за ней среди кустов, чтоб не случилось с ней чего-нибудь. Она все шла, осиливая крутую гору, и только однажды
оперлась обеими руками о дерево, положила
на руки
голову.
Она привстала,
оперлась ему рукой
на плечо, остановилась, собираясь с силами, потом склонила
голову, минуты в три, шепотом, отрывисто сказала ему несколько фраз и опустилась
на скамью. Он побледнел.
Они,
опираясь на зонтики, повелительно смотрели своими синими глазами
на море,
на корабли и
на воздымавшуюся над их
головами и поросшую виноградниками гору.
Я пошел проведать Фаддеева. Что за картина! в нижней палубе сидело, в самом деле, человек сорок: иные покрыты были простыней с
головы до ног, а другие и без этого. Особенно один уже пожилой матрос возбудил мое сострадание. Он морщился и сидел
голый,
опершись руками и
головой на бочонок, служивший ему столом.
Председатель опять опустил
голову и,
опершись на руку, закрыл глаза. Купец, сидевший рядом с Нехлюдовым, насилу удерживался от сна и изредка качался; подсудимые, так же как и жандармы за ними, сидели неподвижно.
Алеша решился ждать. Он понял, что все дела его действительно, может быть, теперь только здесь. Митя
на минуту задумался,
опершись локтем
на стол и склонив
голову на ладонь. Оба помолчали.
Опершись о притолоку и как бы дремля, посматривала баба в направлении кабака. Белоголовый мальчишка в ситцевой рубашке, с кипарисным крестиком
на голой грудке, сидел, растопыря ножки и сжав кулачонки, между ее лаптями; цыпленок тут же долбил задеревенелую корку ржаного хлеба.
Каратаев положил
голову на руки и
оперся руками
на стол. Я молча глядел
на него и ожидал уже тех чувствительных восклицаний, пожалуй, даже тех слез,
на которые так щедр подгулявший человек, но когда он поднял
голову, меня, признаюсь, поразило глубоко грустное выражение его лица.
Итак, я лежал под кустиком в стороне и поглядывал
на мальчиков. Небольшой котельчик висел над одним из огней; в нем варились «картошки». Павлуша наблюдал за ним и, стоя
на коленях, тыкал щепкой в закипавшую воду. Федя лежал,
опершись на локоть и раскинув полы своего армяка. Ильюша сидел рядом с Костей и все так же напряженно щурился. Костя понурил немного
голову и глядел куда-то вдаль. Ваня не шевелился под своей рогожей. Я притворился спящим. Понемногу мальчики опять разговорились.
Мужик глянул
на меня исподлобья. Я внутренне дал себе слово во что бы то ни стало освободить бедняка. Он сидел неподвижно
на лавке. При свете фонаря я мог разглядеть его испитое, морщинистое лицо, нависшие желтые брови, беспокойные глаза, худые члены… Девочка улеглась
на полу у самых его ног и опять заснула. Бирюк сидел возле стола,
опершись головою на руки. Кузнечик кричал в углу… дождик стучал по крыше и скользил по окнам; мы все молчали.
Разговаривая с ними, он обыкновенно глядит
на них сбоку, сильно
опираясь щекою в твердый и белый воротник, или вдруг возьмет да озарит их ясным и неподвижным взором, помолчит и двинет всею кожей под волосами
на голове; даже слова иначе произносит и не говорит, например: «Благодарю, Павел Васильич», или: «Пожалуйте сюда, Михайло Иваныч», а: «Боллдарю, Палл Асилич», или: «Па-ажалте сюда, Михал Ваныч».
Бывало, сядет она против гостя,
обопрется тихонько
на локоть и с таким участием смотрит ему в глаза, так дружелюбно улыбается, что гостю невольно в
голову придет мысль: «Какая же ты славная женщина, Татьяна Борисовна!
Она всегда была уверена, что в каком бы случае ни понадобилось ей
опереться на его руку, его рука, вместе с его
головою, в ее распоряжении.
Опершись головой на обе руки и запустив пальцы глубоко в волосы, она пожирала глазами строки.
Тут он приблизился к хате; окно было отперто; лучи месяца проходили чрез него и падали
на спящую перед ним Ганну;
голова ее
оперлась на руку; щеки тихо горели; губы шевелились, неясно произнося его имя.
Я слышал, как он ударил ее, бросился в комнату и увидал, что мать, упав
на колени,
оперлась спиною и локтями о стул, выгнув грудь, закинув
голову, хрипя и страшно блестя глазами, а он, чисто одетый, в новом мундире, бьет ее в грудь длинной своей ногою. Я схватил со стола нож с костяной ручкой в серебре, — им резали хлеб, это была единственная вещь, оставшаяся у матери после моего отца, — схватил и со всею силою ударил вотчима в бок.
Через минуту, когда рыдван, шурша колесами в мягкой пыли и колыхаясь, ехал узким проселком, молодые люди пронеслись мимо него и спешились впереди, привязав лошадей у плетня. Двое из них пошли навстречу, чтобы помочь дамам, а Петр стоял,
опершись на луку седла, и, по обыкновению склонив
голову, прислушивался, стараясь по возможности определить свое положение в незнакомом месте.
Молодые люди оставались в саду. Студент, подостлав под себя свитку и заломив смушковую шапку, разлегся
на траве с несколько тенденциозною непринужденностью. Его старший брат сидел
на завалинке рядом с Эвелиной. Кадет в аккуратно застегнутом мундире помещался с ним рядом, а несколько в стороне,
опершись на подоконник, сидел, опустив
голову, слепой; он обдумывал только что смолкшие и глубоко взволновавшие его споры.
Он сидел за столом,
опершись на него обоими локтями и закрыв руками
голову.
Женни села и
оперлась обеими локтями
на письменный стол.
Голова ее шаталась от тяжелого дыхания.
Однако, несмотря
на то, что маркиза была персона не видная и что у нее шнырял в
голове очень беспокойный заяц, были в Москве люди, которые очень долго этого вовсе не замечали. По уставу, царицею углекислых фей непременно должна быть девица, и притом настоящая, совершенно непорочная девица, но для маркизы, даже в этом случае, было сделано исключение: в описываемую нами эпоху она была их царицею. Феи
оперлись на то, что маркизе совершенно безопасно можно было вверить огонь, и вручили ей все знаки старшинства.
Такова власть гения! Единственная власть, которая берет в свои прекрасные руки не подлый разум, а теплую душу человека! Самолюбивая Женька прятала свое лицо в платье Ровинской, Манька Беленькая скромно сидела
на стуле, закрыв лицо платком, Тамара,
опершись локтем о колено и склонив
голову на ладонь, сосредоточенно глядела вниз, а швейцар Симеон, подглядывавший
на всякий случай у дверей, таращил глаза от изумления.
Один раз, сидя
на окошке (с этой минуты я все уже твердо помню), услышал я какой-то жалобный визг в саду; мать тоже его услышала, и когда я стал просить, чтобы послали посмотреть, кто это плачет, что, «верно, кому-нибудь больно» — мать послала девушку, и та через несколько минут принесла в своих пригоршнях крошечного, еще слепого, щеночка, который, весь дрожа и не твердо
опираясь на свои кривые лапки, тыкаясь во все стороны
головой, жалобно визжал, или скучал, как выражалась моя нянька.
Он сидел
на приступке деревянного тротуара и обеими руками,
опершись локтями
на колена, поддерживал свою
голову.
Зато у меня, бывало, вся кровь загоралась, когда Малевский подойдет к ней, хитро покачиваясь, как лиса, изящно
обопрется на спинку ее стула и начнет шептать ей
на ухо с самодовольной и заискивающей улыбочкой, — а она скрестит руки
на груди, внимательно глядит
на него, и сама улыбается, и качает
головой.
Стоя боком к судьям, повернув к ним
голову,
опираясь локтем
на конторку, прокурор вздохнул и, отрывисто взмахивая в воздухе правой рукой, заговорил.
Когда его увели, она села
на лавку и, закрыв глаза, тихо завыла.
Опираясь спиной о стену, как, бывало, делал ее муж, туго связанная тоской и обидным сознанием своего бессилия, она, закинув
голову, выла долго и однотонно, выливая в этих звуках боль раненого сердца. А перед нею неподвижным пятном стояло желтое лицо с редкими усами, и прищуренные глаза смотрели с удовольствием. В груди ее черным клубком свивалось ожесточение и злоба
на людей, которые отнимают у матери сына за то, что сын ищет правду.
— Наступит день, когда рабочие всех стран поднимут
головы и твердо скажут — довольно! Мы не хотим более этой жизни! — уверенно звучал голос Софьи. — Тогда рухнет призрачная сила сильных своей жадностью; уйдет земля из-под ног их и не
на что будет
опереться им…
Она втиснулась в толпу, туда, где знакомые ей люди, стоявшие впереди у знамени, сливались с незнакомыми, как бы
опираясь на них. Она плотно прижалась боком к высокому бритому человеку, он был кривой и, чтобы посмотреть
на нее, круто повернул
голову.
Мать
оперлась спиной о стену и, закинув
голову, слушала их негромкие, взвешивающие слова. Встала Татьяна, оглянулась и снова села. Ее зеленые глаза блестели сухо, когда она недовольно и с пренебрежением
на лице посмотрела
на мужиков.
I подняла
голову,
оперлась на локоть. По углам губ — две длинные, резкие линии — и темный угол поднятых бровей: крест.
Он держал ее руку точно пришпиленной к своему левому бедру; она же томно
опиралась подбородком
на другую руку, лежавшую у него
на плече, а
голову повернула назад, к зале, в манерном и неестественном положении.
Шурочка совсем опустилась
на землю,
оперлась о нее локтем и положила
на ладонь
голову. Помолчав немного, она продолжала задумчиво.