Как ни привыкнешь к морю, а всякий раз, как надо сниматься с якоря, переживаешь минуту скуки: недели, иногда месяцы под парусами — не удовольствие, а необходимое зло. В продолжительном плавании и сны перестают сниться береговые. То снится, что лежишь на
окне каюты, на аршин от кипучей бездны, и любуешься узорами пены, а другой бок судна поднялся сажени на три от воды; то видишь в тумане какой-нибудь новый остров, хочется туда, да рифы мешают…
Неточные совпадения
Saddle Islands значит Седельные острова: видно уж по этому, что тут хозяйничали англичане. Во время китайской войны английские военные суда тоже стояли здесь. Я вижу берег теперь из
окна моей
каюты: это целая группа островков и камней, вроде знаков препинания; они и на карте показаны в виде точек. Они бесплодны, как большая часть островов около Китая; ветры обнажают берега. Впрочем, пишут, что здесь много устриц и — чего бы вы думали? — нарциссов!
И мы прячемся под растянутым тентом, отворив настежь
окна и двери
кают.
Я перешел в капитанскую
каюту, сел там на
окно и смотрел на море: оно напоминало выдержанный нами в Китайском море ураган.
«Вы, верно, не обедали, — сказал Болтин, — а мы уже кончили свой обед: не угодно ли закусить?» Он привел меня в кают-компанию, просторную комнату внизу, на кубрике, без
окон, но с люком наверху, чрез который падает обильный свет.
Окна в
каюте были отворены настежь, и море было пред моими глазами во всей своей дикой красе.
Капитан поспешил, по своей обязанности, вон из
каюты, но прежде выглянул в
окно, чтоб узнать, что такое случилось, да так и остался у
окна.
Капитан, отец Аввакум и я из
окна капитанской
каюты смотрели, как ее обливало со всех сторон водой, как ныряла она; хотела поворачивать, не поворачивала, наконец поворотила и часов в пять бросила якорь близ фрегата.
Я не выходил из
каюты, не хотелось, но смотрел из
окна с удовольствием, как приехавшие с ними двое индийских мальчишек, слуг, разинули вдруг рот и обомлели, когда заиграли наши музыканты.
В
каюте от внешнего воздуха с дождем, отчасти с морозом, защищала одна рама в маленьком
окне.
Комната была очень низка, но очень широка и длинна, почти квадратной формы. Два круглых
окна, совсем похожих на пароходные иллюминаторы, еле-еле ее освещали. Да и вся она была похожа на кают-компанию грузового парохода. Вдоль одной стены стояла узенькая кровать, вдоль другой очень большой и широкий диван, покрытый истрепанным прекрасным текинским ковром, посередине — стол, накрытый цветной малороссийской скатертью.
Выразив удовольствие, что случайно дал полезный совет, я спустился в небольшую
каюту с маленьким
окном в стене кормы, служившую столовой, и сел на скамью к деревянному простому столу, где уже сидел Тоббоган.
Огромными прыжками Игнат выскочил вон из
каюты с диким ревом. Он возвратился скоро, раньше, чем Фома, качаясь на ногах и оглядываясь вокруг себя, добрался от
окна до отцовой постели.
Окна большие, а не маленький, наглухо задраенный (закрытый) иллюминатор [Иллюминатор — небольшое
окно в
каюте из очень толстого стекла.], обмываемый пенистой волной.
Робко вступает Дуня на палубу, дрожащей поступью идет за отцом в уютную
каюту, садится у
окна, глядит на маленький свой городок, что причудливо раскинулся по берегу, полугорьям и на верху высокой кручи…
В это самое время из
окна рубки, что над
каютами, высунулся тощий, болезненный, с редкими прилизанными беловатыми волосами и с желто-зеленым отливом в лице, бедно одетый молодой человек. Задыхаясь от кашля, кричал он на полового...
Я не мог долго быть на палубе. Насекомые буквально облепили меня. Они хлестали по лицу, заползали в рукава, набивались в волосы, лезли в уши. Я пробовал отмахиваться от них; это оказалось совершенно бесполезным занятием. В
каюте было жарко и душно, но нельзя было открыть
окон из-за тех же самых прелестных эфемерид. Долго я ворочался с боку на бок и только перед рассветом немного забылся сном.
Покончив с наблюдениями, смотритель маяка лег спать, но зачем-то позвал меня к себе. Войдя в его «
каюту», как он называл свою комнату, я увидел, что она действительно обставлена, как
каюта. В заделанное
окно был вставлен иллюминатор. Графин с водой и стакан стояли в гнездах, как на кораблях. Кровать имела наружный борт, стол и стулья тоже были прикреплены к полу, тут же висел барометр и несколько морских карт. Майданов лежал в кровати одетый в сапогах.
Он в это время лежал на диване своей
каюты, предоставленной ему от товарищества, как будущему пайщику, и только сквозь узкие
окна видел полосу берега, народ на пристани, два-три дома на подъеме в гору, часть рядов с «галдарейками», все — знакомое ему больше двадцати пяти лет.
Серафима сидела на кровати, облокотясь о кожаную подушку, Теркин — на стуле, против
окна. Штора была спущена. Горела одна свеча. В
каюте было душно.
— Мерзавцы! — глухо раздалось в
каюте под шум колес и брызг, долетавших в
окна. — Мерзавцы!