Неточные совпадения
Клим ожидал, что жилище студента так же благоустроено, как сам Прейс, но
оказалось, что Прейс живет в небольшой комнатке, окно которой выходило на крышу сарая; комната тесно набита книгами, в углу — койка, покрытая дешевым байковым одеялом,
у двери — трехногий железный умывальник, такой же, какой был
у Маргариты.
Самгин был уверен, что этот скандал не ускользнет от внимания газет. Было бы крайне неприятно, если б его имя
оказалось припутанным. А этот Миша — существо удивительно неудобное. Сообразив, что Миша, наверное, уже дома, он послал за ним дворника. Юноша пришел немедля и остановился
у двери, держа забинтованную голову как-то особенно неподвижно, деревянно. Неуклонно прямой взгляд его одинокого глаза сегодня был особенно неприятен.
Дверь открыла пожилая горничная в белой наколке на голове, в накрахмаленном переднике; лицо
у нее было желтое, длинное, а губы такие тонкие, как будто рот зашит, но когда она спросила: «Кого вам?» —
оказалось, что рот
у нее огромный и полон крупными зубами.
Я проснулся утром, около десяти часов, то есть проспавши около полусуток. Проснулся совсем свежий, без малейшей усталости. Настя, как
оказалось, уже неоднократно прислушивалась
у дверей и пришла как раз вовремя, чтобы подать мне одеться и умыться.
С моим другом, актером Васей Григорьевым, мы были в дождливый сентябрьский вечер
у знакомых на Покровском бульваре. Часов в одиннадцать ночи собрались уходить, и тут
оказалось, что
у Григорьева пропало с вешалки его летнее пальто. По следам
оказалось, что вор влез в открытое окно, оделся и вышел в
дверь.
Что такое? И спросить не
у кого — ничего не вижу. Ощупываю шайку — и не нахожу ее;
оказалось, что банщик ее унес, а голова и лицо в мыле. Кое-как протираю глаза и вижу: суматоха! Банщики побросали своих клиентов, кого с намыленной головой, кого лежащего в мыле на лавке. Они торопятся налить из кранов шайки водой и становятся в две шеренги
у двери в горячую парильню, высоко над головой подняв шайки.
Однажды — это было уже в восьмидесятых годах — ночью в эту запертую крепость постучали. Вооружив домочадцев метлами и кочергами, Самаревич подошел к
дверям. Снаружи продолжался стук, как
оказалось… «именем закона». Когда
дверь была отворена, в нее вошли жандармы и полиция.
У одного из учеников произвели обыск, и ученика арестовали.
Первая встреча с холерой была
у меня при выходе из вагона в Ростове. Подхожу к
двери в зал первого класса — и передо мной грохается огромный, толстый швейцар, которого я увидел еще издали, сходя с площадки вагона.
Оказалось — случай молниеносной холеры. Во время моей поездки я видел еще два таких случая, а слышал о них часто.
Когда я принес большой медный чайник кипятку, в лавке
оказались гости: старичок Лукиан, весело улыбавшийся, а за
дверью, в темном уголке, сидел новый человек, одетый в теплое пальто и высокие валяные сапоги, подпоясанный зеленым кушаком, в шапке, неловко надвинутой на брови. Лицо
у него было неприметное, он казался тихим, скромным, был похож на приказчика, который только что потерял место и очень удручен этим.
Вторая копия
у меня вышла лучше, только окно
оказалось на
двери крыльца. Но мне не понравилось, что дом пустой, и я населил его разными жителями: в окнах сидели барыни с веерами в руках, кавалеры с папиросами, а один из них, некурящий, показывал всем длинный нос.
У крыльца стоял извозчик и лежала собака.
Старая барыня, ждавшая мужа, сама отперла
дверь. Она, как
оказалось, мыла полы. Очки
у нее были вздернуты на лоб, на лице виднелся пот от усталости, и была она в одной рубашке и грязной юбке. Увидев пришедших, она оставила работу и вышла, чтобы переодеться.
Сильные волнения
у меня всегда заканчивались бессовестно-крепким сном, — вернейший признак посредственности, что меня сильно огорчало. Так было и в данном случае: я неожиданно заснул, продолжая давешнюю сцену, причем во сне
оказался гораздо более находчивым и остроумным, чем в действительности. Вероятно, я так бы и проспал до утра, если бы меня не разбудил осторожный стук в
дверь.
Слышу гвалт, шум и вопли около жандарма, которого поднимают сторожа. Один с фонарем. Я переползаю под вагоном на противоположную сторону, взглядываю наверх и вижу, что надо мной вагон с быками, боковые
двери которого заложены брусьями… Моментально, пользуясь темнотой, проползаю между брусьями в вагон, пробираюсь между быков — их
оказалось в вагоне только пять — в задний угол вагона, забираю
у них сено, снимаю пальто, посыпаю на него сено и, так замаскировавшись, ложусь на пол в углу…
И вдруг, в ту самую минуту, когда мне все это припоминалось,
дверь нашей комнаты отворилась, и перед нами очутился расторопный малый в мундире помощника участкового надзирателя.
Оказалось, что мы находимся
у него на квартире, что мы ничего не украли, никого не убили, а просто-напросто в безобразном виде шатались ночью по улице.
Ему легче бы, кажется, было, если бы она жила дальше от него; но когда он позвонил
у ее подъезда, то ему захотелось, чтобы как можно скорее отворили
дверь;
оказалось, что и звонить было не надо:
дверь была не заперта.
Он приподнял голову,
у двери в баню сквозь кусты что-то блестело, потом
оказалось, что это ружьё со штыком за спиною зеленоватого солдата, неразличимого в кустах. На дворе кто-то кричал...
Коротков в последний раз окинул безумными глазами белый кунтуш и через минуту
оказался в коридоре. Подумав немного, он полетел налево, ища лестницы вниз. Минут пять он бежал, следуя прихотливым изгибам коридора, и через пять минут
оказался у того места, откуда выбежал.
Дверь № 40.
Едва она успела это произнести, как
у дверей передней громко затрещал звонок. Тина уже бежала туда стремглав, навстречу целой толпе детишек, улыбающихся, румяных с мороза, запушенных снегом и внесших за собою запах зимнего воздуха, крепкий и здоровый, как запах свежих яблоков.
Оказалось, что две большие семьи — Лыковых и Масловских — столкнулись случайно, одновременно подъехав к воротам. Передняя сразу наполнилась говором, смехом, топотом ног и звонкими поцелуями.