Неточные совпадения
Любопытно, что когда нужно было зарегистрировать всероссийский Союз
писателей, то не
оказалось такой отрасли труда, к которой можно было бы причислить труд
писателя.
После смерти Ивана Фирсанова владетельницей бань, двадцати трех домов в Москве и подмосковного имения «Средниково», где когда-то гащивали великие
писатели и поэты,
оказалась его дочь Вера.
Салов
оказывался удобнее всех, — тем более, что он сам, кажется, желал сделаться
писателем.
К удивлению моему,
оказалось, что, хотя они выговаривали иностранные заглавия по-русски, они читали гораздо больше меня, знали, ценили английских и даже испанских
писателей, Лесажа, про которых я тогда и не слыхивал.
Нередко
оказывается, что
писатель, которому долго приписывали чрезвычайную глубину идей и от которого ждали чрезвычайного и серьезного влияния на движение общества, обнаруживает под конец такую жидкость и такую крохотность своей основной идейки, что никто даже и не жалеет о том, что он так скоро умел исписаться.
Задумал было Валерьян приняться за чтение, но в библиотеке Петра Григорьича, тоже перевезенной из его городского дома и весьма немноготомной,
оказались только книги масонского содержания, и, к счастью, в одном маленьком шкафике очутился неизвестно откуда попавший Боккачио [Боккачио — Боккаччо Джованни (1313—1375) — итальянский писатель-гуманист, автор «Декамерона».] на французском языке, за которого Ченцов, как за сокровище какое, схватился и стал вместе с супругою целые вечера не то что читать, а упиваться и питаться сим нескромным
писателем.
И точно, слезы проливались, благородные юноши изображались в повестях десятками и, несмотря на свою очевидную пошлость, занимали собою наших талантливейших
писателей и в общем мнении признавались за людей весьма способных и нужных. На это были, говорят, в свое время и свои причины; но теперь мы можем смотреть на дело немножко иначе. Требуя от людей дела, мы строже можем допрашивать всяких мечтателей, как бы ни были высоки их мечтания; и по допросе
окажется, что мечтатели эти — весьма ничтожные люди.
И вот судьбе угодно было, чтобы такой местный
писатель, с идеями, не совсем удобными для привилегированного сословия,
оказался моим родным дядей.
Для меня как начинающего
писателя, который должен был совершенно заново знакомиться с литературной сферой, дом Писемских
оказался немалым ресурсом. Они жили не открыто, но довольно гостеприимно. С А.Ф. у меня установились очень скоро простые хорошие отношения и как с редактором. Я бывал у него и не в редакционные дни и часы, а когда мне понадобится.
Рассказ, правда, был плох, и отказ его напечатать
оказался для меня очень полезным. Под влиянием первого успеха молодой
писатель легко теряет голову, понижает требовательность к себе, повышенно оценивает все, что напишет. Уж не он с трепетом! обращается в редакцию, — сама редакция просит, торопит, увеличивает гонорар.
Ставить крест над молодым
писателем только потому, что на протяжении трех лет два последующих его рассказа
оказались слабее предыдущего, было, конечно, несправедливо и предвзято-придирчиво.
«Социалистическому» народу
оказались совершенно не нужны ученые,
писатели, юристы, учителя, инженеры, агрономы и т. п.
Слишком многие русские
писатели оказались придавленными уличными криками о их «буржуазности», о «буржуазности» всех образованных, всех творцов культуры.
У слишком многих русских
писателей не
оказалось собственной идеи, которую они призваны вносить в жизнь народную, они ищут идеи у того самого народа, который находится во тьме и нуждается в свете.