Неточные совпадения
Фрегат повели, приделав фальшивый руль, осторожно, как носят раненого в госпиталь, в отысканную в другом заливе, верстах в 60 от Симодо, закрытую бухту Хеда, чтобы там повалить
на отмель, чинить — и опять плавать. Но все надежды
оказались тщетными. Дня два плаватели носимы были бурным ветром по заливу и наконец должны были с неимоверными усилиями перебраться все (при морозе в 4˚) сквозь буруны
на шлюпках, по канату,
на берег, у подошвы японского Монблана, горы Фудзи, в противуположной стороне от бухты Хеда.
Оторвется ли руль: надежда спастись придает изумительное проворство, и делается фальшивый руль.
Оказывается ли сильная пробоина, ее затягивают
на первый случай просто парусом — и отверстие «засасывается» холстом и не пропускает воду, а между тем десятки рук изготовляют новые доски, и пробоина заколачивается. Наконец судно отказывается от битвы, идет ко дну: люди бросаются в шлюпку и
на этой скорлупке достигают ближайшего
берега, иногда за тысячу миль.
Походная острога удэгейцев имеет вид маленького гарпуна с ремнем. Носится она у пояса и надевается
на древко в минуту необходимости. Обыкновенно рыбу бьют с
берега. Для этого к ней надо осторожно подкрасться. После удара наконечник соскакивает с древка, и рыба увлекает его с собою, но так как он привязан к ремню, то и рыба
оказывается привязанною.
Оказалось, что в тумане мы внезапно вышли
на берег и заметили это только тогда, когда у ног своих увидели окатанную гальку и белую пену прибойных волн.
Иман еще не замерз и только по краям имел забереги.
На другом
берегу, как раз против того места, где мы стояли, копошились какие-то маленькие люди. Это
оказались удэгейские дети. Немного дальше, в тальниках, виднелась юрта и около нее амбар
на сваях. Дерсу крикнул ребятишкам, чтобы они подали лодку. Мальчики испуганно посмотрели в нашу сторону и убежали. Вслед за тем из юрты вышел мужчина с ружьем в руках. Он перекинулся с Дерсу несколькими словами и затем переехал в лодке
на нашу сторону.
Выбравшись
на берег, первое, что мы сделали, — разложили костер. Надо было обсушиться. Кто-то подал мысль, что следует согреть чай и поесть. Начали искать мешок с продовольствием, но его не
оказалось. Не досчитались также одной винтовки. Нечего делать, мы закусили тем, что было у каждого в кармане, и пошли дальше. Удэгейцы говорили, что к вечеру мы дойдем до фанзы Сехозегоуза. Та м в амбаре они надеялись найти мороженую рыбу.
На левом
берегу Имана, у подножия отдельно стоящей сопки, расположилось 4 землянки: это было русское селение Котельное. Переселенцы только что прибыли из России и еще не успели обстроиться как следует. Мы зашли в одну мазанку и попросились переночевать. Хозяева избушки
оказались очень радушными. Они стали расспрашивать нас, кто мы такие и куда идем, а потом принялись пенять
на свою судьбу.
Действительно, скоро опять стали попадаться деревья, оголенные от коры (я уже знал, что это значит), а в 200 м от них
на самом
берегу реки среди небольшой полянки стояла зверовая фанза. Это была небольшая постройка с глинобитными стенами, крытая корьем. Она
оказалась пустой. Это можно было заключить из того, что вход в нее был приперт колом снаружи. Около фанзы находился маленький огородик, изрытый дикими свиньями, и слева — небольшая деревянная кумирня, обращенная как всегда лицом к югу.
Травники
оказываются весною в половине апреля: сначала пролетают довольно большими стаями и очень высоко, не опускаясь
на землю, а потом, когда время сделается потеплее, травники появляются парами по
берегам разлившихся рек, прудов и болотных луж. Они довольно смирны, и в это время их стрелять с подъезда и с подхода. В одну пору с болотными куликами занимают они болота для вывода детей и живут всегда вместе с ними. Мне редко случалось встретить травников в болотах без болотных куликов, и наоборот.
Оказалось, что утонувший как-то попал под оголившийся корень старой ольхи, растущей
на берегу не новой канавки, а глубокой стари́цы, огибавшей остров, куда снесло тело быстротою воды.
(Примеч. автора.)] невода к
берегам затона, как уже начало
оказываться множество захваченной рыбы; мы следовали
на пароме за мотней [Мотня — середина невода, имеющая фигуру длинного и к концу узкого мешка.
Все переходили по недоделанному полу в комнату Мари, которая
оказалась очень хорошенькой комнатой, довольно большою, с итальянским окном, выходившим
на сток двух рек; из него по обе стороны виднелись и суда, и мачты, и паруса, и плашкотный мост, и наконец противоположный
берег,
на склоне которого размещался монастырь, окаймленный оградою с стоявшими при ней угловыми башнями, крытыми черепицею, далее за оградой кельи и службы, тоже крытые черепицей, и среди их церкви и колокольни с серебряными главами и крестами.
Тогда за каждым кустом, за каждым деревом как будто еще кто-то жил, для нас таинственный и неведомый; сказочный мир сливался с действительным; и, когда, бывало, в глубоких долинах густел вечерний пар и седыми извилистыми космами цеплялся за кустарник, лепившийся по каменистым ребрам нашего большого оврага, мы с Наташей,
на берегу, держась за руки, с боязливым любопытством заглядывали вглубь и ждали, что вот-вот выйдет кто-нибудь к нам или откликнется из тумана с овражьего дна и нянины сказки
окажутся настоящей, законной правдой.
Между тем Иван Фомич уж облюбовал себе местечко в деревенском поселке. Ах, хорошо местечко! В самой середке деревни,
на берегу обрыва,
на дне которого пробился ключ! Кстати, тут
оказалась и упалая изба. Владелец ее, зажиточный легковой извозчик, вслед за объявлением воли, собрал семейство, заколотил окна избы досками и совсем переселился в Москву.
А пристань
оказалась — огромный сарай, каких много было
на берегу.
Мы сидели за чаем
на палубе. Разудало засвистал третий. Видим, с
берега бежит офицер в белом кителе, с маленькой сумочкой и шинелью, переброшенной через руку. Он ловко перебежал с пристани
на пароход по одной сходне, так как другую уже успели отнять. Поздоровавшись с капитаном за руку, он легко влетел по лестнице
на палубу — и прямо к отцу. Поздоровались.
Оказались старые знакомые.
Маша часто уходила
на мельницу и брала с собою сестру, и обе, смеясь, говорили, что они идут посмотреть
на Степана, какой он красивый. Степан, как
оказалось, был медлителен и неразговорчив только с мужчинами, в женском же обществе держал себя развязно и говорил без умолку. Раз, придя
на реку купаться, я невольно подслушал разговор. Маша и Клеопатра, обе в белых платьях, сидели
на берегу под ивой, в широкой тени, а Степан стоял возле, заложив руки назад, и говорил...
Маришка ничего не ответила и продолжала стоять
на том же месте, как пень. Когда доска была вытащена из воды,
оказалось, что снизу к ней была привязана медная штыка. Очевидно, это была работа Маришки: все улики были против нее. Порша поднял такой гвалт, что народ сбежался с
берегу, как
на пожар.
Вопрос
оказался достаточно разъясненным. Мне, правда, очень хотелось еще разузнать, каким образом гнев артели так неожиданно изменил свое направление и артельная гроза, вместо Ивахина, обрушилась
на совершенно нейтральную тюлинскую физиономию, но в это время с другого
берега опять послышался призыв...
Когда она ехала
на Кавказ, ей казалось, что она в первый же день найдет здесь укромный уголок
на берегу, уютный садик с тенью, птицами и ручьями, где можно будет садить цветы и овощи, разводить уток и кур, принимать соседей, лечить бедных мужиков и раздавать им книжки;
оказалось же, что Кавказ — это лысые горы, леса и громадные долины, где надо долго выбирать, хлопотать, строиться, и что никаких тут соседей нет, и очень жарко, и могут ограбить.
— При высадке
на берегу дело пошло
на ножи, — сказал я и развил этот самостоятельный текст в виде прыжков, беганья и рычанья, но никого не убил. Потом я сказал: — Когда явился Варрен и его друзья, я дал три выстрела, ранив одного негодяя… — Этот путь
оказался скользким, заманчивым; чувствуя, должно быть, от вина, что я и Поп как будто описываем вокруг комнаты нарез, я хватил самое яркое из утренней эпопеи...
На другой день проводник направил нас
на неширокую речку с плавучими
берегами. Дупелей
оказалось мало; зато утки вырывались из камышей чуть ли не
на каждом шагу из-под самых ног и кряканьем разгоняли бекасов.
В один из таких морозных вечеров я был разбужен испуганным восклицанием Михайла Ивановича.
Оказалось, что мы оба заснули в возке, и когда проснулись, то увидели себя
на льду, под каменистым
берегом, в совершенно безлюдной местности. Колокольчика не было слышно, возок стоял неподвижно, лошади были распряжены, ямщик исчез, и Михайло Иванович протирал глаза с испугом и удивлением.
Развязка повести, происходящая
на песчаном
берегу моря в Испании, куда прибыл для этого русский фрегат; чудесное избавление, из-под ножей убийц, героя романа тем самым морским офицером, от которого Завольский бежал в Испанию, и который
оказался родным братом, а не любовником героини романа — все это слишком самовольно устроено автором и не удовлетворяет читателя.
Он снова поселился у Волынки и стал являться всюду, где сходились люди: зимой — в трактире Синемухи, летом —
на берегу реки.
Оказалось, что он хорошо поправляет изломанные замки, умеет лудить самовары, перебирать старые меха и даже чинить часы. Слобода, конечно, не нуждалась в его услугах, если же и предлагала иногда какую-нибудь работу, то платила за нее угощением. Но город давал Тиунову кое-какие заработки, и он жил менее голодно, чем другие слобожане.
Я с нетерпением ждал у окна, что вся компания, мокрая и весело возбужденная, сейчас пробежит через сад в нашу квартиру. Но — прошло минут двадцать, лодка должна бы уже давно причалить к невидному из-за ограды
берегу, а все никто не появлялся.
Оказалось, что сестра уже дома, но одна, переодевается
на женской половине.
Фроиму пришла вдруг идея. Он подъехал к другому гимназисту, и они вдвоем взбежали
на берег. Никто
на это не обратил внимания. Через несколько минут они опять спустились рядом
на пруд и стали приближаться к Британу. Британ смотрел в другую сторону, а когда с
берега ему крикнули предостережение, — было уже поздно. Фроим и его сообщник вдруг разбежались в стороны и в руках у каждого
оказалось по концу веревки. Веревка подсекла Британа, и он полетел затылком
на лед, высоко задрав ноги в больших валенках.
Последние слова были сказаны гнусавым, почти плачущим голосом, и всадник опять поднял руку с нагайкой. Лошадь под ним испуганно затопталась. Пеший спутник уклонился от удара. Наши ямщики сошли с санок и приняли участие в обсуждении положения.
Оказалось, что мы все заснули, лошади свернули к
берегу. За нами потянулись случайные спутники, причем даже пеший проводник крупного незнакомца, очевидно, тоже заснул
на ходу…
Но где же город? Неужели это хваленый Сайгон с громадными каменными зданиями
на планах?
Оказалось, что Сайгон, расположенный
на правом
берегу реки, имеет весьма непривлекательный вид громадной деревни с анамитскими домами и хижинами и наскоро сколоченными французскими бараками. Все эти громадные здания, обозначенные
на плане, еще в проекте, а пока всего с десяток домов европейской постройки.
Спустя часа полтора после нашего прибытия, когда мы сидели
на канах и пили чай, в помещение вошла женщина и сообщила, что вода в реке прибывает так быстро, что может унести все лодки. Гольды немедленно вытащили их подальше
на берег. Однако этого
оказалось недостаточно. Поздно вечером и ночью еще дважды оттаскивали лодки. Вода заполнила все протоки, все старицы реки и грозила самому жилищу.
От него пошла большая волна, которая окатила меня с головой и промочила одежду. Это
оказался огромный сивуч (морской лев). Он спал
на камне, но, разбуженный приближением людей, бросился в воду. В это время я почувствовал под ногами ровное дно и быстро пошел к
берегу. Тело горело, но мокрая одежда смерзлась в комок и не расправлялась. Я дрожал, как в лихорадке, и слышал в темноте, как стрелки щелкали зубами. В это время Ноздрин оступился и упал. Руками он нащупал
на земле сухой мелкий плавник.
Оказалось, что удэхейцы разошлись. Услышав звуки топоров и увидев зарево огня
на берегу моря, местные удэхейцы пошли
на разведку. Подойдя почти вплотную к нам, они стали наблюдать. Убедившись, что они имеют дело с людьми, которые их не обидят, удэхейцы вышли из засады. Вскоре явились и наши провожатые. Они нашли юрту и в ней женщину. Узнав, что мужчины отправились
на разведку, они позвали ее с собой и пошли прямо
на бивак.
Левый
берег оказался гористым, частые непропуски вынуждали нас взбираться
на кручи и тратить последние силы.
Я должен был приступить к своей роли обозревателя того, что этот всемирный базар вызовет в парижской жизни. Но я остался жить в"Латинской стране". Выставка
оказалась на том же левом
берегу Сены,
на Марсовом поле. В моем"Квартале школ"я продолжал посещать лекции в Сорбонне и College de France и жить интересами учащейся молодежи.
Он подошел к реке. Перед ним белели генеральская купальня и простыни, висевшие
на перилах мостика… Он взошел
на мостик, постоял и без всякой надобности потрогал простыню. Простыня
оказалась шаршавой и холодной. Он поглядел вниз
на воду… Река бежала быстро и едва слышно журчала около сваен купальни. Красная луна отражалась у левого
берега; маленькие волны бежали по ее отражению, растягивали его, разрывали
на части и, казалось, хотели унести…
Ричмонд
оказался маленьким английским городком
на берегу той же Темзы, с прямыми широкими, но пустыми улицами, с высокими, но узкими в три окна домами, выстроенными из красного кирпича, с запертыми магазинами и погруженными в праздничный сон обывателями.
Японская цепь, как
оказалось, была
на том
берегу реки и стреляла по нас в 100-150 шагов.
Казаки вернулись
на берег, спрятали челны в ближайшем лесу и отправились по
берегу, так как, по словам Миняя, невдалеке был город Епанчи-Чингиди (нынешняя Тюмень).
Оказалось, что разбитые казаками силы и были полчища Епанчи. По дороге к Чингиди казакам встречались толпы татар,
на которых им приходилось разряжать пищали.
И вот мне было поручено найти дачу под Алексином во что бы то ни стало. Так я и получил директиву — «во что бы то ни стало». Мои поиски
оказались безрезультатными, а время не ждало, так как А. П. ехал уже в Россию, и я снял одну из тех жалких ковригинских дач у железнодорожного моста
на берегу Оки, о которых писал выше.
Купались обыкновенно
на Банном съезде, где
берег был настолько отлогий, что для того, чтобы
оказаться в воде по шею, нужно было пройти от
берега по крайней мере полверсты.
Когда растаял снег,
на берегу Невы
оказался весьма хорошо сохранившийся труп человека с бритой головой и хохлом… Под смертною казнью запрещено было говорить об этой находке.
На льду снег был почему-то не так глубок, идти было легче, и уже скоро я
оказался далеко от
берега, в центре пустынного, ровного и белого пространства.