Неточные совпадения
«Уши надрать мальчишке», — решил он. Ему, кстати, пора было идти
в суд, он оделся, взял портфель и через две-три минуты стоял перед мальчиком, удивленный и уже несколько охлажденный, — на смуглом лице брюнета весело блестели странно знакомые голубые глаза. Мальчик стоял, опустив балалайку, держа ее за конец грифа и раскачивая, вблизи он
оказался еще меньше ростом и тоньше. Так же, как солдаты, он смотрел на Самгина вопросительно, ожидающе.
— Дочь заводчика искусственных минеральных вод. Привлекалась к
суду по делу темному: подозревали, что она отравила мужа и свекра. Около года сидела
в тюрьме, но — оправдали, — отравителем
оказался брат ее мужа, пьяница.
Помер крестный, дочь его, Евгенья, дело подняла
в суде, тут и я тоже
оказался виноват, будто бы знал, а — не донес.
И это правда. Обыкновенно ссылаются на то, как много погибает
судов. А если счесть, сколько поездов сталкивается на железных дорогах, сваливается с высот, сколько гибнет людей
в огне пожаров и т. д., то на которой стороне
окажется перевес? И сколько вообще расходуется бедного человечества по мелочам,
в одиночку, не всегда
в глуши каких-нибудь пустынь, лесов, а
в многолюдных городах!
Оторвется ли руль: надежда спастись придает изумительное проворство, и делается фальшивый руль.
Оказывается ли сильная пробоина, ее затягивают на первый случай просто парусом — и отверстие «засасывается» холстом и не пропускает воду, а между тем десятки рук изготовляют новые доски, и пробоина заколачивается. Наконец
судно отказывается от битвы, идет ко дну: люди бросаются
в шлюпку и на этой скорлупке достигают ближайшего берега, иногда за тысячу миль.
Только мы расстались с
судами, как ветер усилился и вдруг
оказалось, что наша фок-мачта клонится совсем назад, еще хуже, нежели грот-мачта. Общая тревога; далее идти было бы опасно: на севере могли встретиться крепкие ветра, и тогда ей несдобровать. Третьего дня она вдруг треснула; поскорей убрали фок. Надо зайти
в порт, а куда?
В Гонконг всего бы лучше, но это значит прямо
в гости к англичанам. Решили спуститься назад, к группе островов Бабуян, на островок Камигуин,
в порт Пио-Квинто, недалеко от Люсона.
Все знали тоже, что дело это получило всероссийскую огласку, но все-таки не представляли себе, что оно до такой уже жгучей, до такой раздражительной степени потрясло всех и каждого, да и не у нас только, а повсеместно, как
оказалось это на самом
суде в этот день.
Испугалась ужасно: «Не пугайте, пожалуйста, от кого вы слышали?» — «Не беспокойтесь, говорю, никому не скажу, а вы знаете, что я на сей счет могила, а вот что хотел я вам только на сей счет тоже
в виде, так сказать, „всякого случая“ присовокупить: когда потребуют у папаши четыре-то тысячки пятьсот, а у него не
окажется, так чем под суд-то, а потом
в солдаты на старости лет угодить, пришлите мне тогда лучше вашу институтку секретно, мне как раз деньги выслали, я ей четыре-то тысячки, пожалуй, и отвалю и
в святости секрет сохраню».
Митю, конечно, остановили, но мнение молодого врача имело самое решающее действие как на
суд, так и на публику, ибо, как
оказалось потом, все с ним согласились. Впрочем, доктор Герценштубе, спрошенный уже как свидетель, совершенно неожиданно вдруг послужил
в пользу Мити. Как старожил города, издавна знающий семейство Карамазовых, он дал несколько показаний, весьма интересных для «обвинения», и вдруг, как бы что-то сообразив, присовокупил...
А потому сей
суд и полагает: означенное имение, ** душ, с землею и угодьями,
в каком ныне положении тое
окажется, утвердить по представленной на оное купчей за генерал-аншефа Троекурова; о удалении от распоряжения оным гвардии поручика Дубровского и о надлежащем вводе во владение за него, г. Троекурова, и об отказе за него, как дошедшего ему по наследству, предписать ** земскому
суду.
В то время дела такого рода считались между приказною челядью лакомым кусом.
В Щучью-Заводь приехало целое временное отделение земского
суда, под председательством самого исправника. Началось следствие. Улиту вырыли из могилы, осмотрели рубцы на теле и нашли, что наказание не выходило из ряду обыкновенных и что поломов костей и увечий не
оказалось.
Оказывается, что
в сумке, кроме инструментов, были казенные деньги и документы. Пропажа сумки была погибелью для нее: под
суд!
Все переходили по недоделанному полу
в комнату Мари, которая
оказалась очень хорошенькой комнатой, довольно большою, с итальянским окном, выходившим на сток двух рек; из него по обе стороны виднелись и
суда, и мачты, и паруса, и плашкотный мост, и наконец противоположный берег, на склоне которого размещался монастырь, окаймленный оградою с стоявшими при ней угловыми башнями, крытыми черепицею, далее за оградой кельи и службы, тоже крытые черепицей, и среди их церкви и колокольни с серебряными главами и крестами.
Когда он встал на ноги, то
оказалось (Вихров до этого видел его только сидящим)…
оказалось, что он был необыкновенно худой, высокий,
в какой-то длинной-предлинной ваточной шинели, надетой
в рукава и подпоясанной шерстяным шарфом; уши у него были тоже подвязаны, а на руках надеты зеленые замшевые перчатки; фамилия этого молодого человека была Мелков; он был маменькин сынок, поучился немного
в корпусе, оттуда она по расстроенному здоровью его взяла назад, потом он жил у нее все
в деревне — и
в последнюю баллотировку его почти из жалости выбрали
в члены
суда.
Затем и платки и урны отсылались по начальству; начиналась переписка, запросы; требовались объяснения; нередко
оказывались и видимые последствия этих объяснений
в форме увольнений, отдачи под
суд и т. д.
В минуту он успел поздороваться и с председателем
суда, и с прокурором, и с головой — со всеми, с кем считал нужным поздороваться первый; таковых, впрочем,
оказалось немного.
Оказалось, что вместо статистического конгресса я чуть было не сделался членом опаснейшего тайного общества, имевшего целию ниспровержение общественного порядка, и что только по особенной божьей милости я явился пред лицом
суда не
в качестве главного обвиняемого, а лишь
в качестве пособника и попустителя.
Впрочем, пора уже и расстаться нам с г. Жеребцовым. Читатели из нашей статьи, надеемся, успели уже познакомиться с ним настолько, чтобы не желать продолжения этого знакомства. Поэтому, оставляя
в покое его книгу, мы намерены теперь исполнить обещание, данное нами
в прошлой статье: сделать несколько замечаний относительно самых начал, которые навязываются древней Руси ее защитниками и которые
оказываются так несостоятельными пред
судом истории и здравого смысла.
Жмигулина. Об нем и вспоминать не стоит: он впоследствии даже очень низким
оказался против меня. Впрочем, судьба его наказала за все невежества относительно благородной девицы; он сам теперь находится под
судом за буйственные
в нетрезвом виде поступки.
Свое Царственное достоинство Он сам подтверждает и символическим входом
в Иерусалим, и ответом на
суде Пилату, и даже надписью на кресте, ирония которой
оказалась совершенно бессильна.
Из того изображения Страшного
суда, которое дается
в Евангелии (Мф. 25:31–46), явствует, что все человечество будет судимо по некоторой имманентной норме человечности, которая вместе с тем
окажется и мерой Христовой.
В течение двух лет не случилось у нас ни одной дуэли, ни одной даже неприятной истории между своими, не
оказалось надобности учреждать и"
суд чести", какой завели у себя немцы.
Вследствие такого премудрого
суда и дел за нумерами
в полиции очень мало
оказывалось: все делалось больше на словах и на палках.
Оказалось, по наведенной тотчас же справке, что, действительно,
в суде есть дело по опеке над просителем, учрежденной по малолетству его, когда он остался сиротой, более пятидесяти лет тому назад, до сих пор еще не оконченное производством. Опека над богатым человеком служила лакомым куском сменившихся двух поколений опекунов и судейских.
Действительно, ее сын, единственный честный чиновник
в банке,
оказался непричастным к совершенному преступлению и по определению высшего
суда освобожден из заключения,
в котором его протомили несколько месяцев, между тем как главный сообщник Киноварова оставался на свободе и на службе секретарем
в том месте, которое они ограбили.
Оставшимися членами жонда решено было скрывать свое несчастье
в глубине души, Волка и Стабровского не предавать
суду, а наскоро собрать у панов огнестрельное и холодное оружие, какое могло у них только
оказаться, отобрать волей и неволей у хлопов косы и вилы и вооружать ими повстанцев, оставшихся верными отчизне, и дожидаться дальнейших событий.
— Отдать-то отдали, только уж перед самым отъездом. Новый окружной
суд в Томске присудил, а при прежних порядках канителили, да и до сих пор бы все писали, а право на моей стороне было: умер он, как
оказалось по вскрытию, не
в душевном помрачении, по публикациям наследников не явилось, ну,
в мою, значит пользу и порешили.
— Правильно изволили сказать, но сами согласитесь, ведь соль — материал сырой. Мало-мальски водой ее хватит, тотчас на утек и превращается, можно сказать,
в ничтожество. Его превосходительство Александр Иваныч об этом своевременно доносили по начальству: буря, дескать, и разлитие рек, и крушение
судов. Следствие было произведено, и решение воспоследовало предать дело воле божией. А враги назначили переисследование. Тут воли-то божией и не
оказалось. Понимаете?
— Пусть они совместно с вами рассмотрят дело, и если я
окажусь правым, я выдам тотчас же пять тысяч рублей, взяв с вас расписку
в излишне перебранных вами деньгах. Если же они найдут мой отчет неправильным, то подавайте на меня
в суд. Иначе я не согласен…
Провинциальный
суд оказался благоговеющим перед знаменитым московским адвокатом и ученым. Все требования его беспрекословно исполнялись. После постановки вопросов о виновности подсудимых, Левицкий внес
в редакцию их некоторое изменение.
Кроме Баранщикова, тут точно
в таком же положении
оказались еще и другие лица нерусской национальности, а именно один швед и пятеро немцев, и все они были заманены на
судно и здесь удержаны и закованы.
В нынешнем 1885 году не
оказалось в приходе половинного количества
судов к рижскому порту, а во все лето
в Ригу плелись из отдаленных мест голодной Белоруссии чернорабочие «выгружать» — и бедствовали страшно.
Например, три года тому назад, когда сократился приход
судов к нашему порту, газеты писали, что набережные переполнены людьми, пришлыми искать выгрузной работы, которой
в этот год не
оказалось.
Далее этого идти уже некуда, и можно с утвердительностью сказать, что действительно «последняя вещь горше первой», ибо дочь крестьянки еще «для прилики» слышала наставление: «веди себя честно», а «дочери девиц», как выразилась одна из них на
суде, получают от своих матерей «прямое руководство к своей жизни». Здесь, к удовольствию селохвалителей и градоненавистников, городские фрукты действительно
оказываются гнилостнее деревенских, но дело не
в скверных концах, а
в дурных началах…