Неточные совпадения
Одни требовали расчета или прибавки, другие уходили, забравши задаток; лошади заболевали; сбруя горела как на
огне; работы исполнялись небрежно; выписанная из Москвы молотильная машина
оказалась негодною по своей тяжести; другую с первого разу испортили; половина скотного двора сгорела, оттого что слепая старуха из дворовых
в ветреную погоду пошла с головешкой окуривать свою корову… правда, по уверению той же старухи, вся беда произошла оттого, что барину вздумалось заводить какие-то небывалые сыры и молочные скопы.
«Один из студентов, возвращенных из Сибири, устроил здесь какие-то идиотские радения с гимназистками: гасил
в комнате
огонь, заставлял капать воду из умывальника
в медный таз и под равномерное падение капель
в темноте читал девицам эротические и мистические стишки. Этим он доводил девчонок до истерики, а недавно
оказалось, что одна из них, четырнадцати лет, беременна».
— Собирались
в доме ювелира Марковича, у его сына, Льва, — сам Маркович — за границей. Гасили
огонь и
в темноте читали… бесстыдные стихи, при
огне их нельзя было бы читать. Сидели парами на широкой тахте и на кушетке, целовались. Потом, когда зажигалась лампа, —
оказывалось, что некоторые девицы почти раздеты. Не все — мальчики, Марковичу — лет двадцать, Пермякову — тоже так…
И это правда. Обыкновенно ссылаются на то, как много погибает судов. А если счесть, сколько поездов сталкивается на железных дорогах, сваливается с высот, сколько гибнет людей
в огне пожаров и т. д., то на которой стороне
окажется перевес? И сколько вообще расходуется бедного человечества по мелочам,
в одиночку, не всегда
в глуши каких-нибудь пустынь, лесов, а
в многолюдных городах!
Оказалось, что первым проснулся Дерсу; его разбудили собаки. Они все время прыгали то на одну, то на другую сторону костра. Спасаясь от тигра, Альпа бросилась прямо на голову Дерсу. Спросонья он толкнул ее и
в это время увидел совсем близко от себя тигра. Страшный зверь схватил тазовскую собаку и медленно, не торопясь, точно понимая, что ему никто помешать не может, понес ее
в лес. Испуганная толчком, Альпа бросилась через
огонь и попала ко мне на грудь.
В это время я услышал крик Дерсу.
В 1905 году он был занят революционерами, обстреливавшими отсюда сперва полицию и жандармов, а потом войска. Долго не могли взять его. Наконец, поздно ночью подошел большой отряд с пушкой. Предполагалось громить дом гранатами.
В трактире ярко горели
огни. Войска окружили дом, приготовились стрелять, но парадная дверь
оказалась незаперта. Разбив из винтовки несколько стекол, решили штурмовать. Нашелся один смельчак, который вошел и через минуту вернулся.
Собрав остатки последних сил, мы все тихонько пошли вперед. И вдруг действительно
в самую критическую минуту с левой стороны показались кустарники. С величайшим трудом я уговорил своих спутников пройти еще немного. Кустарники стали попадаться чаще вперемежку с одиночными деревьями.
В 21/2 часа ночи мы остановились. Рожков и Ноздрин скоро развели
огонь. Мы погрелись у него, немного отдохнули и затем принялись таскать дрова. К счастью, поблизости
оказалось много сухостоя, и потому
в дровах не было недостатка.
В Корчеву мы пришли
в исходе восьмого часа вечера, когда уже были зажжены
огни. Нас прямо провели
в полицейское управление, но так как это было 25-го августа, память апостола Тита и тезоименитство купца Вздошникова, у которого по этому случаю было угощение, то
в управлении, как и
в первый раз,
оказался один только Пантелей Егорыч.
Пришёл к себе, лёг — под боком книжка эта
оказалась. Засветил
огонь, начал читать из благодарности к наставнику. Читаю, что некий кавалер всё мужей обманывает, по ночам лазит
в окна к жёнам их; мужья ловят его, хотят шпагами приколоть, а он бегает. И всё это очень скучно и непонятно мне. То есть я, конечно, понимаю — балуется молодой человек, но не вижу, зачем об этом написано, и не соображу — почему должен я читать подобное пустословие?
— С нами, мол, крестная сила. Где же пашня моя? Заблудился, что ли? Так нет: место знакомое и прикол стоит… А пашни моей нет, и на взлобочке трава
оказывается зеленая… Не иначе, думаю, колдовство. Нашаманили, проклятая порода. Потому — шаманы у них, сам знаешь, язвительные живут, сила у дьяволов большая. Навешает сбрую свою,
огонь в юрте погасит, как вдарит
в бубен, пойдет бесноваться да кликать, тут к нему нечисть эта из-за лесу и слетается.
Энергия
оказывается средством сообщения ουσία, причем ее многоликость подобна многим лампадам, возжигаемым от
огня, она «не триипостасна
в этом смысле, но тысячеипостасна» [Ibid., 941.].
Нам все время хотелось есть, и мы жадно набрасывались на пищу, но каждый раз после еды появлялось головокружение и тошнота. Всю ночь напролет мы лежали у
огня, страдая приступами болезни. Когда рассвело, я не узнал своих спутников. У всех нас
оказались распухшие лица и ноги. Пересилив себя, я еле добрался до лодки. Солнечный восход застал нас уже
в дороге.
Оказалось, что удэхейцы разошлись. Услышав звуки топоров и увидев зарево
огня на берегу моря, местные удэхейцы пошли на разведку. Подойдя почти вплотную к нам, они стали наблюдать. Убедившись, что они имеют дело с людьми, которые их не обидят, удэхейцы вышли из засады. Вскоре явились и наши провожатые. Они нашли юрту и
в ней женщину. Узнав, что мужчины отправились на разведку, они позвали ее с собой и пошли прямо на бивак.
Оказывается, вскоре после моего ухода фельдшера позвали к холерному больному; он взял с собой Федора, а при Рыкове оставил Степана и только что было улегшегося спать Павла. Как я мог догадаться из неохотных ответов Степана, Павел сейчас же по уходе фельдшера снова лег спать, а с больным остался один Степан. Сам еле оправившийся, он три часа на весу продержал
в ванне обессилевшего Рыкова! Уложит больного
в постель, подольет
в ванну горячей воды, поправит
огонь под котлом и опять сажает Рыкова
в ванну.
Стали мужики вспоминать, — верно, по ночам
огонь горит.
Оказался тут камманист один. Винтовку взял, наган, влез
в окошко и
в печку спрятался. Думали, — не зеленые ли по ночам собираются?
То же самое тайною, невысказываемою мыслью сидело
в головах солдат. Когда улеглась паника от обстрела переправы, откуда-то донеслось дружное, радостное «ура!».
Оказалось, саперы под
огнем навели обрушившийся мост, вывезли брошенные орудия, и командир благодарил их. А по толпам отступавших пронесся радостно-ожидающий трепет, и все жадно спрашивали друг друга...
В самом деле, огненный столб поднимался против окошек, народ бежал на пожарище. Но огнегасительная помощь
оказалась уже ненужною: крупный град забарабанил по крыше, вслед затем полил дождь как из ушата, так что, думалось мне, готов был затопить нас; он и залил
огонь. Гроза стала утихать, гром ослабевал, только по временам слышалось еще ворчанье его. Казалось, разгневанный громовержец был удовлетворен проявлением своего могущества.
Выстрелы не повторялись; все было тихо. Конечно, Марс не вынимал еще грозного меча из ножен? не скрылся ли он
в засаде, чтобы лучше напасть на важную добычу свою? не хочет ли, вместо железа или
огня, употребить силки татарские? Впрочем, пора бы уж чему-нибудь
оказаться! — и
оказалось. Послышались голоса, но это были голоса приятельские, именно цейгмейстеров и Фрицев. Первый сердился, кричал и даже грозился выколотить душу из тела бедного возничего; второй оправдывался, просил помилования и звал на помощь.
Вдруг блеснул огонек. Кто-то, видимо, высекал
огонь.
В одно мгновенье,
в несколько быстрых прыжков Ермак
оказался около копошащейся фигуры и схватил за шиворот низкорослого татарина, наклонившегося над грудой натасканного им хвороста, который он намеревался поджечь. Неожиданное нападение окончательно ошеломило татарина.
— Дуб мамврийский — он
в панораме большой
оказывается… А это будет град Вифлеем, где Христос родился… Гроб господень изнутри…
В этом самом гробе
в Христову пятницу благодатный
огонь с неба сходит.