Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) необъяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была соединившись
ожидать неприятеля.
Неточные совпадения
— Но, государи мои, — продолжал он, выпустив, вместе с глубоким вздохом, густую струю табачного дыму, — я не смею взять на себя столь великую ответственность, когда дело идет о безопасности вверенных мне провинций ее императорским величеством, всемилостивейшей моею государыней. Итак, я соглашаюсь с большинством голосов, которое решило, что всего благоразумнее и безопаснее внутри города
ожидать осады, а нападения
неприятеля силой артиллерии и (буде окажется возможным) вылазками — отражать.
Не зорко смотрели башкирцы за своим табуном. Пришли они от Волги до самой Рязани, не встретив нигде отпора; знали, что наши войска распущены, и не
ожидали себе
неприятеля; а от волков, думали, обережемся чебузгой да горлом. И четверо из них, уперев в верхние зубы концы длинных репейных дудок и набрав в широкие груди сколько могли ветру, дули, перебирая пальцами, пока хватало духа. Другие подтягивали им горлом, и огонь освещал их скулистые лица, побагровевшие от натуги.
Я сказал только, что счастие ее
ожидает такое, какого она и вообразить себе не может, и что, несмотря на козни
неприятелей, мы будем вместе.
— Ай-ай-ай, Лев Александрович! Как же ж это вы так легкомысленно относитесь к этому! «Пускай едет»! А как не уедет? А как пойдет в толпу да станет бунтовать, да как если — борони Боже — на дом нахлынут? От подобных господчиков я всего
ожидаю!.. Нет-с, пока не пришло войско, мы в блокаде, доложу я вам, и я не дам лишнего шанса
неприятелю!.. Выпустить его невозможно.
Действительно, в ночь
ожидали со стороны
неприятеля стрельбу по лагерю, а назавтра какое-то движение.
Народ
ожидал, что великий князь, по примеру Донского, поспешит ехать к войску, а он спешил жечь посады, обвестив народ этим печальным знамением, что ждет
неприятеля в Москву.
В замке все приуныло. У коменданта составлен был совет. Пролом стены, недостаток в съестных припасах, изготовления русских к штурму, замеченные в замке, — все утверждало в общем мнении, что гарнизон не может долее держаться, но что, в случае добровольной покорности, можно
ожидать от
неприятеля милостивых условий для войска и жителей. Решено через несколько часов послать в русский стан переговорщиков о сдаче. Сам цейгмейстер, убежденный необходимостию, не противился этому решению.
Мурзенко славился в войске Шереметева лихим наездничеством, личною храбростью, умением повелевать своими калмыцкими и башкирскими сотнями, которые на грозное гиканье его летели с быстротою стрелы, а нагайки его боялись пуще гнева пророка или самодельных божков; он славился искусством следить горячие ступни врагов, являться везде, где они его не
ожидали, давать фельдмаршалу верные известия о положении и числе
неприятеля, палить деревни, мызы, замки, наводить ужас на целую страну.
Все поглядывали вперед на
неприятеля и на эскадронного командира,
ожидая команды.
Таким образом мы будем бодро
ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить
неприятелю участь, коей он заслуживает».]