Неточные совпадения
Из обеих дверей выскочили, точно обожженные, подростки, девицы и юноши, расталкивая их, внушительно спустились с лестницы бородатые, тощие
старики, в длинных
одеждах, в ермолках и бархатных измятых картузах, с седыми локонами на щеках поверх бороды, старухи в салопах и бурнусах, все они бормотали, кричали, стонали, кланяясь, размахивая руками.
Легкие, как тени,
одежды эти прикрывали сухое, костлявое тело
старика с двуцветным лицом; сквозь тускло-желтую кожу лица проступали коричневые пятна какой-то древней ржавчины.
Я любовался тем, что вижу, и дивился не тропической растительности, не теплому, мягкому и пахучему воздуху — это все было и в других местах, а этой стройности, прибранности леса, дороги, тропинок, садов, простоте
одежд и патриархальному, почтенному виду
стариков, строгому и задумчивому выражению их лиц, нежности и застенчивости в чертах молодых; дивился также я этим земляным и каменным работам, стоившим стольких трудов: это муравейник или в самом деле идиллическая страна, отрывок из жизни древних.
Не доходя до Тараса, Нехлюдов остановился в проходе подле почтенного вида
старика с белой бородой, в нанковой поддевке, разговаривавшего с молодой женщиной в деревенской
одежде.
Оба китайца были одеты в синие куртки, синие штаны, наколенники и улы, но
одежда молодого китайца была новая, щеголеватая, а платье
старика — старое и заплатанное.
Когда мы подходили к фанзе, в дверях ее показался хозяин дома. Это был высокий
старик, немного сутуловатый, с длинной седой бородой и с благообразными чертами лица. Достаточно было взглянуть на его
одежду, дом и людские, чтобы сказать, что живет он здесь давно и с большим достатком. Китаец приветствовал нас по-своему. В каждом движении его, в каждом жесте сквозило гостеприимство. Мы вошли в фанзу. Внутри ее было так же все в порядке, как и снаружи. Я не раскаивался, что принял приглашение
старика.
Когда приговоренных молодых людей отправляли по этапам, пешком, без достаточно теплой
одежды, в Оренбург, Огарев в нашем кругу и И. Киреевский в своем сделали подписки. Все приговоренные были без денег. Киреевский привез собранные деньги коменданту Стаалю, добрейшему
старику, о котором нам придется еще говорить. Стааль обещался деньги отдать и спросил Киреевского...
Уже сильно завечерело, красные облака висели над крышами, когда около нас явился
старик с белыми усами, в коричневой, длинной, как у попа,
одежде и в меховой, мохнатой шапке.
Внимание Розанова еще удержалось на Илье Артамоновиче Нестерове, хозяине Пармена Семеновича, высоком, совершенно белом, как лунь,
старике с очень умным и честным лицом; на кавалере древнего же письма, но имеющем
одежду вкратце «еллинскую» и штаны навыпуск, да на какой-то тупоумнейшей голове.
— Я сейчас очень живо вспомнил этого
старика, как он в испуге бежал по коридору, захватив верхнюю
одежду и башмаки…
И старший рабочий, с рыжей бородой, свалявшейся набок, и с голубыми строгими глазами; и огромный парень, у которого левый глаз затек и от лба до скулы и от носа до виска расплывалось пятно черно-сизого цвета; и мальчишка с наивным, деревенским лицом, с разинутым ртом, как у птенца, безвольным, мокрым; и
старик, который, припоздавши, бежал за артелью смешной козлиной рысью; и их
одежды, запачканные известкой, их фартуки и их зубила — все это мелькнуло перед ним неодушевленной вереницей — цветной, пестрой, но мертвой лентой кинематографа.
Солнце жаркими лучами
Грудь Кавказа целовало,
И под страстными огнями
Все цвело и ликовало.
Лишь
старик Казбек угрюмый
Этой ласке не поддался
И один с своею думой
Под снегами оставался.
Из-за ласки лицемерной
Не хотел менять
одеждыИ сменить свой холод верный
На весенние надежды.
Он стал небрежен в
одежде, высокий стан его согнулся, очи померкли, нижняя челюсть отвисла, как у
старика, и только в присутствии других он делал усилие над собою, гордо выпрямлялся и подозрительно смотрел на окольных, не замечает ли кто в нем упадка духа.
Живут все эти люди и те, которые кормятся около них, их жены, учителя, дети, повара, актеры, жокеи и т. п., живут той кровью, которая тем или другим способом, теми или другими пиявками высасывается из рабочего народа, живут так, поглощая каждый ежедневно для своих удовольствий сотни и тысячи рабочих дней замученных рабочих, принужденных к работе угрозами убийств, видят лишения и страдания этих рабочих, их детей,
стариков, жен, больных, знают про те казни, которым подвергаются нарушители этого установленного грабежа, и не только не уменьшают свою роскошь, не скрывают ее, но нагло выставляют перед этими угнетенными, большею частью ненавидящими их рабочими, как бы нарочно дразня их, свои парки, дворцы, театры, охоты, скачки и вместе с тем, не переставая, уверяют себя и друг друга, что они все очень озабочены благом того народа, который они, не переставая, топчут ногами, и по воскресеньям в богатых
одеждах, на богатых экипажах едут в нарочно для издевательства над христианством устроенные дома и там слушают, как нарочно для этой лжи обученные люди на все лады, в ризах или без риз, в белых галстуках, проповедуют друг другу любовь к людям, которую они все отрицают всею своею жизнью.
Было слышно, как
старик, тяжко шаркая ногами, вошёл в свою горницу, сбросил на пол
одежду, распахнул окно и загремел стулом.
Старики Багровы со всем семейством вышли на крыльцо; Арина Васильевна в шелковом шушуне [Шушун — женская верхняя
одежда; большею частью короткая кофта, шубейка.] и юбке, в шелковом гарнитуровом с золотыми травочками платке на голове, а Степан Михайлыч в каком-то стародавнем сюртуке, выбритый и с платком на шее, стояли на верхней ступеньке крыльца; один держал образ Знамения божьей матери, а другая — каравай хлеба с серебряной солонкой.
Рассуждая таким образом,
старик не терял из виду прорех, которыми покрыта была
одежда Захара.
Крестьянский народ пестрыми толпами возвращался из церкви;
старики, девки, дети, бабы с грудными младенцами, в праздничных
одеждах, расходились по своим избам, низко кланяясь барину и обходя его.
Затем, как ни добивался Пафнутьев, кто приходил, какого вида и роста, военный или статский, в
одежде или без таковой, молодой или
старик, — так ничего и не добился.
Но она не умела молчать о
старике и всё уговаривала Илью забыть о нём. Лунёв сердился, уходил от неё. А когда являлся снова, она бешено кричала ему, что он её из боязни любит, что она этого не хочет и бросит его, уедет из города. И плакала, щипала Илью, кусала ему плечи, целовала ноги, а потом, в исступлении, сбрасывала с себя
одежду и, нагая стоя перед ним, говорила...
Голос
старика прерывался, худое лицо было строго, от
одежд его пахло ладаном.
Паркер был лакей, — я видел такую
одежду, как у него, на картинах. Седой, остриженный, слегка лысый, плотный человек этот в белых чулках, синем фраке и открытом жилете носил круглые очки, слегка прищуривая глаза, когда смотрел поверх стекол. Умные морщинистые черты бодрой старухи, аккуратный подбородок и мелькающее сквозь привычную работу лица внутреннее спокойствие заставили меня думать, не есть ли
старик главный управляющий дома, о чем я его и спросил. Он ответил...
Тяжко было Вадиму смотреть на них, он вскочил и пошел к другой кибитке: она была совершенно раскрыта, и в ней были две девушки, две старшие дочери несчастного боярина. Первая сидела и поддерживала голову сестры, которая лежала у ней на коленах; их волосы были растрепаны, перси обнажены,
одежды изорваны… толпа веселых казаков осыпала их обидными похвалами, обидными насмешками… они однако не смели подойти к
старику: его строгий, пронзительный взор поражал их дикие сердца непонятным страхом.
Он видел, уже пробудившись, как
старик ушел в рамки, мелькнула даже пола его широкой
одежды, и рука его чувствовала ясно, что держала за минуту пред сим какую-то тяжесть.
Старик проворчал что-то в ответ и отошел, понурив голову, а Василий пошел к товарищам сказать, чтобы готовились. От должности помощника старосты он отказался ранее, и на eгo место уже выбрали другого. Беглецы уложили котомочки, выменяли лучшую
одежду и обувь, и на следующий день, когда действительно стали снаряжать рабочих на мельницу, они стали в число выкликаемых. В тот же день с постройки все они ушли в кусты. Не было только Бурана.
Входит
старик в страннической
одежде, через плечо на ремне висит сулея, через другое — сумка с травами и корнями. Нагибается к раненым, прикладывает траву и дает пить из сулейки.
Между другими фигурами Макару попался незнакомый
старик; он был, очевидно, чалганец; это было видно по лицу, по
одежде, даже по походке, но Макар не мог припомнить, чтоб он когда-либо прежде его видел.
Раздражает
старика и неудержимая разговорчивость Николая Николаевича, и его свежая, здоровая молодость, и заботливая опрятность в
одежде, и мягкая, вежливая уступчивость, но мучительнее всего для Жмакина сознание своей собственной жалкой старости, грубости, пришибленности и бессильной, несправедливой злости.
Старик, всю
одежду которого составляли распадавшиеся в лохмотьях пестрый бешмет и лоскутные портки, был так хил, что туго стянутые за сгорбленной спиной костлявые руки его, казалось, едва держалась в плечах, и кривые босые ноги насилу передвигались.
Зодчий —
старик в широких и темных
одеждах. Чертами лица и сединами напоминает Короля.
Не стерпелось Василью Борисычу. Досадно стало великому начетчику слушать басни, что незнаемые писатели наплели в Китежском «Летописце»… Обратился к стоявшему рядом
старику почтенной наружности, судя по
одежде, заезжему купцу.
И Бальтасар пришел и рвался к жене, яростно вопия, расточая удары и кусаясь. Но не пустили его юноши к Мафальде. Обессилел
старик, и стоя поодаль, рвал на себе
одежду и седые волосы.
Если бы все мои мысли, все внимание не были сосредоточены на этой черной неподвижной точке, я заметила бы трех всадников в богатых кабардинских
одеждах, на красивых конях, медленно въезжавших во двор наиба. Первым ехал седой, как лунь,
старик в белой чалме, в праздничной
одежде. Дедушка-наиб почтительно вышел навстречу и, приблизившись к старшему всаднику, произнес, прикладывая руку, по горскому обычаю, ко лбу, губам и сердцу...
Бледный Вайнштейн, вдруг вдвое потолстевший, — он надел на себя белья и
одежды, сколько налезло, — ушел с многочисленною семьею к родственникам своим в пригород.
Старик Гавриленко растерянно сидел с женою у Ми-риманова.
На моей
одежде были серебряные пуговицы, на плечах — мишурные серебряные полоски. На этом основании всякий солдат был обязан почтительно вытягиваться передо мною и говорить какие-то особенные, нигде больше не принятые слова: «так точно!», «никак нет!», «рад стараться!» На этом же основании сам я был обязан проявлять глубокое почтение ко всякому
старику, если его шинель была с красною подкладкою и вдоль штанов тянулись красные лампасы.
Великий князь взглянул на своего спутника, взглянул на спутника великой княгини и опять на своего. Лица незнакомые, оба с мечами наголо, кругом его дворчан все чужие! Он обомлел: смертная бледность покрыла щеки его; несчастный
старик готов был упасть в обморок и остановил своего коня. Молодая княгиня, ничего не понимая, смотрела с каким-то ребяческим кокетством на своего пригожего оруженосца. Она была в мужской
одежде — прекраснее мальчика не видано, — но литвянка умела ловко выказать, что она женщина.
Некоторые из соседей, принарядившись в лучшие
одежды, успели проскользнуть на панихиды, но в первой комнате, где стоял гроб, не заметили ничего особенного и только удостоверяли, что «кровавый
старик» лежит как живой и одет в черную
одежду. Видели и ту красивую и нарядную барыню, которая первая прибыла в дом покойного, и заметили, что она во все время панихиды стояла близ гроба и горько плакала.
Так, между прочим, выехал за город седовласый
старик в богатой
одежде, с короной на голове и жезлом в руках.
Хор шел в развратном виде, в
одеждах наизнанку, некоторые музыканты шли задом, ехали на быках, верблюдах; слуги в ливреях везли карету, в которой разлеглась лошадь; модники везли другую карету, где сидела обезьяна; несколько карлиц с трудом поспевали за великанами; за ними подвигалась люлька со спеленатым в ней
стариком, которого кормил грудной мальчик.
Прошло часа три в ожидании знаменитого гостя. Между тем небольшая двухвесельная лодка подошла к пристани. В ней сидели два финна в простых крестьянских
одеждах, больших и широкополых шляпах, опущенных, по обыкновению, на самые глаза. Один усердно работал веслами, другой управлял рулем. Лодку не пустили на пристань, и она должна была подойти к берегу несколько подальше.
Старик, сидевший у руля, вышел на берег и начал пробираться к городскому дому.
Одежда странника была не немецкая; он говорил и языком хотя понятным для чехов, но все-таки не чешским.
Старик, прежде чем поклонился хозяевам, положил несколько крестных знамений перед иконою, вделанною в небольшое дупло вяза, что очень понравилось набожным чехам.
Ужинавшие были большей частью исхудалые, истощенные, в изношенных
одеждах, редкобородые, седые и лысые
старики и сморщенные старушки.