Неточные совпадения
Захар не старался изменить не только данного ему Богом образа, но и своего костюма, в котором ходил в деревне. Платье ему шилось по вывезенному им из деревни образцу. Серый сюртук и жилет нравились ему и потому, что в этой полуформенной
одежде он видел слабое воспоминание ливреи, которую он носил некогда, провожая
покойных господ в церковь или в гости; а ливрея в воспоминаниях его была единственною представительницею достоинства дома Обломовых.
Убеждения графа Ивана Михайловича с молодых лет состояли в том, что как птице свойственно питаться червяками, быть одетой перьями и пухом и летать по воздуху, так и ему свойственно питаться дорогими кушаньями, приготовленными дорогими поварами, быть одетым в самую
покойную и дорогую
одежду, ездить на самых
покойных и быстрых лошадях, и что поэтому это всё должно быть для него готово.
Захар пригнулся к полу; секунду спустя синий огонек сверкнул между его пальцами, разгорелся и осветил узенькие бревенчатые стены, кой-где завешанные
одеждой, прицепленной к деревянным гвоздям; кой-где сверкнули хозяйственные орудия, пила, рубанок, топор, державшиеся на стене также помощию деревянных колышков; во всю длину стены, где прорублено было окошко, лепились дощатые нары, намощенные на козла, — осеннее ложе
покойного Глеба; из-под нар выглядывали голые ноги приемыша.
Еленино платье, строгое и черное, лежало на ней печально, — как будто, облекая Елену в день скорби, не могла равнодушная
одежда не отражать ее омраченной души. Елена вспоминала
покойную мать, — и знала, что прежняя жизнь, мирная, ясная и строгая, умерла навсегда. Прежде чем начнется иное, Елена холодными слезами и неподвижной грустью поминала прошлое.
«Где будет сокровище ваше, там будет и сердце ваше», — сказано в евангелии. Если сокровищем своим человек будет считать свое тело, он и будет полагать свои силы на то, чтобы у него для тела были вкусные кушанья,
покойные помещения, красивая
одежда и всякие удовольствия. А чем больше полагает человек свои силы на тело, тем меньше у него останется их для жизни духовной.
Переложив все это в свои карманы, Сергей Дмитриевич имел хладнокровие снова осмотреть каждый лоскуток. Пистолет, саблю и кинжал, бывшие на
покойном, он отложил в сторону у края дороги. Разрезанную
одежду он бережно положил на, шинель, закатал в нее и завязал ременной портупеей
покойного, взвалил узел на плечи, захватил оружие и понес все это к бричке.
Некоторые из соседей, принарядившись в лучшие
одежды, успели проскользнуть на панихиды, но в первой комнате, где стоял гроб, не заметили ничего особенного и только удостоверяли, что «кровавый старик» лежит как живой и одет в черную
одежду. Видели и ту красивую и нарядную барыню, которая первая прибыла в дом
покойного, и заметили, что она во все время панихиды стояла близ гроба и горько плакала.
Солнце появилось на краю горизонта, и его яркие, как бы смеющиеся лучи осветили береговой откос, на котором лежал невод, и заиграло в разноцветной чешуе множество трепещущей в нем рыбы, среди которой покоилась какая-то, на первый взгляд, бесформенная темная масса, вся опутанная водяными порослями, и лишь вглядевшись внимательно, можно было определить, что это была мертвая женщина, не из простых, судя по
одежде и по превратившейся в какой-то комок шляпе, бывшей на голове
покойной.
Он вынул еще по дороге к трупу из ножен висевший у него на поясе кинжал и, подойдя к мертвецу, стал спокойно и осторожно разрезать на нем
одежду, чтобы не тратить времени не раздевание трупа. Шинель на
покойном была только накинута, Талицкий разрезал пальто, сюртук и остальное. Для того, чтобы снять разрезанные лоскутки
одежды, ему приходилось осторожно приподнимать труп, поворачивать его и даже иногда ставить прямо на ноги.