Неточные совпадения
Корд для торжества скачек
оделся в свой парадный костюм,
черный застегнутый сюртук, туго-накрахмаленные воротнички, подпиравшие ему щеки, и
в круглую,
черную шляпу и ботфорты.
Еще утром, едва проснувшись, он уже почувствовал, что этот день начался
в черных лучах. Он мрачно
оделся, неохотно позавтракал, забыл прочитать газету и долго курил, погруженный
в невыразимый мир бесцельного напряжения; среди смутно возникающих слов бродили непризнанные желания, взаимно уничтожая себя равным усилием. Тогда он занялся делом.
Дмитрий явился
в десятом часу утра, Клим Иванович еще не успел
одеться.
Одеваясь, он посмотрел
в щель неприкрытой двери на фигуру брата. Держа руки за спиной, Дмитрий стоял пред книжным шкафом, на сутулых плечах висел длинный, до колен, синий пиджак,
черные брюки заправлены за сапоги.
Несмотря на длинные платья,
в которые закутаны китаянки от горла до полу, я случайно, при дуновении ветра, вдруг увидел хитрость. Женщины, с оливковым цветом лица и с
черными, немного узкими глазами,
одеваются больше
в темные цвета. С прической а la chinoise и роскошной кучей
черных волос, прикрепленной на затылке большой золотой или серебряной булавкой, они не неприятны на вид.
Наскоро сполоснувши лицо водой, он
одевается в белую пару из домотканого полотна, выпивает большую рюмку зверобойной настойки, заедает ломтем
черного хлеба, другой такой же ломоть, густо посоленный, кладет
в сетчатую сумку, подпоясывается ремнем, за который затыкает нагайку, и выходит
в гостиную.
— Бахарев сидит вторым от края; справа от него помещаются четыре женщины и
в конце их одна стоящая фигура мужеского рода; а слева сидит очень высокий и очень тонкий человек, одетый совершенно так, как
одеваются польские ксендзы: длинный
черный сюртук до пят,
черный двубортный жилет и
черные панталоны, заправленные
в голенища козловых сапожек, а по жилету часовой шнурок, сплетенный из русых женских волос.
Женька ждала его
в маленьком скверике, приютившемся между церковью и набережной и состоявшем из десятка жалких тополей. На ней было серое цельное выходное платье, простая круглая соломенная шляпа с
черной ленточкой. «А все-таки, хоть и скромно
оделась, — подумал Платонов, глядя на нее издали своими привычно прищуренными глазами, — а все-таки каждый мужчина пройдет мимо, посмотрит и непременно три-четыре раза оглянется: сразу почувствует особенный тон».
Один раз, поздно вечером, он,
в черном фраке и белом жилете, вошел
в гостиную с тем, чтобы взять с собой на бал Володю, который
в это время
одевался в своей комнате. Бабушка
в спальне дожидалась, чтобы Володя пришел показаться ей (она имела привычку перед каждым балом призывать его к себе, благословлять, осматривать и давать наставления).
В зале, освещенной только одной лампой, Мими с Катенькой ходила взад и вперед, а Любочка сидела за роялем и твердила второй концерт Фильда, любимую пьесу maman.
Герой мой
оделся франтом и, сев
в покойный возок, поехал
в собрание. Устроено оно было
в трактирном заведении города; главная танцевальная зала была довольно большая и холодноватая; музыка стояла
в передней и, когда Вихров приехал, играла галоп. У самых дверей его встретил,
в черном фраке,
в белом жилете и во всех своих крестах и медалях, старик Захаревский. Он нарочно на этот раз взялся быть дежурным старшиной.
Одна лишь Варвара Петровна была скромно и по-всегдашнему одета во всё
черное; так бессменно
одевалась она
в продолжение последних четырех лет.
Она буквально сдержала свою клятву: через два или три года Сонечка жила
в девичьей,
одевалась, как
черная служанка, мыла и чистила детскую, где поселились уже две новые сестрицы.
Одет он был по традиции, как все Гамлеты
одеваются,
в некое подобие испанского костюма, только
черное трико на ногах и
черный колет,
в опушении меха, что и очень красиво и пахнет севером.
В первом акте я выходил Роллером без слов, одетый
в черный плащ и шляпу.
Одевался я
в уборной Н. С. Песоцкого, который свою любимую роль Карла уступил молодому актеру Далматову. Песоцкий зашел ко мне, когда я, надев чулки и
черные трусики, туго перехватив их широким поясом, обулся
в легкие башмаки вместо тяжелых высоких сапог и почувствовал себя вновь джигитом и легким горцем и встал перед зеркалом.
Такое позволение, как видно, очень обрадовало Миклакова; он несколько раз и с улыбкою на губах перечитал письмецо княгини и часов с семи принялся
одеваться: надев прежде всего белую крахмальную рубашку, он почувствовал какую-то свежесть во всем теле; новый
черный сюртучок, благодаря шелковой подкладке
в рукавах, необыкновенно свободно шмыгнул у него по рукам; даже самая грудь его, одетая уже не
в грязную цветную жилетку, а
в черную, изящно отороченную ленточкой, стала как бы дышать большим благородством; словом,
в этом костюме Миклаков помолодел по крайней мере лет на десять.
Наконец поток мой иссяк, и застенчивым движением я вынул из кармана справочник
в красном переплете с золотыми буквами. Верный друг мой, с которым я не расставался на первых шагах моего трудного пути. Сколько раз он выручал меня, когда проклятые рецептурные вопросы разверзали
черную пропасть передо мной! Я украдкой,
в то время как пациент
одевался, перелистывал странички и нашел то, что мне было нужно.
Оделся я, вышел на улицу. Было утро раннее, часов шесть-семь. На улицах никого не было. Толкнулся я к Михайле — говорят, дома не ночевал, должно быть,
в гостинице остался.
В ресторан мне идти рано, да и не могу туда идти — противно. Ходил я, ходил по городу. Отворили турецкие кофейни, там посидел, чашку кофе выпил
черного. Гляжу на людей и думаю: «Все, все вы счастливые, у каждого свое дело, у каждого чистые руки… а я!»
Стал он колебаться: «Разве что
в самом деле чаю?» А сам тем временем
оделся: манишку бумажную с гвоздя снял, воротничок чистенький, галстук
черный с синими звездами, — смотрю, ах ты, черт! — прямо член паргокского жокей-клуба из журнала мод, и даже на панталонах спереди складки.
А Лодка умылась, не
одеваясь, выпила чашку крепкого чая и снова легла, чувствуя сверлящие уколы где-то
в груди: как будто к сердцу ее присосалась большая
черная пиявка, пьет кровь, растет и, затрудняя дыхание, поднимается к горлу.
Носил он длинную поддевку из хорошего сукна или
черный романовский полушубок и вообще старался
одеваться чисто и прилично; калоши носил даже
в сухую погоду.
От меня требовалось:
одеться поскорее, закутаться с головой
в «собственную» пуховую шаль, привезенную из Гори, спуститься до нижнего этажа по
черной лестнице, попасть
в подвал, где было спальное помещение женской прислуги, оттуда —
в дальний угол сада, где имелась крошечная калитка, которую никогда не закрывали на ключ и… я была бы спасена.
«Нужды ради» женщины снимали даже
черные платья и
одевались в цветные, а прислуга являлась
в ливрейных нарядах, но никогда
в числе ее не бывало
в эти дни ни дворецкого Сидора, ни других участников собраний
в сионской горнице.
Чтобы показать Денисову, что стала она чужда людям Божьим, вместо обычного
черного платья
оделась Дуня
в цветное, надела дорогие серьги, кольца и перстни, а на плечи накинула богатый кружевной платок. Напрасно убеждала ее Марья Ивановна идти
в черном платье, не слушалась Дуня.
Поговорив немного с вятским старожилом, я пошел к берегу. Пароход, казалось, был насыщен электричеством. Ослепительные лучи его вырывались из всех дверей, люков и иллюминаторов и отражались
в черной воде. По сходням взад и вперед ходили корейцы, носильщики дров. Я отправился было к себе
в каюту с намерением уснуть, но сильный шум на палубе принудил меня
одеться и снова выйти наверх.
Едва я успела
одеться, как пришел парикмахер с невыразимо душистыми руками и остриг мои иссиня-черные кудри, так горячо любимые мамой. Когда я подошла к висевшему
в простенке гардеробной зеркалу, я не узнала себя.
Катя встала, на голое тело надела легкое платье из чадры и босиком вышла
в сад. Тихо было и сухо, мягкий воздух ласково приникал к голым рукам и плечам. Как тихо! Как тихо!.. Месяц закрылся небольшим облачком, долина
оделась сумраком, а горы кругом светились голубовато-серебристым светом. Вдали ярко забелела стена дачи, — одной, потом другой. Опять осветилась долина и засияла тем же сухим, серебристым светом, а тень уходила через горы вдаль.
В черных кустах сирени трещали сверчки.
В ложах и креслах чиновно-светский монд, с преобладанием военных, по манере держать себя мало отличался от теперешнего. Бросилось мне
в глаза с верхов, что тогдашние фешенебли, не все, но очень многие,
одевались так:
черный фрак, светло-серые панталоны, при
черном галстуке и белом жилете.
От насохшей крови руки
оделись точно
в черные перчатки, и с трудом сгибались пальцы, теряя папиросы и спички.
В убогой своей избушке она писала и переводила. Способ работы у нее был ужасный. Когда Вера Ивановна писала, она по целым дням ничего не ела и только непрерывно пила крепчайший
черный кофе. И так иногда по пять-шесть дней. На нервную ее организацию и на больное сердце такой способ работы действовал самым разрушительным образом.
В жизни она была удивительно неприхотлива. Сварит себе
в горшочке гречневой каши и ест ее несколько дней.
Одевалась она очень небрежно, причесывалась кое-как.
Палтусов стоял лицом к двери
в будуар, откуда вышла Марья Орестовна. Он
оделся во все
черное. От этого его белокурая голова с живописной бородой много выигрывала. Ни на чьем стане не останавливались так глаза Нетовой, как на его складной фигуре
в прекрасно сшитом сюртуке.
— Лександр Васильевич, извольте
одеваться… — продолжал Степан, хмуря и без того сдвинутые брови. — Ишь, чулки
в чернилах опять замарали… На вас не напасешься…
Бася после работы поспала и сейчас
одевалась. Не по-всегдашнему
одевалась, а очень старательно, внимательно гляделась
в зеркало.
Черные кудри красиво выбивались из-под алой косынки, повязанной на голове, как фригийский колпак. И глаза блестели по-особенному, с ожиданием и радостным волнением. Нинка любовалась ее стройной фигурой и прекрасным, матово-бледным лицом.
Александрина, конечно, не употреблялась на
черную работу, но заведовала туалетом княгини, помогала ей
одеваться и входя
в гостиные лишь по зову ее сиятельства.
Начать с того, когда я решилась ехать, вопрос: как
одеться? — остановил меня. Если там все будут одни мужчины, надо надеть темное платье, даже
черное. Недурно показать полное презрение к замарашкам-сочинителям. Да и потом, явитесь вы
в хорошеньком туалете и вдруг ни один из этих уродов не догадается даже надеть белый галстук? А если там будут и женщины? Я очень волновалась.
Одевшись во все
черное, княжна вышла
в залу, а потом на подъезд, у которого уже стояла коляска.
Она быстро вскочила с постели. Ее
черная коса расплелась и волнистые волосы рассыпались по спине и плечам. Она судорожно стала приводить их
в порядок, затем открыла шкаф, достала из него пальто и шляпу и начала
одеваться.
По одну сторону зерцала поставили Мариулу, по другую — Языка; ее, красивую, опрятную,
в шелковом наряде, по коему рассыпались золотые звезды (мать княжны Лелемико унизилась бы
в собственных глазах, если бы
одевалась небогато), ее, бледную, дрожащую от страха; его —
в черном холщовом мешке, сквозь которого проглядывали два серые глаза и губы, готовые раскрыться, чтобы произнести смертельный приговор.
В голосе был ужас и что-то детское и молящее. Как будто так огромно было несчастие, что нельзя уже и не нужно было
одеваться гордостью и скользкими, лживыми словами, за которыми прячут люди свои чувства. Попадья стала на колени у постели мужа и взглянула ему
в лицо: при слабом синеватом свете лампадки оно казалось бледным, как у мертвеца, и неподвижным, и
черные глаза одни косились на нее; и лежал он навзничь, как тяжело больной или ребенок, которого напугал страшный сон и он не смеет пошевельнуться.