Неточные совпадения
За золотой нитью небо, вспыхивая, сияло
огромным веером света; белые
облака тронулись слабым румянцем.
Он отбрасывал их от себя, мял, разрывал руками, люди лопались в его руках, как мыльные пузыри; на секунду Самгин видел себя победителем, а в следующую — двойники его бесчисленно увеличивались, снова окружали его и гнали по пространству, лишенному теней, к дымчатому небу; оно опиралось на землю плотной, темно-синей массой
облаков, а в центре их пылало другое солнце, без лучей,
огромное, неправильной, сплющенной формы, похожее на жерло печи, — на этом солнце прыгали черненькие шарики.
«Это я слышал или читал», — подумал Самгин, и его ударила скука: этот день, зной, поля, дорога, лошади, кучер и все, все вокруг он многократно видел, все это сотни раз изображено литераторами, живописцами. В стороне от дороги дымился
огромный стог сена, серый пепел сыпался с него, на секунду вспыхивали, судорожно извиваясь, золотисто-красненькие червячки, отовсюду из черно-серого холма выбивались курчавые, синие струйки дыма, а над стогом дым стоял беловатым
облаком.
На улице было пустынно и неприятно тихо. Полночь успокоила
огромный город. Огни фонарей освещали грязно-желтые клочья
облаков. Таял снег, и от него уже исходил запах весенней сырости. Мягко падали капли с крыш, напоминая шорох ночных бабочек о стекло окна.
Впереди
огромная лиловая туча медленно поднималась из-за леса; надо мною и мне навстречу неслись длинные серые
облака; ракиты тревожно шевелились и лепетали.
…В Москву я из деревни приехал в Великий пост; снег почти сошел, полозья режут по камням, фонари тускло отсвечиваются в темных лужах, и пристяжная бросает прямо в лицо мороженую грязь
огромными кусками. А ведь престранное дело: в Москве только что весна установится, дней пять пройдут сухих, и вместо грязи какие-то
облака пыли летят в глаза, першит, и полицмейстер, стоя озабоченно на дрожках, показывает с неудовольствием на пыль — а полицейские суетятся и посыпают каким-то толченым кирпичом от пыли!»
На столах все было выставлено сразу, вместе с холодными закусками. Причудливых форм заливные, желе и галантины вздрагивали,
огромные красные омары и лангусты прятались в застывших соусах, как в
облаках, и багрянили при ярком освещении, а доминировали надо всем своей громадой окорока.
Крыша мастерской уже провалилась; торчали в небо тонкие жерди стропил, курясь дымом, сверкая золотом углей; внутри постройки с воем и треском взрывались зеленые, синие, красные вихри, пламя снопами выкидывалось на двор, на людей, толпившихся пред
огромным костром, кидая в него снег лопатами. В огне яростно кипели котлы, густым
облаком поднимался пар и дым, странные запахи носились по двору, выжимая слезы из глаз; я выбрался из-под крыльца и попал под ноги бабушке.
Говорил он и — быстро, как
облако, рос предо мною, превращаясь из маленького, сухого старичка в человека силы сказочной, — он один ведет против реки
огромную серую баржу…
Озимые куры, или сивки (они же и ржанки),
огромными стаями начинают виться под
облаками так высоко, что не всегда разглядишь их простыми глазами; но зато очень хорошо услышишь их беспрестанный писк, состоящий из двух коротких нот: одна повыше, другая пониже.
И прежде изредка, понемногу, показывались гуси и лебеди, больше по парочке, и высоко проносились в серых
облаках: теперь они летят
огромными вереницами.
И вдруг охотник слышит, что в вышине, под
облаками, раздаются какие-то особенные звуки; он легко узнает их: это дребезжащий свист или шум от резкого полета
огромных стай нырков.
Он курит
огромную немецкую трубку, выпуская из-под своих седых прокопченных усищ целые
облака дыма, который по тихому ветерку прямо ползет на лицо сидящих возле Бахарева дам и от которого дамы, ничего не говоря, бесцеремонно отмахиваются платками.
Огромный циферблат на вершине башни — это было лицо: нагнулось из
облаков и, сплевывая вниз секунды, равнодушно ждало.
Уютных стен уже не было. Я мгновенно почувствовал себя выброшенным туда, наружу, где над крышами метался
огромный ветер, и косые сумеречные
облака — все ниже…
Сама она не умела читать эту
огромную книгу с синей далью, с летучими тенями
облаков, с разноцветными лоскутами полей, по которым там и сям ползали люди и животные…
Небо, точно пышное крыло
огромной птицы, все в белых перьях
облаков.
Он закрывает глаза и лежит, закинув руки за голову, папироса чуть дымится, прилепившись к углу губ, он поправляет ее языком, затягивается так, что в груди у него что-то свистит, и
огромное лицо тонет в
облаке дыма. Иногда мне кажется, что он уснул, я перестаю читать и разглядываю проклятую книгу — надоела она мне до тошноты.
Может быть, это еще такой же пароход из старой Европы, на котором люди приехали искать в этой Америке своего счастья, — и теперь смотрят на
огромную статую с поднятой рукой, в которой чуть не под
облаками светится факел…
Поезд продолжал боязливо ползти над бездной, мост все напрягался и вздрагивал, туман клубился, как дым
огромного пожара, и, подымаясь к небу, сливался там с грядой дальних
облаков.
Тогда стало вдруг светлее, из-за
облака, которое стояло над всем пространством
огромного водопада, приглушая его грохот, выглянула луна, и водопад оставался сзади, а над водопадом все стояла мглистая туча, соединявшая небо и землю…
Облако это, точно лента, пронизанная солнцем, повисло в половине
огромного недостроенного дома, напоминавшего вавилонскую башню.
Кожемякин, провожая его, вышел на улицу: отягощение плыли
облака, точно
огромные сытые птицы; белое солнце, являясь между их широких крыльев, безрадостно смотрело минуту на пыльную, сухую землю и пряталось.
Выгоревший на солнце и омытый дождями, он туго набит
облаками серовато-зелёной и серебристой пеньки; в сухую погоду его широкий зев открыт, и амбар кажется
огромною печью, где застыл серый густой дым, пропитанный тяжким запахом конопляного масла и смолы.
В голове Кожемякина бестолково, как мошки в луче солнца, кружились мелкие серые мысли, в небе неустанно и деловито двигались на юг странные фигуры
облаков, напоминая то копну сена, охваченную синим дымом, или серебристую кучу пеньки, то
огромную бородатую голову без глаз с открытым ртом и острыми ушами, стаю серых собак, вырванное с корнем дерево или изорванную шубу с длинными рукавами — один из них опустился к земле, а другой, вытянувшись по ветру, дымит голубым дымом, как печная труба в морозный день.
Побежали по деревенским улицам бурливые, коричневые, сверкающие ручейки, сердито пенясь вокруг встречных каменьев и быстро вертя щепки и гусиный пух; в
огромных лужах воды отразилось голубое небо с плывущими по нему круглыми, точно крутящимися, белыми
облаками; с крыш посыпались частые звонкие капли.
Море
огромное, лениво вздыхающее у берега, — уснуло и неподвижно в дали, облитой голубым сиянием луны. Мягкое и серебристое, оно слилось там с синим южным небом и крепко спит, отражая в себе прозрачную ткань перистых
облаков, неподвижных и не скрывающих собою золотых узоров звезд. Кажется, что небо все ниже наклоняется над морем, желая понять то, о чем шепчут неугомонные волны, сонно всползая на берег.
Каждое
облако, каждая тучка превратились, казалось, в источники
огромных рек и водопадов.
Ему представилось
огромное, мокрое поле, покрытое серыми
облаками небо, широкая дорога с берёзами по бокам. Он идёт с котомкой за плечами, его ноги вязнут в грязи, холодный дождь бьёт в лицо. А в поле, на дороге, нет ни души… даже галок на деревьях нет, и над головой безмолвно двигаются синеватые тучи…
Удивительный мост! Будто оторвали дно от плетеной корзины, увеличили его в сотню раз, перекинули каким-то чудом через
огромный пролет и сверху наложили еще несколько таких же днищ… Внизу, глубоко под ним, ревет, клубясь белой косматой пеной, река, в которой воды не видно, — пена, пена и пена и
облака брызг над ней.
Заходило солнце, в небе тоже пылал
огромный огненный костер, окрашивая
облака в цвет крови.
Престолы вечные снегов,
Очам казались их вершины
Недвижной цепью
облаков,
И в их кругу колосс двуглавый,
В венце блистая ледяном,
Эльбрус
огромный, величавый,
Белел на небе голубом.
Ничего этого нет! Ни золота, ни отблесков, ни глубокой мечтательной синевы, порождающей обманчивые образы и грезы. Стоит приблизиться к этому
облаку, войти в него, и тотчас же исчезнет вся эта мишура… Останется то, что есть на самом деле: бесчисленное множество водяных пузырьков, холодная, пронизывающая, слякотная сырость, покрывающая
огромные пространства, мертвая, невыразительная, бесцветная. И от времени до времени ее прорезывает бессмысленный, страшный и такой же холодный скрежет…
Приветствую тебя, Кавказ седой!
Твоим горам я путник не чужой:
Они меня в младенчестве носили
И к небесам пустыни приучили.
И долго мне мечталось с этих пор
Всё небо юга да утесы гор.
Прекрасен ты, суровый край свободы,
И вы, престолы вечные природы,
Когда, как дым синея,
облакаПод вечер к вам летят издалека,
Над вами вьются, шепчутся как тени,
Как над главой
огромных привидений
Колеблемые перья, — и луна
По синим сводам странствует одна.
Облака, поглотив огненный шар солнца, раскалились и таяли, в небе запада пролились оранжевые, золотые, багровые реки, а из глубин их веером поднялись к зениту
огромные светлые мечи, рассекая синеющее небо.
Ночное небо над городом было черное, и по небу таинственно неслись
огромные белые хлопья
облаков, как гигантские белые птицы.
— Судя по всему, ураган идет!.. Заметили в трубу это громадное
облако [Над центром урагана образуется громадное
облако, видимое на
огромное расстояние.]?
Такой был
огромный хвост, что если конь скакал, то он сзади расстилался как
облако, а если шагом пойдет, то концы его на двух маленьких колесцах укладывали, и они ехали за конем, как шлейф за дамой.
В это время он поднялся уже высоко, пропадал из глаз, и долго надо было скитаться взорами по небесному океану, слепнуть от солнечных лучей, искать и разыскивать среди
огромных редких
облаков, чтобы найти и увидеть высоко летящего.