Неточные совпадения
Слезши с лошадей, дамы вошли к княгине; я был взволнован и поскакал в горы развеять мысли, толпившиеся в голове моей. Росистый вечер дышал упоительной прохладой. Луна подымалась из-за темных вершин. Каждый шаг моей некованой лошади глухо раздавался в молчании ущелий; у водопада я напоил коня, жадно вдохнул в себя раза два свежий воздух южной ночи и пустился в обратный путь. Я ехал через слободку.
Огни начинали
угасать в окнах; часовые на валу крепости и казаки на окрестных пикетах протяжно перекликались…
В Бадене [Баден — знаменитый курорт.] он как-то опять сошелся с нею по-прежнему; казалось, никогда еще она так страстно его не любила… но через месяц все уже было кончено:
огонь вспыхнул в последний раз и
угас навсегда.
Высвободив из-под плюшевого одеяла голую руку, другой рукой Нехаева снова закуталась до подбородка; рука ее была влажно горячая и неприятно легкая; Клим вздрогнул, сжав ее. Но лицо, густо порозовевшее, оттененное распущенными волосами и освещенное улыбкой радости, вдруг показалось Климу незнакомо милым, а горящие глаза вызывали у него и гордость и грусть. За ширмой шелестело и плавало темное облако, скрывая оранжевое пятно
огня лампы, лицо девушки изменялось, вспыхивая и
угасая.
А если
огонь не
угаснет, жизнь не умрет, если силы устоят и запросят свободы, если она взмахнет крыльями, как сильная и зоркая орлица, на миг полоненная слабыми руками, и ринется на ту высокую скалу, где видит орла, который еще сильнее и зорче ее?.. Бедный Илья!
Я очнулся от своих дум. Костер
угасал. Дерсу сидел, опустив голову на грудь, и думал. Я подбросил дров в
огонь и стал устраиваться на ночь.
Разговор мальчиков
угасал вместе с
огнями…
Перед домом в темноте разноцветные
огни вспыхнули, завертелись, поднялись вверх колосьями, пальмами, фонтанами, посыпались дождем, звездами,
угасали и снова вспыхивали.
— Катерина! меня не казнь страшит, но муки на том свете… Ты невинна, Катерина, душа твоя будет летать в рае около бога; а душа богоотступного отца твоего будет гореть в
огне вечном, и никогда не
угаснет тот
огонь: все сильнее и сильнее будет он разгораться: ни капли росы никто не уронит, ни ветер не пахнет…
Когда на западе
угасли отблески вечерней зари и ночная тьма окутала землю, удэхейцы камланили. Они притушили
огонь. Один из них накрыл себе голову полотенцем и, держа в руках древесные стружки, произносил заклинания, а другой взял листочек табаку, несколько спичек, кусочек сахару и сухарь и все побросал в море, Это было жертвоприношение.
Ее толкали в шею, спину, били по плечам, по голове, все закружилось, завертелось темным вихрем в криках, вое, свисте, что-то густое, оглушающее лезло в уши, набивалось в горло, душило, пол проваливался под ее ногами, колебался, ноги гнулись, тело вздрагивало в ожогах боли, отяжелело и качалось, бессильное. Но глаза ее не
угасали и видели много других глаз — они горели знакомым ей смелым, острым
огнем, — родным ее сердцу
огнем.
Ушли они. Мать встала у окна, сложив руки на груди, и, не мигая, ничего не видя, долго смотрела перед собой, высоко подняв брови, сжала губы и так стиснула челюсти, что скоро почувствовала боль в зубах. В лампе выгорел керосин,
огонь, потрескивая,
угасал. Она дунула на него и осталась во тьме. Темное облако тоскливого бездумья наполнило грудь ей, затрудняя биение сердца. Стояла она долго — устали ноги и глаза. Слышала, как под окном остановилась Марья и пьяным голосом кричала...
Как недавно еще он с такого же корабля глядел до самого рассвета на эту статую, пока на ней
угасли огни и лучи солнца начинали золотить ее голову…
Вода около корабля светилась, в воде тихо ходили бледные
огни, вспыхивая,
угасая, выплывая на поверхность, уходя опять в таинственную и страшную глубь…
Люди спешно, по трое и по двое, уходили со двора, исчезая под широкой аркой, зиявшей в стене.
Огонь над головой шпиона вздрогнул, посинел,
угас. Саша точно спрыгнул с крыльца куда-то в яму и оттуда сердито гнусил...
Тетерев. Нет, я о дураках. Дурак спрашивает себя — где
огонь, пока он не зажжен, куда девается, когда
угасает? А мерзавец сидит у
огня, и ему тепло…
И взор его притворно-скромный,
Склоняясь к ней, то
угасал,
То, разгораясь страстью томной,
Огнем сверкающим пылал.
Бледна, в смущеньи оставалась
Она пред ним… Ему казалось,
Что чрез минуту для него
Любви наступит торжество…
Как вдруг внезапный и невольный
Стыд овладел ее душой —
И, вспыхнув вся, она рукой
Толкнула прочь его: «Довольно,
Молчите — слышать не хочу!
Оставите ль? я закричу...
Не работалось; я не зажигал
огня и, полулежа на своей постели, незаметно отдавался тяжелым впечатлениям молчания и мрака, пока короткий северный день
угасал среди холодного тумана.
Граждане в сию последнюю ночь власти народной не смыкали глаз своих, сидели на Великой площади, ходили по стогнам, нарочно приближались к вратам, где стояла воинская стража, и на вопрос ее: «Кто они?» — еще с тайным удовольствием ответствовали: «Вольные люди новогородские!» Везде было движение,
огни не
угасали в домах: только в жилище Борецких все казалось мертвым.
Поздним вечером этого дня, когда рабочие на промысле поужинали, Мальва, усталая и задумчивая, сидела на разбитой лодке, опрокинутой вверх дном, и смотрела на море, одетое сумраком. Там, далеко, сверкал
огонь; Мальва знала, что это костер, зажженный Василием. Одинокий, точно заблудившийся в темной дали моря,
огонь то ярко вспыхивал, то
угасал, как бы изнемогая. Мальве было грустно смотреть на эту красную точку, потерянную в пустыне, слабо трепетавшую в неугомонном рокоте волн.
— Ну, ин, видно, так, — равнодушно подтверждали ямщики. Некоторое время они следили за поворачивавшимися
огнями парохода, как бы обсуждая, что принесет им с собою эта редкая еще на Лене новинка: облегчение суровой доли и освобождение или окончательную гибель… Оба
огня на кожухах исчезли, и только три звездочки на мачтах двигались еще некоторое время в черной тени высоких береговых гор… Потом и они
угасли… Над Леной лежала непроницаемая ночь, молчаливая и таинственная…
Огонь в печке
угасал. Как это часто случается после сильной усталости, я спал плохо. Забываясь вполовину, я терял минутами сознание времени, но вместе с тем ясно слышал порывы ветра, налетавшего с ленской стороны, слышал, как он шипит снаружи у стен и сыплет снегом в окна.
Профетический
огонь первоначального протестантизма быстро начал
угасать.
Между тем она с каждым днем гасла все более и более и, наконец, совсем
угасла, как
огонь в лампаде, который перестал питать поддерживающий его елей.