Неточные совпадения
— А потому терпели мы,
Что мы — богатыри.
В том богатырство русское.
Ты думаешь, Матренушка,
Мужик — не богатырь?
И жизнь его не ратная,
И
смерть ему не писана
В бою — а богатырь!
Цепями руки кручены,
Железом ноги кованы,
Спина… леса дремучие
Прошли по ней — сломалися.
А грудь? Илья-пророк
По ней гремит — катается
На колеснице
огненной…
Все терпит богатырь!
Часто я передаю ему разные истории, вычитанные из книг; все они спутались, скипелись у меня в одну длиннейшую историю беспокойной, красивой жизни, насыщенной
огненными страстями, полной безумных подвигов, пурпурового благородства, сказочных удач, дуэлей и
смертей, благородных слов и подлых деяний.
Все переглянулись. Куда этакому цыпленку в
огненную работу? На верную
смерть посылал Гарусов ледащего дьячка.
«Положи меня, как печать, на сердце твоем, как перстень, на руке твоей, потому что крепка, как
смерть, любовь и жестока, как ад, ревность: стрелы ее — стрелы
огненные».
В огне и громе, в дожде
огненных искр работают почерневшие люди, — кажется, что нет им места здесь, ибо всё вокруг грозит испепелить пламенной
смертью, задавить тяжким железом; всё оглушает и слепит, сушит кровь нестерпимая жара, а они спокойно делают своё дело, возятся хозяйски уверенно, как черти в аду, ничего не боясь, всё зная.
Отвожу я от тебя чорта страшного, отгоняю вихоря бурного, отдаляю от лешего одноглазого, от чужого домового, от злого водяного, от ведьмы Киевской, от злой сестры ее Муромской, от моргуньи-русалки, от треклятыя бабы-яги, от летучего змея
огненного, отмахиваю от ворона вещего, от вороны-каркуньн, защищаю от кащея-ядуна, от хитрого чернокнижника, от заговорного кудесника, от ярого волхва, от слепого знахаря, от старухи-ведуньи, а будь ты, мое дитятко, моим словом крепким в нощи и в полунощи, в часу и в получасьи, в пути и дороженьке, во сне и наяву укрыт от силы вражией, от нечистых духов, сбережен от
смерти напрасный, от горя, от беды, сохранен на воде от потопления, укрыт в огне от сгорения.
— Знаю, — говорит, — все, сделай милость, больше не сказывай. Я фершала посылала узнать и все знаю.
Огненным прещением пресекается перед
смертью душа моя.
Сомкнулись люди, навалились друг на друга, подобно камням, скатившимся с горы; смотришь на них, и овладевает душою необоримое желание сказать им столь большое и
огненное слово, кое обожгло бы их, дошло горячим лучом до глубоко спрятанных душ и оживило и заставило бы людей вздрогнуть, обняться в радости и любви на жизнь и на
смерть.
И не видел он, как ушел со двора перепуганный Петр, чтобы не показываться более. И с этого вечера до самой
смерти Иисуса не видел Иуда вблизи его ни одного из учеников, и среди всей этой толпы были только они двое, неразлучные до самой
смерти, дико связанные общностью страданий, — тот, кого предали на поругание и муки, и тот, кто его предал. Из одного кубка страданий, как братья, пили они оба, преданный и предатель, и
огненная влага одинаково опаляла чистые и нечистые уста.
И видел, как дрогнул и пришел в движение весь этот чудовищный хаос. Безмолвным и строгим, как
смерть в своем гордом величии, стоял Иуда из Кариота, а внутри его все стенало, гремело и выло тысячью буйных и
огненных голосов...
С. 469, 481).], любовь и не может быть неревнивой, хотя любовь, обращенная в ревность, лишается своей мягкости и нежности, становится требовательной и суровой [«Положи меня (говорит любовь), как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как
смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы
огненные; она — пламень весьма сильный.
Но наряду с ним в холоде
смерти, как и в палящем вращении «
огненного колеса бытия», ощущается бездна укона, край бытия, кромешная тьма, смотрящая пустыми своими глазницами.