Неточные совпадения
И вдруг из того таинственного и ужасного, нездешнего мира, в котором он жил эти двадцать два часа, Левин мгновенно почувствовал себя перенесенным в прежний,
обычный мир, но сияющий теперь таким новым светом
счастья, что он не перенес его. Натянутые струны все сорвались. Рыдания и слезы радости, которых он никак не предвидел, с такою силой поднялись в нем, колебля всё его тело, что долго мешали ему говорить.
Он думал, что его сватовство не будет иметь ничего похожего на другие, что
обычные условия сватовства испортят его особенное
счастье; но кончилось тем, что он делал то же, что другие, и
счастье его от этого только увеличивалось и делалось более и более особенным, не имевшим и не имеющим ничего подобного.
Когда ночная роса и горный ветер освежили мою горячую голову и мысли пришли в
обычный порядок, то я понял, что гнаться за погибшим
счастием бесполезно и безрассудно. Чего мне еще надобно? — ее видеть? — зачем? не все ли кончено между нами? Один горький прощальный поцелуй не обогатит моих воспоминаний, а после него нам только труднее будет расставаться.
Этот несколько суровый тон сменился горячим поцелуем, и Половодова едва успела принять свой
обычный скучающий и ленивый вид, когда в гостиной послышались приближавшиеся шаги maman. У Привалова потемнело в глазах от прилива
счастья, и он готов был расцеловать даже Агриппину Филипьевну. Остальное время визита прошло очень весело. Привалов болтал и смеялся самым беззаботным образом, находясь под обаянием теплого взгляда красивых глаз Антониды Ивановны.
Наступила страда, но и она не принесла старикам
обычного рабочего
счастья. Виной всему был покос Никитича, на котором доменный мастер страдовал вместе с племянником Тишкой и дочерью Оленкой. Недавние ребята успели сделаться большими и помогали Никитичу в настоящую силу. Оленка щеголяла в кумачном сарафане, и ее голос не умолкал с утра до ночи, — такая уж голосистая девка издалась. Пашка Горбатый, страдовавший с отцом, потихоньку каждый вечер удирал к Тишке и вместе с ним веселился на кержацкую руку.
Пройдет полгода, потом тебе надоест, и ты с своей
обычной ловкостью постараешься сбыть меня какому-нибудь другому жуиру, чтобы сейчас же перейти к новому
счастью.
На наше
счастье, все время погода была великолепная — ни дождей, ни
обычного в то время жгучего суховея с астраханских и задонских степей.
И приходило тогда чувство такого великого покоя, и необъятного
счастья, и неизъяснимой печали, что
обычный сон с его нелепыми грезами, досадным повторением крохотного дня казался утомлением и скукой.
Что было потом, Дорушка и Дуня помнили смутно. Как они вышли от надзирательницы, как сменили рабочие передники на
обычные, «дневные», как долго стояли, крепко обнявшись и тихо всхлипывая в уголку коридора, прежде чем войти в рукодельную, — все это промелькнуло смутным сном в маленьких головках обеих девочек. Ясно представлялось только одно:
счастье помогло избегнуть наказания Дорушке, да явилось сознание у Дуни, что с этого дня маленькая великодушная Дорушка стала ей дороже и ближе родной сестры.
Мы молчали. Мы долго молчали, очень долго. И не было странно. Мы все время переговаривались, только не словами, а смутными пугавшими душу ощущениями, от которых занималось дыхание. Кругом становилось все тише и пустыннее. Странно было подумать, что где-нибудь есть или когда-нибудь будут еще люди. У бледного окна стоит красавица смерть. Перед нею падают все
обычные человеческие понимания. Нет преград. Все разрешающая, она несет безумное, небывалое в жизни
счастье.
К
счастью, теперь доброму Гроссу было меньше забот с остальными детьми, и он мог все свое время посвящать больному. Сережа и Бобка, испуганные болезнью Юрика, заметно притихли и уже не думали об
обычных шалостях и проказах. Мая была сильно сконфужена, чувствуя свою вину в этом злополучном происшествии, и не показывалась на хуторе. В доме стояла тишина, какая всегда бывает там, где находятся больные.
И действительно, под пристальным взором Николая Герасимовича он терял свое
обычное хладнокровие, руки его дрожали и волей-неволей он должен был представить игру, действительно,
счастию, оставив на следующие разы искусство.
Попробовал себя, не страшно ли ему лететь, но вместо
обычного крепко сдерживаемого страха было глубокое и радостное волнение: как будто ждет его сегодня необыкновенное и великое
счастье.
К
счастью, я обладаю некоторым ораторским даром, а те довольно
обычные в ораторском искусстве эффекты, к которым прибегают и прибегали все проповедники, начиная, вероятно, с Магомета, и которым я умею пользоваться недурно, — позволяют мне влиять на слушателей моих в желаемом направлении.