Так как ей принадлежит положительное всеединство, то ею обосновывается вся связность бытия, установляющая не механическое чередование, но внутреннее последование событий, иначе говоря,
объективное время, ибо время не есть голое чередование, вытеснение прошлого настоящим, клочкообразная разорванность бытия.
Наше понимание
объективного времени будет существенно различаться в зависимости, напр., от того, принимаем ли мы учение о перевоплощении душ, т. е. о неоднократном повторении жизни одних и тех же существ, или нет; далее, видим ли мы мистический центр мировой истории в событии боговошющения или в чем-либо другом.
Более того, она может ее собой обосновывать, давая ей в себе место, из нее или в ней может истечь время, которое не могло бы непосредственно начинаться из Вечности [У Шеллинга в «Философии Откровения» (1, 306–309; II, 108–109) имеются чрезвычайно тонкие замечания о том, что между вечностью и временем должно находиться нечто, с чего бы могло начаться время и что может стать предшествующим, если только появится последующее, а таким последованием и установится
объективное время.
Неточные совпадения
— Наши дни — не
время для расширения понятий. Мы кружимся пред необходимостью точных формулировок, общезначимых,
объективных. Разумеется, мы должны избегать опасности вульгаризировать понятия. Мы единодушны в сознании необходимости смены власти, эго уже — много. Но действительность требует еще более трудного — единства, ибо сумма данных обстоятельств повелевает нам отчислить и утвердить именно то, что способно объединить нас.
Возрастающее отчуждение мне было больно. Я жалел о том
времени, когда я мог жить с товарищами общей жизнью. Но истина, — говорил к себе, — есть истина, то есть нечто
объективное, отчего можно отвернуться лишь на
время. Все равно она напомнит о себе этим душевным холодом, и скрежетом. От нее не уйдешь, и отворачиваться от нее нечестно.
Под действительною жизнью, конечно, понимаются не только отношения человека к предметам и существам
объективного мира, но и внутренняя жизнь человека; иногда человек живет мечтами, — тогда мечты имеют для него (до некоторой степени и на некоторое
время) значение чего-то
объективного; еще чаще человек живет в мире своего чувства; эти состояния, если достигают интересности, также воспроизводятся искусством.
Иначе говоря, оно имеет не субъективную только природу, но субъективно-объективную, в нем осознается тварность, причем попытка продумать идею
времени ведет к той же антиномии, как и идея творения (см. выше).
Но в вечности обосновано все временное, и нет настоящего, прошедшего и будущего: все неподвижно, сверхвременно есть в связи и свершении, — этой связью и обосновывается
объективный порядок временного становления, конкретное
время, — «
времена и сроки».
Однако субъективность
времени в этом смысле вовсе не исключает онтологической и вполне
объективной природы этого состояния:
время не кажется только, но оно есть и именно выражает тварное бытие.
В аду те, которые остаются во
времени и не переходят в вечность, в аду те, которые остаются в субъективной замкнутой сфере и не переходят в
объективную сферу Царства Божьего.
Все это я говорю затем, чтобы показать необходимость
объективнее относиться к тогдашней жизни. С 60-х годов выработался один как бы обязательный тон, когда говорят о николаевском
времени, об эпохе крепостного права. Но ведь если так прямолинейно освещать минувшие периоды культурного развития, то всю греко-римскую цивилизацию надо похерить потому только, что она держалась за рабство.
Когда же благодаря немецким теориям об
объективном искусстве установилось понятие о том, что для драмы это совершенно не нужно, то очевидно, что писатель, как Шекспир, не установивший в своей душе соответствующих
времени религиозных убеждений, даже не имевший никаких убеждений, но нагромождавший в своих драмах всевозможные события, ужасы, шутовства, рассуждения и эффекты, представлялся гениальнейшим драматическим писателем.
Он преодолевает докантовский объективизм, но по-новому все же учит об
объективном духе, в то
время как его собственная исходная точка зрения не допускает отнесения духа к объективности.
При этом субъективный и личный дух обыкновенно понимают психологически, в то
время как
объективный и универсальный дух понимают онтологически.
Ныне настали
времена универсальной,
объективной и выявленной мистики.
Все
объективное отскакивает от полупросвещенного интеллигентского и пролетарского сознания, не проникает в него, это сознание не способно заинтересоваться истиной, отдаться хотя бы на короткое
время незаинтересованному познанию, оно — элементарно эмоционально.