Неточные совпадения
Началось
общее судбище; всякий припоминал про своего ближнего всякое, даже такое, что тому и во
сне не снилось, и так как судоговорение было краткословное, то в городе только и слышалось: шлеп-шлеп-шлеп!
Ответа не было, кроме того
общего ответа, который дает жизнь на все самые сложные и неразрешимые вопросы. Ответ этот: надо жить потребностями дня, то есть забыться. Забыться
сном уже нельзя, по крайней мере, до ночи, нельзя уже вернуться к той музыке, которую пели графинчики-женщины; стало быть, надо забыться
сном жизни.
Он любил музыку, певал, аккомпанируя себе на фортепьяно, романсы приятеля своего А…, цыганские песни и некоторые мотивы из опер; но ученой музыки не любил и, не обращая внимания на
общее мнение, откровенно говорил, что сонаты Бетховена нагоняют на него
сон и скуку и что он не знает лучше ничего, как «Не будите меня, молоду», как ее певала Семенова, и «Не одна», как певала цыганка Танюша.
Раздался
общий смех. Оказалось, что не он один, все не спали, но никому первому не хотелось вставать и раскладывать дымокуры. Минуты через две разгорелся костер. Стрелки смеялись друг над другом, опять охали и ругались. Мало-помалу на биваке стала водворяться тишина. Миллионы комаров и мошек облепили мой комарник. Под жужжание их я начал дремать и вскоре уснул крепким
сном.
Ночью во время
сна арестант держит тачку под нарой, и, чтобы это было удобнее и легче сделать, его помещают обыкновенно на краю
общей нары.
Дорогой мой, ведь мы с вами — эти две половинки; у нас все
общее: и любимое, и нелюбимое, и мысли, и
сны, и желания.
Теперь Ромашов один. Плавно и упруго, едва касаясь ногами земли, приближается он к заветной черте. Голова его дерзко закинута назад и гордым вызовом обращена влево. Во всем теле у него такое ощущение легкости и свободы, точно он получил неожиданную способность летать. И, сознавая себя предметом
общего восхищения, прекрасным центром всего мира, он говорит сам себе в каком-то радужном, восторженном
сне...
А потом? потом
сон, сладкий
сон наложил бы на все это свою всесильную руку; полногрудые нимфы пустились бы в обольстительнейший танец с генеральскими эполетами, звезды — с
общим уважением; одни груды золота остались бы по-прежнему неподвижны, иронически посматривая на всю эту суматоху.
Все это проходит передо мною как во
сне. И при этом прежде всего, разумеется, представляется вопрос: должен ли я был просить прощения? — Несомненно, милая тетенька, что должен был. Когда весь жизненный строй основан на испрошении прощения, то каким же образом бессильная и изолированная единица (особливо несовершеннолетняя) может ускользнуть от действия
общего закона? Ведь ежели не просить прощения, так и не простят. Скажут: нераскаянный! — и дело с концом.
Ей хочется, чтобы публика, благодаря
общему затишью, слышала, как она жует во
сне собственные рукава.
Молодой лорд, рассевающий семена консерватизма, религии и нравственности; семейный очаг; длинные зимние вечера в старом, величественном замке; подъемные мосты; поля, занесенные снегом; охота на кабанов и серн; триктрак с сельским кюре; беседа за ужином с обильными возлияниями;
общие молитвы с преданными седыми слугами, и затем крепкий, здоровый и безмятежный
сон до утра…
Пользуясь часом
общего в Обломовке послеобеденного
сна, он разминался, бывало: «…взбегал на галерею (куда не позволялось ходить, потому что она каждую минуту готова была развалиться), обегал по скрипучим доскам кругом, лазил на голубятню, забирался в глушь сада, слушал, как жужжит жук, и далеко следил глазами его полет в воздухе».
Часа в три после полуночи, в пору
общего глубокого
сна, Марфа Андревла спустилась тихонько с своего женского верха вниз, перешла длинные ряды пустых темных комнат, взошла тише вора на «мужской верх», подошла к дверям сыновней спальни, стала, прислонясь лбом к их створу, и заплакала.
Ну-с, итак, значит, мы жалуемся на плохой
сон и на легкую
общую слабость?
Но родина и вольность, будто
сон,
В тумане дальнем скрылись невозвратно…
В цепях железных пробудился он.
Для дикаря всё стало непонятно —
Блестящих городов и шум и звон.
Так облачко, оторвано грозою,
Бродя одно под твердью голубою,
Куда пристать не знает; для него
Всё чуждо — солнце, мир и шум его;
Ему обидно
общее веселье, —
Оно, нахмурясь, прячется в ущелье.
Земля —
общая нам мать; она кормит нас, дает нам приют, радует и любовно обогревает нас; с минуты рождения и пока мы не успокоимся вечным
сном на ее материнской груди, она постоянно своими нежными объятиями лелеет нас.
Характерно, что в греческом переводе LXX
сон Адама обозначается как экстаз — εκστασις.] сначала (в гл. I) дается лишь
общее указание на сотворение мужа и жены, а затем (в гл. II) рассказывается, как произошло творение, после того как Адам зрелищем всеобщей двуполости животного мира был наведен на мысль о своем одиночестве.
Подобрав раненых и похоронив убитых, солдаты спали теперь мирным
сном, укутавшись с головой в свои шинели, Белым призраком казался в надвигающемся бледном рассвете высокий костел с прогоревшей крышей. Жертвы австрийского бесчинства давно были убраны и зарыты в
общей братской могиле.
Ко
сну не клонило. Его натура жаждала выхода. Он выбранил себя за малодушие. Надо было там внизу за чаем сказать веско и задушевно свое последнее слово и привести ее к сознательному желанию загладить их
общую вину.
Даже в самые яркие весенние дни он кажется покрытым густою тенью, а в светлые, лунные ночи, когда деревья и обывательские домишки, слившись в одну сплошную тень, погружены в тихий
сон, он один как-то нелепо и некстати, давящим камнем высится над скромным пейзажем, портит
общую гармонию и не спит, точно не может отделаться от тяжелых воспоминаний о прошлых, непрощённых грехах.
Яркие звезды засверкали на темном своде небесном, луна, изредка выплывая из-за облаков, уныло глядела на пустыню — северная ночь вступила в свои права и окутала густым мраком окрестности. Около спавшей крепким
сном, вповалку, после
общей попойки, по случаю примирения Павла с Чурчилой, дружины чуть виднелась движущаяся фигура сторожевого воина.
Село Грузино и барский дом вместе с его сиятельным владельцем покоилось еще мирным
сном — тем «
сном на заре», который по
общему, испокон веков сложившемуся убеждению, является самым сладким.
— Нет, это не то, это просто предчувствие. Да и как же может быть иначе? Если все устроится по
общему и даже по его искреннему желанию, если жизнь княжны Евпраксии потечет безмятежным руслом, без бурь и треволнений, то что же значит этот «вещий
сон»? — говорил он сам себе.
Яркие звезды засверкали на темном своде небесном, луна, изредка выплывая из-за облаков, уныло глядела на пустыню — северная ночь вступила в свои права и окутала густым мраком окрестности. Около спавшей крепким
сном, вповалку, после
общей попойки по случаю примирения Павла с Чурчилою, дружины чуть виднелась движущаяся фигура сторожевого воина.
Многие из сенных девушек ухитрялись обмануть бдительность Панкратьевны и уже по окончании
общего гаданья — погадать отдельно, на свой страх и риск, пользуясь отходом ко
сну утомившегося за долгий праздничный день их «вечного аргуса».
Но не разливается Нил, и вот, вместо всего этого оживления, нынче все охватило
сном смерти: река что день больше мелеет — начинается
общий страх голода и люди уже стали болеть за Мемфисом.
— Я думаю не так, — сказала молодая умная женщина, воспитанная в свободной стране. — Я рада этому твоему
сну, я думаю так же, как и ты, что ответственность, лежащая на тебе, ужасна. Я часто мучалась этим. И мне кажется, что средство снять с себя хотя не всю, но ту, которая непосильна тебе, ответственность есть очень легкое. Надо передать большую часть власти, которую ты не в силах прилагать, народу, его представителям, и оставить себе только ту высшую власть, которая дает
общее направление делам.