Неточные совпадения
Его похоронили на
общем крестьянском кладбище, куда
Надежда Васильевна ходила каждый день.
Ведь в этом лице было что-то
общее с выражением лица
Надежды Васильевны.
Пятнадцать лет было довольно не только чтобы развить силы, чтоб исполнить самые смелые мечты, самые несбыточные
надежды, с удивительной роскошью и полнотой, но и для того, чтоб сокрушить их, низвергая все, как карточный дом… частное и
общее.
В отношении ко мне самому как познаваемому исчезает объективация, отчуждение, поглощение индивидуального
общим, и это великое преимущество, которое дает
надежду, что познание будет экзистенциальным.
Там еще кое-где пробивается жизнь, самобытность, мерцает минутами луч какой-то
надежды, здесь — тишь невозмутимая, мрак непроглядный, здесь перед вами стоит мертвая красавица в безлюдной степи, и
общее гробовое молчание нарушается лишь движением степного коршуна, терзающего в воздухе добычу…
Слушая этот горький рассказ, я сначала решительно как будто не понимал слов рассказчика, — так далека от меня была мысль, что Пушкин должен умереть во цвете лет, среди живых на него
надежд. Это был для меня громовой удар из безоблачного неба — ошеломило меня, а вся скорбь не вдруг сказалась на сердце. — Весть эта электрической искрой сообщилась в тюрьме — во всех кружках только и речи было, что о смерти Пушкина — об
общей нашей потере, но в итоге выходило одно: что его не стало и что не воротить его!
Общие наши
надежды и ожидания не были обмануты.
Потеряв
надежду исправить каллиграфию и орфографию Клеопатры Петровны, Павел решился лучше заняться ее
общим образованием и прежде всего вознамерился подправить ее литературные понятия, которые, как заметил он, были очень плоховаты.
Я рассказал им, какую мы утром просьбу
общими силами соорудили и какие
надежды на нее возлагаем. И в заключение прибавил...
Однако, едва только я вступил в светлую паркетную залу, наполненную народом, и увидел сотни молодых людей в гимназических мундирах и во фраках, из которых некоторые равнодушно взглянули на меня, и в дальнем конце важных профессоров, свободно ходивших около столов и сидевших в больших креслах, как я в ту же минуту разочаровался в
надежде обратить на себя
общее внимание, и выражение моего лица, означавшее дома и еще в сенях как бы сожаление в том, что я против моей воли имею вид такой благородный и значительный, заменилось выражением сильнейшей робости и некоторого уныния.
Переживая процесс этого отгадывания, одни мечутся из угла в угол, а другие (в том числе Глумов и я) даже делаются участниками преступлений, в
надежде, что
общий уголовный кодекс защитит их от притязаний кодекса уголовно-политического.
Таковы были последствия небрежного обращения с «сокровищем». Измученные, истерзанные, подавленные
общим презрением, сестры утратили всякую веру в свои силы, всякую
надежду на просвет в будущем. Они похудели, опустились, струсили. И, к довершению всего, Аннинька, побывавши в школе Кукишева, приучилась пить.
Жозеф сделал из него человека вообще, как Руссо из Эмиля; университет продолжал это
общее развитие; дружеский кружок из пяти-шести юношей, полных мечтами, полных
надеждами, настолько большими, насколько им еще была неизвестна жизнь за стенами аудитории, — более и более поддерживал Бельтова в кругу идей, не свойственных, чуждых среде, в которой ему приходилось жить.
Однако я должен вам сказать, что совесть моя была неспокойна: она возмущалась моим образом жизни, и я решил во что бы то ни стало выбраться из этой компании; дело стояло только за тем, как к этому приступить? Как сказать об этом голубому купидону и
общим друзьям?.. На это у меня не хватило силы, и я все откладывал свое решение день ото дня в сладостной
надежде, что не подвернется ли какой счастливый случай и не выведет ли он меня отсюда, как привел?
Прошел срок служения Якова Львовича в этой скромной должности, и он размежевал весь свой участок и получил по представлению губернатора орден, но все забывал поехать за его получением. На следующее трехлетие дворяне другого участка поднесли ему на подносе все свои шары, но поднялась губерния и упросила Якова Львовича отказаться от меньшего дела в пользу большего, к которому зовет его
общий голос и
надежды.
— Жареные рябчики! — вскричал толстый господин, провожая жадным взором служанку, которая на большом блюде начала разносить жаркое. — Ну вот, почтеннейший, — продолжал он, обращаясь к худощавому старику, — не говорил ли я вам, что блюда блюдам розь. В «Мысе Доброй
Надежды» и пять блюд, но подают ли там за
общим столом вот это? — примолвил он, подхватя на вилку жареного рябчика.
— О, нет! я жду многого, но не для себя… От деятельности, от блаженства деятельности я никогда не откажусь, но я отказался от наслаждения. Мои
надежды, мои мечты — и собственное мое счастие не имеют ничего
общего. Любовь (при этом слове он пожал плечом)… любовь — не для меня; я… ее не стою; женщина, которая любит, вправе требовать всего человека, а я уж весь отдаться не могу. Притом нравиться — это дело юношей: я слишком стар. Куда мне кружить чужие головы? Дай Бог свою сносить на плечах!
Змея мечет банк; игра, холодно начинающаяся с логических
общих мест, быстро развертывается в отчаянное состязание; все заповедные мечты, святые, нежные упования, Олимп и Аид,
надежда на будущее, доверие настоящему, благословение прошедшему — все последовательно является на карте, и она, медленно вскрывая, без улыбки, без иронии и участия, повторяет холодными устами: «убита».
И самого недостойного Государя хвалят, когда он держит в руке скипетр, ибо его боятся, или гнусные льстецы хотят награды; но когда сей скипетр из руки выпадет, когда Монарх платит дань
общему року смертных — тогда, тогда внимайте гласу Истины, которая, повелевая умолкнуть страстям,
надежде и страху, опершись рукою на гроб Царя, произносит свое решение, и веки повторяют его!
О своем прошлом эти люди мало говорили друг с другом, вспоминали о нем крайне редко, всегда в
общих чертах и в более или менее насмешливом тоне. Пожалуй, что такое отношение к прошлому и было умно, ибо для большинства людей память о прошлом ослабляет энергию в настоящем и подрывает
надежды на будущее.
В 1838 году Овэн совершил поездку во Францию. Здесь встретил он особенное участие со стороны гг. Жюля Ге, доктора Эвра и г. Радигёля. При посредстве их он добился дозволения два раза говорить в «Атенее», изложил свои
общие принципы, свои планы и
надежды и успел возбудить некоторое сочувствие. По крайней мере с этих пор французское образованное общество обратилось к чтению и изучению его произведений, которые до того времени знало только по слухам.
За этими почти единственными, поэтическими для бедного студента, минутами следовала бурсацкая жизнь в казенных номерах, без семьи, без всякого развлечения, кроме вечного долбления профессорских лекций, мрака и смерти преисполненных, так что Иосаф почти несомненно полагал, что все эти мелкие примеры из истории Греции и Рима, весь этот строгий разум математики, все эти толки в риториках об изящном — сами по себе, а жизнь с колотками в детстве от пьяных папенек, с бестолковой школой в юности и, наконец, с этой вечной бедностью, обрывающей малейший расцвет ваших юношеских
надежд, — тоже сама по себе и что между этим нет, да и быть никогда не может, ничего
общего.
Стрекоза надел на глаза пенсне и, сжавши губы, внимательно осмотрел
Надежду Лаврентьевну и Наташеньку, которые сидели за
общим столом и кушали цыпленка, словно играя им.
Жизнь не имеет ничего
общего со смертью. Поэтому-то, вероятно, всегда и возрождается в нас нелепая
надежда, затемняющая разум и заставляющая сомневаться в верности нашего знания о неизбежности смерти. Телесная жизнь стремится упорствовать в бытии. Она повторяет, как попугай в басне, даже в минуту, когда его душат: «Это, это ничего!»
— Одно чувство, одна мысль, милостивые государи! — витийствовал меж тем оратор. — Любовь и польза, польза и труд и
надежда на радостное созерцание будущих плодов его. Любовь к ближним и к общественному благу, труд на пользу
общую — это-то и есть совокупляющее нас чувство и единящая нас мысль.
В этих мечтаниях о нормальной общественности обнаруживается одна
общая черта, —
надежда как-нибудь обмануть личный и групповой эгоизм, обойти, перехитрить его солидарностью, насытить, не посягая ни на чьи интересы.
Нет; это стряслось не вдруг: это шло чередом и полосой: мы сами только этого не замечали, и ныне дивимся, что
общего между прошлым тех героинь, которые замыкались в монастыри, и прошлым сверстниц Лары, получивших более или менее невнятные уроки в словах пророков новизны и в примерах, ненадолго опередивших их мечтательниц, кинутых на распутьи жизни с их обманутыми
надеждами и упованиями?
Надежда на приятное «немецкое» дежурство в воскресенье тоже немало способствовала
общему оживлению.
Опять спросим, отчего ж такой смиренный, ветхий домик, мрачно глядевший на пустыре, такой бедный экипаж и прислуга, и вместе такое
общее уважение жителей Холодни к Пшеницыным? Загадка была легка; ее давно разгадала Прасковья Михайловна: отец мужа ее был — миллионер. Миллионер того времени!.. Максим Ильич имел еще брата, который жил в Москве. Старик богач здравствовал. Он давал сыновьям на содержание только то, что ему вздумается, да и в том требовал отчета. Итак, жители кланялись богатым
надеждам.
— Господа, теперь сведя счеты с прошлым, нужно подумать о настоящем, — возбужденным, ненатуральным голосом начала
Надежда Александровна. — Надо забыть все, что было, и приняться за новое. Искусство должно быть у нас на первом плане, нашей единственной целью! Мы должны отрешиться от наших личных интересов и желаний, работая для
общего дела. Для этой цели все надо принести в жертву. Что теперь делать? Кого выбирать? — вот вопросы.
Вот те думы, которые после первой же встречи обуревали молодого князя, не позволяли ему усидеть на месте и потушили его трубку, с которой он делал свою размеренную прогулку по кабинету. Нельзя сказать, чтобы эти думы в
общих чертах не сходились с мечтами и
надеждами, питаемыми в Зиновьеве. Исключение составляла разве проектируемая князем поездка в Петербург.
— Да, вообще… вообще Фебуфис — благородный малый, и если скульптор имеет об этом иное мнение, то он может потребовать от каждого из нас отдельных доказательств в зале фехтовальных уроков, а Фебуфису мы пошлем
общее письмо, в котором напишем, как мы ему верим, как возлагаем на него самые лучшие наши
надежды и клянемся ему в товарищеской любви и преданности до гроба.
Достигнуть Цнайма прежде французов — значило получить большую
надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме — значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или
общей гибели.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К
общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно — жив ли он, или нет. Себя и вас
надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».