Неточные совпадения
— Хотя — сознаюсь: на первых двух допросах боялась я, что при обыске они нашли один адрес. А в
общем я ждала, что все это будет как-то серьезнее, умнее. Он мне говорит: «Вот вы Лассаля читаете». — «А вы, спрашиваю, не читали?» — «Я, говорит, эти
вещи читаю по обязанности службы, а вам, девушке, — зачем?» Так и сказал.
Все
вещи были сдвинуты со своих мест, и в
общем кабинет имел такой вид, как будто полковник Васильев только вчера занял его или собрался переезжать на другую квартиру.
Смех, которым ответил адвокат на замечание Нехлюдова о том, что суд не имеет значения, если судейские могут по своему произволу применять или не применять закон, и интонация, с которой он произнес слова: «философия» и «
общие вопросы», показали Нехлюдову, как совершенно различно он и адвокат и, вероятно, и друзья адвоката смотрят на
вещи, и как, несмотря на всё свое теперешнее удаление от прежних своих приятелей, как Шенбок, Нехлюдов еще гораздо дальше чувствует себя от адвоката и людей его круга.
Раз воротился я домой поздно вечером; она была уже в постели; я взошел в спальную. На сердце у меня было скверно. Филиппович пригласил меня к себе, чтоб сообщить мне свое подозрение на одного из наших
общих знакомых, что он в сношениях с полицией. Такого рода
вещи обыкновенно щемят душу не столько возможной опасностью, сколько чувством нравственного отвращения.
Для обличения мира невидимых
вещей нужна активность всей человеческой природы,
общее ее напряжение, а не активность одного лишь интеллекта, как то мы находим в знании мира видимого.
«
Общее в
вещах есть нечто первоначальное, непроизводное, поэтому и в мышлении оно не может быть произведено и сложено из чего-либо не
общего».
Вещайте с ощущением сердечным: подвигнутые на жалость вашею участию, соболезнуя о подобных нам, дознав ваше равенство с нами и убежденные
общею пользою, пришли мы, да лобзаем братию нашу.
Но нередкий в справедливом негодовании своем скажет нам: тот, кто рачит о устройстве твоих чертогов, тот, кто их нагревает, тот, кто огненную пряность полуденных растений сочетает с хладною вязкостию северных туков для услаждения расслабленного твоего желудка и оцепенелого твоего вкуса; тот, кто воспеняет в сосуде твоем сладкий сок африканского винограда; тот, кто умащает окружие твоей колесницы, кормит и напояет коней твоих; тот, кто во имя твое кровавую битву ведет со зверями дубравными и птицами небесными, — все сии тунеядцы, все сии лелеятели, как и многие другие, твоея надменности высятся надо мною: над источившим потоки кровей на ратном поле, над потерявшим нужнейшие члены тела моего, защищая грады твои и чертоги, в них же сокрытая твоя робость завесою величавости мужеством казалася; над провождающим дни веселий, юности и утех во сбережении малейшия полушки, да облегчится, елико то возможно,
общее бремя налогов; над не рачившим о имении своем, трудяся деннонощно в снискании средств к достижению блаженств общественных; над попирающим родством, приязнь, союз сердца и крови,
вещая правду на суде во имя твое, да возлюблен будеши.
Доктор Клименко — городской врач — приготовлял в зале все необходимое для осмотра: раствор сулемы, вазелин и другие
вещи, и все это расставлял на отдельном маленьком столике. Здесь же у него лежали и белые бланки девушек, заменявшие им паспорта, и
общий алфавитный список. Девушки, одетые только в сорочки, чулки и туфли, стояли и сидели в отдалении. Ближе к столу стояла сама хозяйка — Анна Марковна, а немножко сзади ее — Эмма Эдуардовна и Зося.
Из обращения Тейтча к германскому парламенту мы узнали, во-первых, что человек этот имеет
общее a tous les coeurs bien nes [всем благородным сердцам (франц.)] свойство любить свое отечество, которым он почитает не Германию и даже не отторгнутые ею, вследствие последней войны, провинции, а Францию; во-вторых, что, сильный этою любовью, он сомневается в правильности присоединения Эльзаса и Лотарингии к Германии, потому что с разумными существами (каковыми признаются эльзас-лотарингцы) нельзя обращаться как с неразумными, бессловесными
вещами, или, говоря другими словами, потому что нельзя разумного человека заставить переменить отечество так же легко, как он меняет белье; а в-третьих, что, по всем этим соображениям, он находит справедливым, чтобы совершившийся факт присоединения был подтвержден спросом населения присоединенных стран, действительно ли этот факт соответствует его желаниям.
Сапожнику, тачающему сапоги, даже и на ум никогда не придет, что его работа (да и вообще вся его жизнь) имеет какое-нибудь отдаленное отношение к тому
общему строю
вещей, который носит название государства.
— Ах, да, Родион Антоныч… Что я хотела сказать? Да, да… Теперь другое время, и вы пригодитесь заводам. У вас есть эта, как вам сказать, ну,
общая идея там, что ли… Дело не в названии. Вы взглянули на дело широко, а это-то нам и дорого: и практика и теория смотрят на
вещи слишком узко, а у вас счастливая голова…
По приезде в губернский город Порфирий Петрович вел себя очень прилично, оделся чистенько, приискал себе квартирку и с помощью рекомендательных писем недолго оставался без места. Сам губернатор изволил припомнить необычайную, выходящую из порядка
вещей опрятность, замеченную в земском суде при ревизии, и тотчас же предложил Порфирию Петровичу место секретаря в другом земском суде; но герой наш, к
общему удивлению, отказался.
В окнах действительно сделалось как будто тусклее; елка уже упала, и десятки детей взлезали друг на друга, чтобы достать себе хоть что-нибудь из тех великолепных
вещей, которые так долго манили собой их встревоженные воображеньица. Оська тоже полез вслед за другими, забыв внезапно все причиненные в тот вечер обиды, но ему не суждено было участвовать в
общем разделе, потому что едва завидел его хозяйский сын, как мгновенно поверг несчастного наземь данною с размаха оплеухой.
Еще в детстве она слыхала, что одна из ее grandes-tantes, princesse Nina, [тетушек, княжна Нина (франц.).] убежала с каким-то разносчиком; ей рассказывали об этой истории, comme d’une chose sans nom, [как о неслыханной
вещи (франц.).] и даже, из боязни запачкать воображение княжны, не развивали всех подробностей, а выражались
общими словами, что родственница ее сделала vilenie. [низость (франц.).]
Прерогативы власти — это такого рода
вещь, которая почти недоступна вполне строгому определению. Здесь настоящее гнездилище чисто личных воззрений и оценок, так что ежели взять два крайних полюса этих воззрений, то между ними найдется очень мало
общего. Все тут неясно и смутно: и пределы, и степень, и содержание. Одно только прямо бросается в глаза — это власть для власти, и, само собой разумеется, только одна эта цель и преследуется с полным сознанием.
На нем была незатасканная фуражка, тонкая, немного странного лиловатого цвета шинель, из-под борта которой виднелась золотая цепочка часов; панталоны со штрипками и чистые, блестящие, хотя и с немного стоптанными в разные стороны каблуками, опойковые сапоги, но не столько по этим
вещам, которые не встречаются обыкновенно у пехотного офицера, сколько по
общему выражению его персоны, опытный военный глаз сразу отличал в нем не совсем обыкновенного пехотного офицера, а немного повыше.
Санин возвратился в гостиницу «Белого лебедя» (он оставил там свои
вещи в
общей зале) в довольно смутном настроении духа. Все эти немецко-французско-итальянские разговоры так и звенели у него в ушах.
— Простил — это не то слово, Верочка. Первое время был как бешеный. Если бы тогда увидел их, конечно, убил бы обоих. А потом понемногу отошло и отошло, и ничего не осталось, кроме презрения. И хорошо. Избавил Бог от лишнего пролития крови. И кроме того, избежал я
общей участи большинства мужей. Что бы я был такое, если бы не этот мерзкий случай? Вьючный верблюд, позорный потатчик, укрыватель, дойная корова, ширма, какая-то домашняя необходимая
вещь… Нет! Все к лучшему, Верочка.
Я воображаю, что ему смутно представлялись дорогою многие весьма интересные
вещи, на многие темы, но вряд ли он имел какую-нибудь твердую идею или какое-нибудь определенное намерение при въезде на площадь пред губернаторским домом. Но только лишь завидел он выстроившуюся и твердо стоявшую толпу «бунтовщиков», цепь городовых, бессильного (а может быть, и нарочно бессильного) полицеймейстера и
общее устремленное к нему ожидание, как вся кровь прилила к его сердцу. Бледный, он вышел из коляски.
— Это одна из лучших кают, — сказал Гез, входя за мной. — Вот умывальник, шкаф для книг и несколько еще мелких шкафчиков и полок для разных
вещей. Стол —
общий, а впрочем, по вашему желанию, слуга доставит сюда все, что вы пожелаете. Матросами я не могу похвастаться. Я взял их на один рейс. Но слуга попался хороший, славный такой мулат; он служил у меня раньше, на «Эригоне».
Очень замечательная
вещь, что есть добрые люди, считающие нас вообще и провинциалов в особенности патриархальными, по преимуществу семейными, а мы нашу семейную жизнь не умеем перетащить через порог образования, и еще замечательнее, может быть, что, остывая к семейной жизни, мы не пристаем ни к какой другой; у нас не личность, не
общие интересы развиваются, а только семья глохнет.
Познакомившись с ним ближе, я, во-первых, открыл существование в его инвентаре нескольких
вещей, настолько ненужных, что их даже нельзя было заложить, и которые Пепко тщательно прятал: вышитая шелком закладка для книг, таковая же перотерка и т. д.; во-вторых, я сделался невольным свидетелем некоторых поступков, не соответствовавших
общему характеру Пепки, и, наконец, в-третьих, время от времени на имя Пепки получались таинственные письма, которые не имели ничего
общего с письмами «одной доброй матери» и которые Пепко, не распечатывая, торопливо прятал в карман.
Я сидел на сцене среди депутаций и вместо приветственной речи, под влиянием
общего восторга, памятуя
вещее слово незабвенного Петра Платоновича, приветствовал великую артистку тут же на программе набросанным экспромтом...
Товарищи мои думали, что в сундуке хранятся драгоценные
вещи и разные сокровища; сундук возбуждал
общее любопытство.
Я и был поражен… но со всем тем мой смущенный детский взор заметил тотчас многое: он заметил, как Слёткин, проворно и робко, словно краденую
вещь, швырнул в сторону ружье, как он и жена его оба мгновенно стали предметом хотя безмолвного, но
общего отчуждения, как сделалось пусто вокруг них…
До сих пор, любезные читатели, вы видели, что любовь моих героев не выходила из
общих правил всех романов и всякой начинающейся любви. Но зато впоследствии… о! впоследствии вы увидите и услышите чудные
вещи.
Один из почтенных людей очень умно и решительно высказал
общее стремление и сделал несколько практических указаний на существующий порядок
вещей, и вдруг между пожилыми мудрецами поднялось радостное волнение: теперь, видите ли, уже открыто и доказано, что
общее образование важнее специального!..
Брачное ложе со стеганым одеялом и ситцевыми подушками, люлька с ребенком, столик на трех ножках, на котором стряпалось, мылось, клалось все домашнее и работал сам Поликей (он был коновал), кадушки, платья, куры, теленок, и сами семеро наполняли весь угол и не могли бы пошевелиться, ежели бы
общая печь не представляла своей четвертой части, на которой ложились и
вещи и люди, да ежели бы еще нельзя было выходить на крыльцо.
Исходя в сретение особ, чиновники облекались в окропленные мундиры и в качестве прочего божия достояния бывали спасаемы. Об этом есть много достоверных сказаний, но при нынешнем всеобщем маловерии и особенно при оффенбаховском настроении, царящем в чиновном мире, все это уже уронено в
общем мнении и в числе многих других освященных временем
вещей легкомысленно подвергается сомнению; отцам же нашим, имевшим настоящую, крепкую веру, давалось по их вере.
Тупицы — лица, окончательно обиженные природой, отчаянно глупые, повторяющие
общие места и говорящие то, что все уже давно знают: «Сегодня пятнадцатое число, через две недели будет первое!» — «Петр Великий гений!» — «Я люблю то, что хорошо!» — «Мужчины не женщины!» — «Железная дорога отличное изобретение!» — «В Петербурге можно все достать за деньги…» — «вообще говоря: болезнь скверная
вещь!» — «Кто же не имеет недостатков?» — «Зимою всегда холодно!» — «Сегодня пятница, завтра суббота!» и т. д.
Нарежный видел
общее пристрастие к чтению романа, видел, что оно совершенно естественно и необходимо вытекает из настоящего порядка
вещей, и решился обратить на пользу это обстоятельство, решился дать роману такое направление и содержание, чтобы чтение его не было пустою забавою или праздным препровождением времени, а имело другое, гораздо более дельное и важное значение.
Дело в том, что он только что вернулся из гостей, где сказано было много неприятных и обидных для него
вещей. Сначала заговорили о пользе образования вообще, потом же незаметно перешли к образовательному цензу служащей братии, причем было высказано много сожалений, упреков и даже насмешек по поводу низкого уровня. И тут, как это водится во всех российских компаниях, с
общих материй перешли к личностям.
Эта
общая комната, хотя в ней и сидело теперь несколько человек, все почему-то невольно напоминала какой-то нежилой покой: совершенно голые стены, голые окна, из которых в одном только висела, Бог весть для чего, коленкоровая штора, у стен в беспорядке приткнулись несколько плетеных стульев, в одном углу валялись какие-то
вещи, что-то вроде столовой да кухонной посуды, какие-то картонки, какая-то литография в запыленной рамке, сухая трава какая-то в бумажном тюричке, ножка от сломанного кресла…
— Ах, да! Еще одно! — спохватился Свитка. — У нас принято в сношениях с членами, и особенно в письменных сношениях, избегать собственных имен и настоящих фамилий. Это тоже в видах
общей безопасности. Поэтому изберите для себя какой-нибудь псевдоним; только псевдонимом лучше взять название какой-нибудь
вещи или отвлеченного предмета, чем фамилию, а то, пожалуй, еще quo pro quo какое-нибудь выйдет. Что вы хотите выбрать?
Таковы признания великого нашего поэта, по
общему мнению, жизнерадостного и ясного, как небо Эллады, но, как и оно, знавшего всю силу неутолимой тоски [И им вторит поэтическое признание великого мастера, исполненного трагической тоски, Микеланджело Буаноротти. (Мои глаза не видят более смертных
вещей… Если бы моя душа не была создана по образу Божию, она довольствовалась бы внешней красотой, которая приятна для глаз, но так как она обманчива, душа подъемлется к вселенской красоте.)]…
Другая, в дворянской
общей палате, тихая, чопорная, из старых дев, разорившаяся по проискам родственников. Обо всем она говорила довольно толково и всегда отборными фразами; но стоило только какому — нибудь стороннему посетителю зайти в палату, она останавливала его и жаловалась на то, что ее
вещи продавали сегодня утром в соборе.
Поговорив о погоде, о военных действиях, об
общих знакомых офицерах и убедившись по вопросам и ответам, по взгляду на
вещи в удовлетворительности понятий один другого, мы невольно перешли к разговору более короткому.
В стихотворной трагедии и драме Лаубе при всем своем реализме не мог все-таки освободить своих исполнителей от декламаторско-певучего тона немецких актеров. Эта немецкая манера держалась и в
общем тоне исполнения шекспировских
вещей, но все-таки с большей простотой, чем декламация парижских актеров"Comedie Francaise"в драмах Корнеля и Расина.
И когда я сидел у Плетнева в его кабинете — она вошла туда и, узнав, кто я, стала вспоминать о нашей
общей родственнице и потом сейчас же начала говорить мне очень любезные
вещи по поводу моей драмы"Ребенок", только что напечатанной в январской книжке"Библиотеки для чтения"за 1861 год.
Про меня рано сложилась легенда, что я все мои романы не написал, а продиктовал. Я уже имел повод оговариваться и поправлять это — в
общем неверное — сведение. До 1873 года я многое из беллетристики диктовал, но с того года до настоящей минуты ни одна моя, ни крупная, ни мелкая
вещь, не продиктована, кроме статей. «Жертва вечерняя» вся целиком была продиктована, и в очень скорый срок — в шесть недель, причем я работал только с 9 до 12 часов утра. А в романе до двадцати печатных листов.
Сила ее над графом была доказана. Пусть он и морщится, когда ему представляют Ивана Павловича, но в
общем сочетании различных комбинаций все-таки приятно. Вскоре к протекции Марьи Степановны стали прибегать сторонние люди, имевшие в графе надобность по делам, и, престранная
вещь, — тоже выходило успешно…
Можно будет говорить самые смелые
вещи, вроде того, что все люди на свете имеют одного
общего отца; что ни одна национальность не имеет основания и права унижать и обижать людей другой национальности; что нельзя молиться о мире, не почитая жизни в мире со всеми народами за долг и обязанность перед богом, и т. д. и т. д.
Реальность универсалий означала реальность
общего и отвлеченного, присутствие в
вещах того, что утверждается в понятиях, имеющих универсальное значение.
— Увы! При настоящем положении
вещей я принужден был бы отказаться от этой высокой чести. Отказаться в ваших и даже в наших
общих интересах, если бы вы, понятно, пожелали, чтобы они были
общие, — невозмутимо продолжал он.
— Нет, это не то, это просто предчувствие. Да и как же может быть иначе? Если все устроится по
общему и даже по его искреннему желанию, если жизнь княжны Евпраксии потечет безмятежным руслом, без бурь и треволнений, то что же значит этот «
вещий сон»? — говорил он сам себе.
О, сладко будет задушить тебя в них!» И сатанинский хохот исступленной, при
общем молчании, ужасно раздавался под сводами церкви, и оторванный лист железа на кровле стонал, как
вещая птица.
Мадлен де Межен сообщила Савину, что она все распродала в Париже, даже сдала их
общую квартиру на Avenu Villier, оставив только необходимые
вещи, и что по уплате долгов у нее осталось двадцать пять тысяч франков, которые она положила на текущий счет в «Лионский кредит».
Все, кажется, стоит на своем месте, ни одной
вещью не убавилось, а, в
общем, чего-то нет, чего-то такого, что, независимо от присутствия
вещей, казалось, наполняло все помещение.
Оба они, повторяем, понимали это, но любовь и молодость брали свое, а общность несчастья,
общий висевший над ними роковой приговор, исполнение которого только замедлялось, чего они не могли не чувствовать, сблизили их скорее, чем это было бы при обыкновенном положении
вещей, и они с какой-то алчностью брали от жизни все то, что она могла им еще дать, следуя мудрой русской пословице обреченных на неизбежную гибель и вследствие этого бесшабашных людей — „хоть день, да наш“.