Неточные совпадения
Губернский предводитель, в руках которого по закону находилось столько важных
общественных дел, — и опеки (те самые, от которых страдал теперь Левин), и дворянские огромные суммы, и гимназии женская, мужская и военная, и народное образование по новому положению, и наконец земство, — губернский предводитель Снетков был человек старого дворянского склада, проживший огромное состояние,
добрый человек, честный в своем роде, но совершенно не понимавший потребностей нового времени.
И одни говорили, что мадам Шталь сделала себе
общественное положение добродетельной, высокорелигиозной женщины; другие говорили, что она была в душе то самое высоко-нравственное существо, жившее только для
добра ближнего, каким она представлялась.
— Иногда мне кажется, что, если б она была малограмотна и не занималась
общественной деятельностью, она, от
доброго сердца, могла бы сделаться распутной, даже проституткой и, наверное, сочиняла бы трогательные песенки, вроде...
Он никогда не вникал ясно в то, как много весит слово
добра, правды, чистоты, брошенное в поток людских речей, какой глубокий извив прорывает оно; не думал, что сказанное бодро и громко, без краски ложного стыда, а с мужеством, оно не потонет в безобразных криках светских сатиров, а погрузится, как перл, в пучину
общественной жизни, и всегда найдется для него раковина.
Гаев. Да… Это вещь… (Ощупав шкаф.) Дорогой, многоуважаемый шкаф! Приветствую твое существование, которое вот уже больше ста лет было направлено к светлым идеалам
добра и справедливости; твой молчаливый призыв к плодотворной работе не ослабевал в течение ста лет, поддерживая (сквозь слезы) в поколениях нашего рода бодрость, веру в лучшее будущее и воспитывая в нас идеалы
добра и
общественного самосознания.
Поместили нас в
общественном доме. В тот же вечер явились К. Карл, с Нонушкой и Мария Николаевна с Мишей. [К. Карл. — Кузьмина, воспитательница Нонушки — С. Н. Муравьевой; Мария Николаевна — Волконская, ее сын Миша — крестник Пущина, писавший ему в детстве: «Милый Папа Ваня».] Объятия и пр., как ты можешь себе представить. Радостно было мне найти прежнее неизменное чувство
доброй моей кумушки. Миша вырос и узнал меня совершенно — мальчишка хоть куда: смел, говорлив, весел.
Честная горсть людей, не приготовленных к честному
общественному служению, но полюбивших
добро и возненавидевших ложь и все лживые положения, виновата своею нерешительностью отречься от приставших к ней дурачков; она виновата недостатком самообличения.
— Можно! Помнишь, ты меня, бывало, от мужа моего прятала? Ну, теперь я тебя от нужды спрячу… Тебе все должны помочь, потому — твой сын за
общественное дело пропадает. Хороший парень он у тебя, это все говорят, как одна душа, и все его жалеют. Я скажу — от арестов этих
добра начальству не будет, — ты погляди, что на фабрике делается? Нехорошо говорят, милая! Они там, начальники, думают — укусили человека за пятку, далеко не уйдет! Ан выходит так, что десяток ударили — сотни рассердились!
Я искал и желал одного: чтоб сделать пользу и
добро другим; за что же, скажите вы мне, преследует меня
общественное мнение?
— Знания их, — продолжал Марфин, — более внешние. Наши — высшие и беспредельные. Учение наше — средняя линия между религией и законами… Мы не подкапыватели
общественных порядков… для нас одинаковы все народы, все образы правления, все сословия и всех степеней образования умы… Как
добрые сеятели, мы в бурю и при солнце на почву
добрую и каменистую стараемся сеять…
«Неразумно, — говорит человек
общественный, — жертвовать благом своим, своей семьи, своего отечества для исполнения требований какого-то высшего закона, требующего от меня отречения от самых естественных и
добрых чувств любви к себе, к своей семье, к родине, к отечеству, и, главное, опасно отвергать обеспечение жизни, даваемое государственным устройством».
Он внушал этим людям, что надо жить внимательнее и доверчивее друг ко другу, — меньше будет скуки, сократится пьянство; говорил, что надо устроить
общественное собрание, чтобы все сходились и думали, как изменить, чем украсить жизнь, — его слушали внимательно и похваливали за
добрые намерения.
Гурмыжская. Впрочем, я мало забочусь об
общественном мнении; я делаю
добро и буду делать, а там пусть говорят, что хотят. В последнее время, господа, меня томит какое-то страшное предчувствие, мысль о близкой смерти ни на минуту не покидает меня. Господа, я умру скоро, я даже желаю, желаю умереть.
Я по крайней мере за все, что сохранилось во мне
доброго, считаю себя обязанным гимназии, университету,
общественному учению и тому живому началу, которое вынес я оттуда.
Теперь еще — хотя будь семи пядей во лбу, а в заметной
общественной деятельности можешь, пожалуй, быть добродетельным откупщиком Муразовым, делающим
добрые дела из десяти мильонов своего состояния, или благородным помещиком Костанжогло, — но далее не пойдешь…
В служебных делах он был, несмотря на свою молодость и склонность к легкому веселью, чрезвычайно сдержан, официален и даже строг; но в
общественных он был часто игрив и остроумен и всегда добродушен, приличен и bon enfant, [
Добрый малый,] как говорил про него его начальник и начальница, у которых он был домашним человеком.
Если иностранные Писатели доныне говорят, что в России нет Среднего состояния, то пожалеем об их дерзком невежестве, но скажем, что Екатерина даровала сему важному состоянию истинную политическую жизнь и цену: что все прежние его установления были недостаточны, нетверды и не образовали полной системы; что Она первая обратила его в государственное достоинство, которое основано на трудолюбии и
добрых нравах и которое может быть утрачено пороками [См.: «Городовое Положение».]; что Она первая поставила на его главную степень цвет ума и талантов — мужей, просвещенных науками, украшенных изящными дарованиями [Ученые и художники по сему закону имеют право на достоинство Именитых Граждан.]; и чрез то утвердила законом, что государство, уважая
общественную пользу трудолюбием снисканных богатств, равномерно уважает и личные таланты, и признает их нужными для своего благоденствия.
Общественное сознание пробудилось, всякий принес свою лепту на общее дело, всякий напрягал свои силы для поражения гидры гражданских злоупотреблений, и заслуженный успех доблестных деятелей, явившихся глашатаями правды и
добра, ясно доказал зрелость нашей
общественной среды и ее горячее сочувствие ко всем духовным интересам народа.
Всякий писатель знает, что если он заговорит о том, что нужно, но что еще не проявилось в самой деятельности общества, то его назовут сумасбродом, утопистом, даже, пожалуй, — чего
доброго! — врагом
общественного спокойствия!
Нелидов разговорился с ним про свет и
общественное мнение и несколько раз повторял, что дорожит своею
доброй славой, таким тоном, который давал чувствовать Арбенину, что он ее потерял; этот понял и побледнел; после и говорит мне: «Нелидов хотел кольнуть мое самолюбие, он достиг своей цели; это правда: я потерян для света… но довольно горд, чтоб слушать равнодушно напоминания об этом!» Ха! ха! ха! не правда ли, Наташа, это показывает твердость характера!
Борис. Тоже и на то дан разум, чтобы видеть, что
общественное устройство держится не насилием, а
добром и что отказ одного человека от участия в зле не представляет никакой опасности.
— И именья в трех губерниях. Тоже было приятно думать, что где хочу — там и живу. Даже думал о старости, которую мечтал кончить
добрым, старым помещиком в какой-нибудь почетной
общественной должности…
«Желание деятельного
добра» есть в нас и силы есть; но боязнь, неуверенность в своих силах и, наконец, незнание: что делать? — постоянно нас останавливают, и мы, сами не зная как, — вдруг оказываемся в стороне от
общественной жизни, холодными и чуждыми ее интересам, точь-в-точь как Елена в окружающей ее среде.
Но, во всяком случае, по своему основанию и существенным свойствам,] эта чуткость народа к
общественному мнению [, к
доброй славе] служит одним из доказательств способности его к высокому [гражданскому] развитию [, на началах живых и справедливых].
Основание этого опасения, конечно, может быть выведено из
доброго источника — уважения к
общественному мнению; присутствие того же начала мы видим, например, и в Надёже.
Вздохнув, он спрятал в левый боковой карман карточку и письма и принялся мечтать о будущей семейной жизни. И эти мечты показались ему еще приятнее, чем даже мечты об
общественном деятеле, который придет к нему благодарить за посеянные в его сердце
добрые семена.
«Это ваши
добрые семена, запавшие в мою душу, когда я был мальчиком, сделали из меня человека, уважаемый Василий Петрович», — говорит
общественный деятель и с чувством жмет руку своему старому учителю…
Литература тотчас же явилась у нас выразительницею
общественного движения, и ее деятели одушевились сознанием важности своего долга, любовью к делу, горячим желанием
добра и правды.
— Будем же стремиться к тому, чтобы поддерживать друг друга, каждый индивидуально и все вообще, на пути служения нашего пользе
общественной и интересам гражданственным! Будем стремиться ко всестороннему развитию, будем ценить и по достоинству награждать труды и усердие каждого, и да присоединятся к ликованию нашему наши меньшие братья, наш
добрый, русский, православный мужичок!
— Э, нет, не в том дело! — перебил управляющий. — Во-первых, говоря откровенно между нами, русские имеют очень основательную пословицу насчет того, что выгодней чужими руками жар загребать. Мы на этот раз вполне верим их
доброй пословице. Это одно. А другое вот в чем: русские бойцы в нашем деле очень хорошая декорация пред Европой, пред глазами западного
общественного мнения.
— А что же? Я — ничего! — осклабясь, оправдывался Ардальон. — Я их только
добру учу, чтоб они «республику» кричали…
Общественное мнение, знаете… Это ничего! это все пустое!
Уж, конечно, самоотверженная Варенька вкладывает в жизнь больше «смысла
добра», чем пьяница, вор и убийца дядя Ерошка; и, конечно, смешно в нравственном отношении даже сравнивать благородного
общественного деятеля Кознышева с забубенным Стивою Облонским.
— Сейчас, Иван Иванович, вопрос не о мерзостях, которые проделывает исторический ход вещей. Вопрос о том, — что можете вы дать вашим кустарям? В лучшем случае вам удастся поставить на ноги два-три десятка бедняков, и ничего больше. Это будет очень хорошим,
добрым делом. Но какое же это может иметь серьезное
общественное значение?
Он не устоял против жизни, против властолюбивых инстинктов своей природы. Но полный ли он отступник? Отрекся ли он от последнего луча той правды, которую человек с душой может хранить в себе в каком угодно
общественном положении? Сострадание к темной массе, обиженной судьбою, великодушие, вкус к
добру, терпимое понимание молодых увлечений, — разве все это умерло в нем?
— Сгоревший дом и имущество стоили вдвое, чем то, что я получил из страхового общества, но я считал и считаю это для себя возмездием за то, что я погубил привязавшуюся ко мне молодую женщину, от которой отделяла меня неравность
общественного положения и воспитания. Настоящий суд надо мной тяжел мне, но не как суд, могущий лишить меня
доброго имени и признать поджигателем — я глубоко убежден, что на это не поднимется рука судей совести — а как воспоминание о покойной, так трагически покончившей с собою.
— Да, дороге! У нас нельзя делать ни
добра крупного, ни крупного зла, не заняв известного положения. Это элементарно. Не служебное только положение. Но и в том слое, который не одна твоя сестра называет"le vrai monde". Что мне за дело до
общественного мнения? Где оно у нас?.. В газетах, что ли? Им скажут:"цыц!" — и кончено. Власть должна быть в руках. Фактическая власть… Не для своих мелких целей, — я не корыстолюбец, — а для дела.
Как Авив Щелоков, как человек с образованием и с мыслящей головой — он не считает всего этого верхом
общественного и нравственного уклада; но это дает ему свободу, какой не имеют"церковные"ни в господствующей церкви, ни в каком другом терпимом исповедании, и за это он благодарит судьбу и ни на какое другое положение по
доброй воле не променяет.
Добро и зло признаны относительными и расцениваются в зависимости от
общественной полезности.