Неточные совпадения
За
картами когда восстанут
общим бунтом,
Дай бог терпение, — ведь сам я был женат.
На генеральных
картах этот остров не назван по имени; вся группа называется
общим именем Баши.
Привалов поддался
общему настроению и проигрывал
карту за
картой, с небольшими перерывами, когда около него на столе образовывалась на несколько минут тоже маленькая кучка из полуимпериалов.
Отчаянный крик испуганной старухи, у которой свалился платок и волосник с головы и седые косы растрепались по плечам, поднял из-за
карт всех гостей, и долго
общий хохот раздавался по всему дому; но мне жалко было бедной Дарьи Васильевны, хотя я думал в то же время о том, какой бы чудесный рыцарь вышел из Карамзина, если б надеть на него латы и шлем и дать ему в руки щит и копье.
Он быстро, при
общем хохоте, вынул из кармана две новые колоды
карт и с треском распечатал их одну за другой.
— Очень хорошо помню, и вот этот долг! — сказал Феодосий Гаврилыч и, вынув из бокового кармана своего чепана заранее приготовленную тысячу, подал ее Янгуржееву, который после того, поклонившись всем
общим поклоном и проговорив на французском языке вроде того, что он желает всем счастья в любви и
картах, пошел из комнаты.
Наконец разыгрывается какая-то гомерическая игра. Иудушка остается дураком с целыми восемью
картами на руках, в числе которых козырные туз, король и дама. Поднимается хохот, подтрунивание, и всему этому благосклонно вторит сам Иудушка. Но среди
общего разгара веселости Арина Петровна вдруг стихает и прислушивается.
За время, что я шел, я получил несколько предложений самого разнообразного свойства; выпить, поцеловаться, играть в
карты, проводить, танцевать, купить — и женские руки беспрерывно сновали передо мной, маня округленным взмахом поддаться
общему влечению.
Между чаем и ужином —
карт в этом доме не было — читали, Василий Николаевич Андреев-Бурлак рассказывал, М. Н. Климентова, недавно начавшая выступать на сцене и только что вышедшая замуж за С. А. Муромцева, пела. Однажды, не успели сесть за ужин, как вошли постоянные гости этих суббот: архитектор М. Н. Чичагов — строитель Пушкинского театра и
общий друг артистов, П. А. Маурин — нотариус и театрал. Их встретили приветствиями и поднятыми бокалами, а они в ответ, оба в один голос...
Змея мечет банк; игра, холодно начинающаяся с логических
общих мест, быстро развертывается в отчаянное состязание; все заповедные мечты, святые, нежные упования, Олимп и Аид, надежда на будущее, доверие настоящему, благословение прошедшему — все последовательно является на
карте, и она, медленно вскрывая, без улыбки, без иронии и участия, повторяет холодными устами: «убита».
Жизнь Ивана Ильича и в новом городе сложилась очень приятно: фрондирующее против губернатора общество было дружное и хорошее; жалованья было больше, и немалую приятность в жизни прибавил тогда вист, в который стал играть Иван Ильич, имевший способность играть в
карты весело, быстро соображая и очень тонко, так что в
общем он всегда был в выигрыше.
В промежутки он курил, пил чай, беседовал немножко о политике, немножко об
общих делах, немножко о
картах и больше всего о назначениях.
Отчаянный крик испуганной старухи, у которой свалился платок и волосник с головы и седые косы растрепались по плечам, поднял из-за
карт всех гостей, и долго
общий хохот раздавался по всему дому» (стр. 426).
Но, к счастью, не вся же масса студенчества наполняла таким содержанием свои досуги. Пили много, и больше водку; буянили почти все, кто пил. Водились игрочишки и даже с „подмоченной“ репутацией по части обыгрывания своих партнеров. И
общий „дух“ в деле вопросов чести был так слаб, что я не помню за два года ни одного случая, чтобы кто-либо из таких студентов, считавшихся подозрительными по части
карт или пользования женщинами в звании альфонсов, был потребован к товарищескому суду.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по-двое, по-трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто
картами (денег было много, хотя провианта не было), кто невинными играми — в свайку и городки. Об
общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что
общее дело войны шло плохо.
Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в
карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь
общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной.
Здесь я еще соткровенничаю. Когда у нас в конторе рассматривают
карту и кричат, что эта война необыкновенная, кому-то до крайности необходимая, я, собственно, не спорю: кому нужны мои маленькие возражения? Или засмеют, или еще начнут стыдить, как недавно до слез застыдили конторщика Васю. Наконец, ввиду
общего подъема мои неосторожные слова могут быть просто вредны — мало ли как их истолкуют!