Неточные совпадения
Вронский только подумал о том, что можно
обойти и извне, как Фру-Фру переменила ногу и
стала обходить именно таким образом.
Обойдя творило, из которого рабочие набирали известку, он остановился с архитектором и что-то горячо
стал говорить.
После реки Вронский овладел вполне лошадью и
стал удерживать ее, намереваясь перейти большой барьер позади Махотина и уже на следующей, беспрепятственной дистанции саженей в двести попытаться
обойти его.
Но пред препятствием, к которому они подходили, Вронский, чтобы не итти большой круг,
стал работать поводьями, и быстро, на самом косогоре,
обошел Махотина.
В то самое мгновение, как Вронский подумал о том, что надо теперь
обходить Махотина, сама Фру-Фру, поняв уже то, что он подумал, безо всякого поощрения, значительно наддала и
стала приближаться к Махотину с самой выгодной стороны, со стороны веревки.
Он вскочил, на цыпочках вбежал в спальню,
обошел Лизавету Петровну, княгиню и
стал на свое место, у изголовья.
Мы
стали сбираться домой,
обошли еще раз все комнаты, вышли на идущие кругом дома галереи: что за виды! какой пламенный закат! какой пожар на горизонте! в какие краски оделись эти деревья и цветы! как жарко дышат они!
Обойдя ее, он аккуратно, с края, давая место другим, сел на нее и, вперив глаза в председателя, точно шепча что-то,
стал шевелить мускулами в щеках.
Чем ближе мы подвигались к перевалу, тем больше
становилось наледей. Такие места видны издали по поднимающимся от них испарениям. Чтобы
обойти наледи, надо взбираться на косогоры. На это приходится тратить много сил и времени. Особенно надо остерегаться, чтобы не промочить ног. В этих случаях незаменимой является удэгейская обувь из рысьей кожи, сшитая жильными нитками.
Мы
стали обходить бурелом стороною.
Удэгейцы
обошли их кругом и
стали сходиться к центру.
Подкрепив свои силы едой, мы с Дерсу отправились вперед, а лошади остались сзади. Теперь наша дорога
стала подыматься куда-то в гору. Я думал, что Тютихе протекает здесь по ущелью и потому тропа
обходит опасное место. Однако я заметил, что это была не та тропа, по которой мы шли раньше. Во-первых, на ней не было конных следов, а во-вторых, она шла вверх по ручью, в чем я убедился, как только увидел воду. Тогда мы решили повернуть назад и идти напрямик к реке в надежде, что где-нибудь пересечем свою дорогу.
Исправник смиренно положил в карман свою бумагу и молча принялся за гуся с капустой. Между тем слуги успели уже несколько раз
обойти гостей, наливая каждому его рюмку. Несколько бутылок горского и цимлянского громко были уже откупорены и приняты благосклонно под именем шампанского, лица начинали рдеть, разговоры
становились звонче, несвязнее и веселее.
Протянув издали руки, он коснулся полированной поверхности инструмента и тотчас же робко отодвинулся. Повторив раза два этот опыт, он подошел поближе и
стал внимательно исследовать инструмент, наклоняясь до земли, чтобы ощупать ножки,
обходя кругом по свободным сторонам. Наконец его рука попала на гладкие клавиши.
Она
обошла вокруг фортепьяно и
стала прямо напротив Паншина. Он повторил романс, придавая мелодраматическое дрожание своему голосу. Варвара Павловна пристально глядела на него, облокотясь на фортепьяно и держа свои белые руки в уровень своих губ. Паншин кончил.
— Этак вечерком лежу я в формовочной, — рассказывал Никитич таинственным полуголосом, — будто этак прикурнул малость… Лежу и слышу: кто-то как дохнет всею пастью! Ей-богу, Петр Елисеич… Ну, я выскочил в корпус,
обошел все, сотворил молитву и опять спать. Только-только
стану засыпать, и опять дохнет… Потом уж я догадался, что это моя-то старуха домна вздыхала. Вот сейчас провалиться…
Станут говорить Самойлу Евтихычу люди со стороны, так он не верит им:
обошли его кругом свои же приказчики.
И, приняв из рук Тамары деньги, священник благословил кадило, подаваемое псаломщиком, и
стал обходить с каждением тело покойницы. Потом, остановившись у нее в головах, он кротким, привычно-печальным голосом возгласил...
Так, с шутками и со щипками, он
обошел всех девиц и, наконец, уселся рядом с толстой Катей, которая положила ему на ногу свою толстую ногу, оперлась о свое колено локтем, а на ладонь положила подбородок и равнодушно и пристально
стала смотреть, как землемер крутил себе папиросу.
Итак, всякий хочет жить — вот общий закон. Если при этом встречаются на пути краеугольные камни, то стараются умненько их
обойти. Но с места их все-таки не сворачивают, потому что подобного рода камень может еще и службу сослужить. А именно: он может загородить дорогу другим и тем значительно сократить размеры жизненной конкуренции.
Стало быть: умелый пусть пользуется, неумелый — пусть колотится лбом о краеугольные камни. Вот и всё.
Остается,
стало быть, единственное доказательство «слабости» народа — это недостаток неуклонности и непреоборимой верности в пастьбе сельских стад. Признаюсь, это доказательство мне самому, на первый взгляд, показалось довольно веским, но, по некотором размышлении, я и его не то чтобы опровергнул, но нашел возможным
обойти. Смешно, в самом деле, из-за какого-нибудь десятка тысяч пастухов обвинить весь русский народ чуть не в безумии! Ну, запил пастух, — ну, и смените его, ежели не можете простить!
Даже сомнительные
статьи, которые, кажется, трудно было
обойти, были так неясно редактированы и опутаны такими хитросплетенными условиями, что можно было только удивляться великой творческой силе приказного крючкотворства.
— И мелких не
стало, — повторил извозчик, почесывая в голове, — купечество тоже, шаромыжники! — прибавил он почти вслух,
обходя тарантас и обращаясь к Калиновичу.
Желая выйти из его орбиты, Александров
стал осторожно
обходить его слева, выпустив руку своей дамы и слегка приподняв левую руку во избежание толчка.
— Борис Федорыч! Случалось мне видеть и прежде, как царь молился; оно было не так. Все теперь
стало иначе. И опричнины я в толк не возьму. Это не монахи, а разбойники. Немного дней, как я на Москву вернулся, а столько неистовых дел наслышался и насмотрелся, что и поверить трудно. Должно быть,
обошли государя. Вот ты, Борис Федорыч, близок к нему, он любит тебя, что б тебе сказать ему про опричнину?
Я поднялся в город, вышел в поле. Было полнолуние, по небу плыли тяжелые облака, стирая с земли черными тенями мою тень.
Обойдя город полем, я пришел к Волге, на Откос, лег там на пыльную траву и долго смотрел за реку, в луга, на эту неподвижную землю. Через Волгу медленно тащились тени облаков; перевалив в луга, они
становятся светлее, точно омылись водою реки. Все вокруг полуспит, все так приглушено, все движется как-то неохотно, по тяжкой необходимости, а не по пламенной любви к движению, к жизни.
Зная, что противоречие, существующее между учением Христа, которое мы на словах исповедуем, и всем строем нашей жизни нельзя распутать словами и, касаясь его, можно только сделать его еще очевиднее, они с большей или меньшей ловкостью, делая вид, что вопрос о соединении христианства с насилием уже разрешен или вовсе не существует,
обходят его [Знаю только одну не критику в точном смысле слова, но
статью, трактующую о том же предмете и имеющую в виду мою книгу, немного отступающую от этого общего определения.
Но есть третий род истин, таких, которые не
стали еще для человека бессознательным мотивом деятельности, но вместе с тем уже с такою ясностью открылись ему, что он не может
обойти их и неизбежно должен так или иначе отнестись к ним, признать или не признать их.
Я отметил уже, что воспоминание о той девушке не уходило; оно напоминало всякое другое воспоминание, удержанное душой, но с верным, живым оттенком. Я время от времени взглядывал на него, как на привлекательную картину. На этот раз оно возникло и отошло отчетливее, чем всегда. Наконец мысли переменились. Желая узнать название корабля, я
обошел его,
став против кормы, и, всмотревшись, прочел полукруг рельефных золотых букв...
Михельсон ночью
обошел его и
стал противу мятежников.
Служитель молодого боярина, седой как лунь старик, не спускал также глаз с рассказчика, который,
обойдя кругом монастыря, вошел наконец в ограду и
стал рассматривать надгробные камни.
Капитолина Марковна присоединяла свой поклон. Как дитя, обрадовался Литвинов; уже давно и ни от чего так весело не билось его сердце. И легко ему
стало вдруг, и светло… Так точно, когда солнце встает и разгоняет темноту ночи, легкий ветерок бежит вместе с солнечными лучами по лицу воскреснувшей земли. Весь этот день Литвинов все посмеивался, даже когда
обходил свое хозяйство и отдавал приказания. Он тотчас
стал снаряжаться в дорогу, а две недели спустя он уже ехал к Татьяне.
Порою, останавливаясь перед зеркалом, она с грустью рассматривала полное, свежее лицо с темными кругами около глаз, и ей
становилось жаль себя: жизнь
обходит, забывает ее в стороне где-то.
Но интрига тоже не дремала, и дворяне мало-помалу начали
обходить его и забегать с жалобами к губернатору, от которого, по вековечному антагонизму двух этих властей,
стали приходить к Якову Львовичу колкие запросы, а Яков Львович давал на них еще более колкие ответы.
Все мои умные разговоры сразу вспорхнули, как стая испуганных воробьев, и я опять почувствовал себя совершенно беспомощным, если бы она захотела подойти ко мне. Поэтому я свернул в сторону и сел на скамейку под нависшими ветвями. Она меня не заметила и,
обойдя клумбу другой стороной, тоже села на скамью. Вынув из красивой сумочки письмо в очень большом конверте, она нетерпеливо разорвала его и
стала читать при наступающем легком сумраке.
У того уж была набрана скорость, и потому я отстал на первом заезде, но во второй я
стал набирать на него,
стал близиться к дрожкам,
стал ровняться,
обходить и
обошел.
Но никто не отозвался на его бас. Агенты
обошли двор кругом, все более удивляясь. Полайтис нахмурился. Щукин
стал посматривать серьезно, все более хмуря светлые брови. Заглянули через закрытое окно в кухню и увидали, что там никого нет, но весь пол усеян белыми осколками посуды.
Меж вами и Молли
станет двадцать тысяч шагов, которые нужно сделать, чтобы
обойти все эти, — клянусь! — превосходные залы, — или она сама сделается Эмилией Ганувер — больше, чем вы хотите того, трижды, сто раз Эмилия Ганувер!
И, глядя в темноту, далеко перед собою, остановившимся, напряженным взглядом, так же медленно протянул руку, нащупал рожок и зажег свет. Потом встал и, не надевая туфель, босыми ногами по ковру
обошел чужую незнакомую спальню, нашел еще рожок от стенной лампы и зажег.
Стало светло и приятно, и только взбудораженная постель со свалившимся на пол одеялом говорила о каком-то не совсем еще прошедшем ужасе.
Так
обошла богиня весь храм, возвращаясь назад к алтарю, и все страстнее и громче
становилось пение хора. Священное воодушевление овладевало жрецами и молящимися. Все части тела Озириса нашла Изида, кроме одной, священного Фаллуса, оплодотворяющего материнское чрево, созидающего новую вечную жизнь. Теперь приближался самый великий акт в мистерии Озириса и Изиды…
Стало, уж так недобрый какой
обошел его; пришли два других купца; прибежали, спрашивают Петруху… а тот и замялся, сробел, сердешный…
Стали люди смеяться надо мной, — птицеловов не уважают в деревнях, — да и Ольга тяжело вздыхает, видимо, и ей зазорным кажется занятие моё. Тесть мне притчи читает, я помалкиваю, жду осени; кажется мне, что минует меня солдатчина, — эту яму я
обойду.
Мы
обошли весь сад. Катя ходила рядом с нами своими маленькими шажками и тяжело дышала от усталости. Она сказала, что время вернуться, и мне жалко, жалко
стало ее, бедняжку. «Зачем она не чувствует того же, что мы? — думала я. — Зачем не все молоды, не все счастливы, как эта ночь и как мы с ним?»
Иван Ильич раздражился,
стал делать упреки и поссорился с ним и с ближайшим начальством; к нему
стали холодны и в следующем назначении его опять
обошли.
И вот,
обойдя городишко,
стали эти злополучные пришельцы опять проситься в острог. Там хоть можно было обогреться от осенней мокроты и стужи. Но и в острог их не взяли, потому что срок их острожной неволи минул, и они теперь были люди вольные. Они были свободны умереть под любым забором или в любой канаве.
Браслет вынули, и он
стал обходить всех из рук в руки; но все смотрели молча, а иные так и насмешливо.
Раз и два
обошел их, все ускоряя шаги, и вдруг как-то сорвался с места, побежал кругами, подскакивая, сжав кулаки, тыкая ими в воздух. Полы шубы били его по ногам, он спотыкался, чуть не падал, останавливаясь, встряхивал головою и тихонько выл. Наконец он, — тоже как-то сразу, точно у него подломились ноги, — опустился на корточки и, точно татарин на молитве,
стал отирать ладонями лицо.
Так все и идем, нос-то по ветру держим. Где этак безопаснее, к морю аль к речке спустимся, а чуть малость сомневаться
станем, сейчас опять на верхи. Кордоны-то
обходим со всякою осторожностью, а кордоны-то стоят разно: где двадцать верст расстояние, а где и все пятьдесят. Угадать никак невозможно. Ну, все же как-то нас бог миловал,
обходили все кордоны благополучно, вплоть до последнего…
Дело было летом; работа нетяжелая, снегу отгребать не надо, да и поезды на той дороге редко.
Обойдет Семен свою версту два раза в сутки, кое-где гайки попробует подвинтить, щебенку подровняет, водяные трубы посмотрит и идет домой хозяйство свое устраивать. В хозяйстве только у него помеха была: что ни задумает сделать, обо всем дорожного мастера проси, а тот начальнику дистанции доложит; пока просьба вернется, время и ушло.
Стали Семен с женою даже скучать.
И, засучив рукава, я
стал на четвереньки и пополз. И когда я
обошел еще только половину комнаты, мне
стало так смешно от этой нелепости, что я уселся тут же на полу и хохотал, хохотал, хохотал.