Неточные совпадения
Если
обратишься с этим вопросом
к курсу географии, получишь в ответ, что пространство, занимаемое колониею, граничит
к северу
рекою Кейскамма, а в газетах, помнится, читал, что граница с тех пор во второй или третий раз меняет место и обещают, что она не раз отодвинется дальше.
С левой стороны высилась скалистая сопка.
К реке она подходила отвесными обрывами. Здесь мы нашли небольшое углубление вроде пещеры и развели в нем костер. Дерсу повесил над огнем котелок и вскипятил воду. Затем он достал из своей котомки кусок изюбровой кожи, опалил ее на огне и стал ножом мелко крошить, как лапшу. Когда кожа была изрезана, он высыпал ее в котелок и долго варил. Затем он
обратился ко всем со следующими словами...
В километре от фанзы тропа разделилась надвое. Правая пошла на
реку Улахе, а левая —
к Сихотэ-Алиню. Здесь таз остановился: он указал ту тропу, которой нам следовало держаться, и,
обращаясь ко мне, сказал...
Во всем районе, от Кусуна до залива Ольги, Чжан Бао считался самой авторитетной личностью. Китайцы и тазы
обращались к нему за советами, и, если где-нибудь надо было примирить 2 непримиримых врагов, китайцы опять-таки
обращались к Чжан Бао. Он часто заступался за обиженных, и на этой почве у него было много врагов. Особенную ненависть он питал
к хунхузам и своими преследованиями навел на них такой страх, что далее
реки Иодзыхе они заходить не решались.
Чем ближе
к морю, тем растительность беднее. Мало-помалу исчезает тополь, ива
обращается в кустарник, в общей картине уже преобладает песчаный или торфяной берег с голубикой, морошкой и мохом. Постепенно
река расширяется до 75-100 саж., кругом уже тундра, берега низменны и болотисты… С моря подуло холодком.
Из Кельна Егор Егорыч вознамерился проехать с Сусанной Николаевной по Рейну до Майнца, ожидая на этом пути видеть, как Сусанна Николаевна станет любоваться видами поэтической
реки Германии; но недуги Егора Егорыча лишили его этого удовольствия, потому что, как только мои путники вошли на пароход, то на них подул такой холодный ветер, что Антип Ильич поспешил немедленно же увести своего господина в каюту; Сусанна же Николаевна осталась на палубе, где
к ней
обратился с разговором болтливейший из болтливейших эльзасцев и начал ей по-французски объяснять, что виднеющиеся местами замки на горах называются разбойничьими гнездами, потому что в них прежде жили бароны и грабили проезжавшие по Рейну суда, и что в их даже пароход скоро выстрелят, — и действительно на одном повороте Рейна раздался выстрел.
— Здорово дневали, добрые люди! Гей! —
обратился он
к казакамъ тем же сильным и веселым голосом, без всякого усилия, но так громко, как будто кричал кому-нибудь на другую сторону
реки.
Вот хошь бы теперь: по временам давно бы пора пахарю радоваться на озими, нам — невод забрасывать; а на поле все еще снег пластом лежит,
река льдом покрыта, — возразил Глеб,
обращаясь к шерстобиту, который сидел с зажмуренными глазами и, казалось, погружен был в глубокую думу.
Во время завтрака веселье рыбака не прерывалось ни на минуту. Со всем тем он не коснулся ни одного пункта, имевшего какое-нибудь отношение
к разговору с хозяйкой; ни взглядом, ни словом не выдал он своих намерений. С окончанием трапезы, как только Петр и Василий покинули избу, а жена Петра и тетка Анна, взяв вальки и коромысла, отправились на
реку, Глеб
обратился к Акиму...
В отношении же дам своих они вели себя несколько различно: Бахтиаров молчал и даже иногда зевал, но зато
рекой разливался Масуров: он говорил даме, что очень любит женские глаза, что взгляд женщины для него невыносим, что он знал одну жидовочку и… тут он рассказал такую историю про жидовку, что дама не знала — сердиться на него или смеяться; в промежутках разговора Масуров
обращался к Бахтиарову и спрашивал его вслух, знает ли он романс: «Ах, не глядите на меня, вы, пламенные очи», и в заключение объявил своей даме, что он никогда не забудет этой мазурки и запечатлел ее в сердце.
Обратились к религии: в девичьем монастыре тогда жила мать Евникея, у которой была иорданская простыня, как Евникея в Иордане-реке омочилась, так ею потом отерлась.
Леон, без сомнения,
обратился бы с вопросами
к божеству
реки, если бы знал мифологию, но он по своему невежеству думал, что в воде живут одни скромные, молчаливые рыбы!..
Так же неясно и неопределенно происхождение мальчика, которого я встретил на Нюйском станке. Но когда мои воспоминания
обращаются к Сибири, в моем воображении невольно встает эта темная щель, и быстрая
река, и убогие лачуги станка, и последние отблески уходящего солнца, гаснущие в печальных глазах последнего потомка какого-то угасающего рода…
Ужинать сели. Как водится, жениха с невестой рядом посадили, по другую сторону невесты уселся Макар Тихоныч. Беседа шла веселая, вино
рекой лилось — хорошо пировали. Вдоволь угостился Макар Тихоныч, поминутно сыпал шутками. В конце стола, взглянув на невесту, сказал,
обращаясь к Гавриле Маркелычу...
И куда ни
обращался взгляд, везде, на двух великих русских
реках, обмелевших и тягостно сдавленных перекатами, теснились носы и кормы судов, ждущих ходу вниз и вверх, с товаром и промысловым людом, пришедшим на них же сюда,
к Макарию, праздновать ежегодную тризну перед идолами кулацкой наживы и мужицкой страды.
— Этим ни себя, ни мужика не подымешь, Борис Петрович, вы это прекрасно должны понимать. Позвольте
к вашим сочинениям
обратиться. Всюду осатанелость забралась в мужика, распутство, алчность, измена земле, пашне, лесу, лугу,
реке, всему, чем душа крестьянская жива есть. И сколько я ни перебирал моим убогим умишком, просто не вижу спасения ни в чем. Разве в одном только…
Вода бежала неизвестно куда и зачем. Бежала она таким же образом и в мае; из речки в мае месяце она влилась в большую
реку, из
реки в море, потом испарилась,
обратилась в дождь, и, быть может, она, та же самая вода, опять бежит теперь перед глазами Рябовича…
К чему? Зачем?
— Быти по тому: живота не дать, кто сам посягает на чужую голову! (Тут он
обратился к Курицыну, но, вспомнив, что он не сроден
к поручениям о казнях, примолвил, махнув рукою:) Забыл я, что курица петухом не поет. (При этих словах в глазах дьяка проникло удовольствие.) Мамон, это твое дело! Скажи моему тиуну московскому, да дворскому, чтобы литвина и толмача сожгли на Москве-реке. Сжечь их, слышишь ли? Чтобы другим неповадно было и помышлять о таких делах.