Неточные совпадения
В следующую речь Стародума Простаков с
сыном, вышедшие из средней двери, стали позади Стародума. Отец готов его
обнять, как скоро дойдет очередь, а
сын подойти к руке. Еремеевна взяла место в стороне и, сложа руки, стала как вкопанная, выпяля глаза на Стародума, с рабским подобострастием.
Увидать
сына на гулянье, узнав, куда и когда он выходит, ей было мало: она так готовилась к этому свиданию, ей столько нужно было сказать ему, ей так хотелось
обнимать, целовать его.
Но когда выехали они за ворота, она со всею легкостию дикой козы, несообразной ее летам, выбежала за ворота, с непостижимою силою остановила лошадь и
обняла одного из
сыновей с какою-то помешанною, бесчувственною горячностию; ее опять увели.
Сынка целует,
обнимает,
И говорит ему он так: «Любезный
сын,
По мне наследник ты один...
— О, дорогой мой, я так рада, — заговорила она по-французски и, видимо опасаясь, что он
обнимет, поцелует ее, — решительно, как бы отталкивая, подняла руку свою к его лицу.
Сын поцеловал руку, холодную, отшлифованную, точно лайка, пропитанную духами, взглянул в лицо матери и одобрительно подумал...
— Здравствуй, Володька! — сказал он слабым голосом, и Владимир с жаром
обнял отца своего. Радость произвела в больном слишком сильное потрясение, он ослабел, ноги под ним подкосились, и он бы упал, если бы
сын не поддержал его.
— С Иваном Федоровичем Епанчиным я действительно бывал в большой дружбе, — разливался генерал на вопросы Настасьи Филипповны. — Я, он и покойный князь Лев Николаевич Мышкин,
сына которого я
обнял сегодня после двадцатилетней разлуки, мы были трое неразлучные, так сказать, кавалькада: Атос, Портос и Арамис. Но увы, один в могиле, сраженный клеветой и пулей, другой перед вами и еще борется с клеветами и пулями…
Маланья Сергеевна как вошла в спальню Анны Павловны, так и стала на колени возле двери. Анна Павловна подманила ее к постели,
обняла ее, благословила ее
сына; потом, обратив обглоданное жестокою болезнью лицо к своему мужу, хотела было заговорить…
Пора
обнять вас, почтенный Гаврило Степанович, в первый раз в нынешнем году и пожелать вместо всех обыкновенных при этом случае желаний продолжения старого терпения и бодрости: этот запас не лишний для нас, зауральских обитателей без права гражданства в Сибири. Пишу к вам с малолетним Колошиным,
сыном моего доброго товарища в Москве. Сережа, который теперь полный Сергей Павлович, как вы видите, при мне был на руках у кормилицы.
Михаил Поликарпович после того, подсел к
сыну и — нет-нет, да и погладит его по голове. Все эти нежности отца растрогали, наконец, Павла до глубины души. Он вдруг схватил и
обнял старика, начал целовать его в грудь, лицо, щеки.
Наконец наступила и минута разлуки. Экипаж стоял у крыльца; по старинному обычаю, отец и
сын на минуту присели в зале. Старый генерал встал первый. Он был бледен, пошатываясь, подошел к
сыну и слабеющими руками
обнял его.
Ей хотелось
обнять его, заплакать, но рядом стоял офицер и, прищурив глаза, смотрел на нее. Губы у него вздрагивали, усы шевелились — Власовой казалось, что этот человек ждет ее слез, жалоб и просьб. Собрав все силы, стараясь говорить меньше, она сжала руку
сына и, задерживая дыхание, медленно, тихо сказала...
Сын остался дома, сердце ее стало биться спокойнее, а мысль стояла неподвижно перед фактом и не могла
обнять его.
Вдруг витязь вспрянул; вещий финн
Его зовет и
обнимает:
«Судьба свершилась, о мой
сын!
И так, почти до ужина, поблескивая зоркими, насмешливыми глазами, старый Кожемякин поучал
сына рассказами о прошлых днях. Тёплая тень
обнимала душу юноши, складные рассказы о сумрачном прошлом были интереснее настоящего и, тихонько, незаметно отводя в сторону от событий дни, успокаивали душу музыкою мерной речи, звоном ёмких слов.
Встали из-за стола;
сын и дочери поцеловали у отца руку, что хотела было сделать и Софья Николавна, но старик не дал руки,
обнял и расцеловал свою невестку.
Ступай,
сын мой! — примолвил Авраамий,
обнимая Юрия.
Старуха рыдала как безумная.
Сын сидел подле матери,
обняв ее руками, утирал слезы и молчал. Когда расспросы делались уже чересчур настойчивыми, Ваня обращал к присутствующим кроткое лицо свое и глядел на них так же спокойно, как будто ничего не произошло особенного.
Он мысленно следовал за этой толпою, мысленно
обнимал и благословлял
сына, и каждый шаг, отдалявший Ваню от родимого дома, вызывал горячую напутственную молитву из сокрушенного сердца старого Глеба.
А мать,
обнимая ее, спрашивала
сына...
— А хорошо дудит, сукин
сын, — сказал шофер,
обнимая Дуню за талию мужественной рукой.
Между тем отец и
сын со слезами
обнимали, целовали друг друга и не замечали, что недалеко от них стояло существо, им совершенно чуждое, существо забытое, но прекрасное, нежное, женщина с огненной душой, с душой чистой и светлой как алмаз; не замечали они, что каждая их ласка или слеза были для нее убивственней, чем яд и кинжал; она также плакала, — но одна, — одна — как плачет изгнанный херувим, взирая на блаженство своих братьев сквозь решетку райской двери.
Об Алексее он думал насильно, потому что не хотел думать о Никите, о Тихоне. Но когда он лёг на жёсткую койку монастырской гостиницы, его снова
обняли угнетающие мысли о монахе, дворнике. Что это за человек, Тихон? На всё вокруг падает его тень, его слова звучат в ребячливых речах
сына, его мыслями околдован брат.
Семен Матвеич обрадовался приезду
сына,
обнял его, но тотчас же спросил: «На две недели? а?
Марфе Андревне приходилось невмоготу: у нее сил не ставало быть одной; ей бы хотелось взойти к
сыну к поцеловать его руки, ноги, которые представлялись ей такими, какими она целовала их в его колыбели. Она бог знает что дала бы за удовольствие
обнять его и сказать ему, что она не такая жестокая, какою должна была ему показаться; что ей его жаль; что она его прощает; но повести себя так было несообразно с ее нравом и правилами.
Он благословил меня и
обнял. Никогда в жизни не был я так возвышенно подвигнут. Благоговейно, более нежели с чувством
сына, прильнул я к груди его и поцеловал в рассыпавшиеся его серебряные волосы. Слеза блеснула в его глазах.
А какие же маменька были хитрые, так это на удивление! Тут плачут, воют,
обнимают старших
сыновей и ничего; меня же примутся оплакивать, то тут одною рукою
обнимают, а другою — из-за пазухи у себя — то бубличек, то пирожок, то яблочко… Я обременен был маменькиными ласками…
С устатку у него ломило кости и тело
обняла разымчивая лень. Надо бы посмотреть, что делает
сын, но старик вытянул ноги, опёрся спиною о стену и, полузакрыв глаза, глубоко вдыхал тёплый воздух, густо насыщенный запахами смол, трав и навоза.
Феодосий
обнял юношу, называя его
сыном своим.
— На миру душу спасти, — проговорил он задумчиво, — и нет того лучше… Да трудно. Осилит, осилит мир-от тебя. Не те времена ноне… Ноне вместе жить, так отец с
сыном,
обнявши, погибнет, и мать с дочерью… А душу не соблюсти. Ох, и тут трудно, и одному-те… ах, не легко! Лукавый путает, искушает… ироды смущают… Хладом, гладом морят. «Отрекись от бога, от великого государя»… Скорбит душа-те, — ох, скорбит тяжко!.. Плоть немощная прискорбна до смерти.
Вследствие всего этого на миру «жить стало не можно». «Вместе отец с
сыном,
обнявши, погибнет». Общественные связи нарушены. Приходится душу блюсти в одиночку, вразброд. Победа «слугам антихриста» почти обеспечена. Бросил Яшка семью, бросил хозяйство, бросил все, чем наполнялась его труженическая земледельческая жизнь, и теперь он один во власти «беззаконников».
Они стояли друг против друга, не зная, что делать. Печальное слово «прощай», так часто и однообразно звучавшее в воздухе в эти секунды, пробудило в душе Якова теплое чувство к отцу, но он не знал, как выразить его:
обнять отца, как это сделала Мальва, или пожать ему руку, как Сережка? А Василию была обидна нерешительность, выражавшаяся в позе и на лице
сына, и еще он чувствовал что-то близкое к стыду пред Яковом. Это чувство вызывалось в нем воспоминаниями о сцене на косе и поцелуями Мальвы.
О чем была его кручина?
Рыдал ли он рыданьем
сына,
Давно отчаявшись
обнятьСвою тоскующую мать,
И невеселая картина
Ему являлась: старый дом
Стоит в краю деревни бедной,
И голова старухи бледной
Видна седая под окном.
Вздыхает, молится, гадает
и смотрит, смотрит, и двойной
В окошко рамы не вставляет
Старушка позднею зимой.
А сколько, глядя на дорогу,
Уронит слез — известно богу!
Но нет! и бог их не считал!
А то бы радость ей послал!
— Я был уверен в твоей невинности,
сын мой; нет, ты не мог так пасть, бог не дает порочному такой души; тебя избрал он в свое воинство, — и игумен
обнял его, и тронутый Феодор рыдая целовал в плечо старика.
Ты ль это, Вальсингам? ты ль самый тот,
Кто три тому недели, на коленях,
Труп матери, рыдая,
обнималИ с воплем бился над ее могилой?
Иль думаешь, она теперь не плачет,
Не плачет горько в самых небесах,
Взирая на пирующего
сына,
В пиру разврата, слыша голос твой,
Поющий бешеные песни, между
Мольбы святой и тяжких воздыханий?
Ступай за мной!
Распрощался с ним Патап Максимыч. Ровно
сына родного трижды перекрестил, крепко
обнял и крепко расцеловал. Слезы даже у старика сверкнули.
Сухменная философия моя развеялась под свежим ветром, которым нас охватило на днепровском пароме, и я вступил на киевский берег Днепра юношею и
сыном моей родины и моей доброй матери, которую так долго не видал, о которой некогда столь сильно тосковал и грустил и к ногам которой горел нетерпением теперь броситься и,
обняв их, хоть умереть под ее покровом и при ее благословении.
— Ей-богу же, хорошо! Сукин вы
сын этакий! Картошка моя жареная! — Он щурился, и смеялся, и потрясал руками, и
обнимал меня. — Вот что, голубчик. В пользу нашего черниговского землячества скоро выходит сборник, — дайте туда вот эти ваши стихи… Добре, ей же богу, добре! Мне кажется, вы будете писать. Главное, что хорошо, — вы искренни. Чувствуется, — вы пишете то, что вправду переживаете.
После молебна «в путь шествующих», благословил
сына князь Алексей Юрьич святою иконой,
обнял его и много поучал: сражался бы храбро, себя не щадил бы в бою, а судит господь живот положить — радостно пролил бы кровь и принял светлый небесный венец.
— Да ты у меня плутовка! — сказал ей ласково. — Глянь-ка, какая пригожая!.. Поцелуй меня, доченька, познакомимся… Здравствуй, князь Борис, — молвил и
сыну, ласково его
обнимая. — Тебя бы за уши надо подрать, ну да уж бог с тобой… Что было — не сметь вспоминать!..
— Ничего, ничего, я давно уже вас люблю как
сына, —
обняла его Зоя Александровна.
Старик умер, успев однако ж
обнять своего
сына офицером.
Этот благородный поступок так тронул государя, что он со слезами на глазах
обнял своего
сына и спросил его, что он желает, чтобы он для него сделал.
—
Сын… дорогой
сын мой!.. — вскрикнула она, бросилась к его ногам и стала
обнимать его колени.
Резинкина. А вот назло вам, Силай Ермилыч, мы поцелуемся с твоей и моей дочкой, да вот как! (
Обнимает крепко Груню и уходит с
сыном.)
C трепетом святого восторга он схватил чертежи свои и изорвал их в мелкие лоскуты, потом, рыдая, пал перед иконою божьей матери. Долго лежал он на полу, и, когда поднялся, лицо его, казалось, просияло. Он
обнимал своего молодого друга, целовал с нежностью
сына, как человек, пришедший домой из дальнего, трудного путешествия. Перелом был силен, но он совершен. Голос веры сделал то, чего не могла сделать ни грозная власть князей, ни сила дружбы, ни убеждения рассудка.
Гориславская. Если на это воля Господня,
обнимите меня, как дочь вашу. (Бросается на грудь Леандрова.) Я люблю вашего
сына и, уверенная в нем, отдаю ему руку вместе с сердцем своим. Ему одному принадлежало оно. (Подает руку Сергею Петровичу, потом бросается
обнимать Виталину.)
— Я люблю вас, как
сына и верю вам… — с чувством
обнял он наклонившегося к нему после благословения Антона Михайловича и крепко поцеловал будущего зятя. — Поцелуйте теперь невесту.
— Антонио! милый Антонио! названый
сын моего брата! какие боги занесли тебя сюда? — восклицал художник,
обнимая приезжего.
— Андреа, — продолжал художник, — что же ты стоишь как вкопанный? что же не
обнимешь нашего Антонио? Он также мой
сын — ты будешь ему меньшим братом.