Неточные совпадения
Она
обняла его плешивеющую
голову, подвинулась к нему и с вызывающею гордостью подняла кверху глаза.
— Это правда, — говорила она, бледнея всё более и более и
обнимая его
голову. Всё-таки что-то ужасное есть в этом после всего, что было.
— Анна, за что так мучать себя и меня? — говорил он, целуя ее руки. В лице его теперь выражалась нежность, и ей казалось, что она слышала ухом звук слез в его голосе и на руке своей чувствовала их влагу. И мгновенно отчаянная ревность Анны перешла в отчаянную, страстную нежность; она
обнимала его, покрывала поцелуями его
голову, шею, руки.
Я ее крепко
обнял, и так мы оставались долго. Наконец губы наши сблизились и слились в жаркий, упоительный поцелуй; ее руки были холодны как лед,
голова горела. Тут между нами начался один из тех разговоров, которые на бумаге не имеют смысла, которых повторить нельзя и нельзя даже запомнить: значение звуков заменяет и дополняет значение слов, как в итальянской опере.
Их дочки Таню
обнимают.
Младые грации Москвы
Сначала молча озирают
Татьяну с ног до
головы;
Ее находят что-то странной,
Провинциальной и жеманной,
И что-то бледной и худой,
А впрочем, очень недурной;
Потом, покорствуя природе,
Дружатся с ней, к себе ведут,
Целуют, нежно руки жмут,
Взбивают кудри ей по моде
И поверяют нараспев
Сердечны тайны, тайны дев.
И
обняло горе старую
голову. Сорвал и сдернул он все перевязки ран своих, бросил их далеко прочь, хотел громко что-то сказать — и вместо того понес чепуху; жар и бред вновь овладели им, и понеслись без толку и связи безумные речи.
Тарас видел, как смутны стали козацкие ряды и как уныние, неприличное храброму, стало тихо
обнимать козацкие
головы, но молчал: он хотел дать время всему, чтобы пообыклись они и к унынью, наведенному прощаньем с товарищами, а между тем в тишине готовился разом и вдруг разбудить их всех, гикнувши по-казацки, чтобы вновь и с большею силой, чем прежде, воротилась бодрость каждому в душу, на что способна одна только славянская порода — широкая, могучая порода перед другими, что море перед мелководными реками.
Он стал
обнимать сына… «Енюша, Енюша», — раздался трепещущий женский голос. Дверь распахнулась, и на пороге показалась кругленькая, низенькая старушка в белом чепце и короткой пестрой кофточке. Она ахнула, пошатнулась и наверно бы упала, если бы Базаров не поддержал ее. Пухлые ее ручки мгновенно обвились вокруг его шеи,
голова прижалась к его груди, и все замолкло. Только слышались ее прерывистые всхлипыванья.
Клим заглянул в дверь: пред квадратной пастью печки, полной алых углей, в низеньком, любимом кресле матери, развалился Варавка,
обняв мать за талию, а она сидела на коленях у него, покачиваясь взад и вперед, точно маленькая. В бородатом лице Варавки, освещенном отблеском углей, было что-то страшное, маленькие глазки его тоже сверкали, точно угли, а с
головы матери на спину ее красиво стекали золотыми ручьями лунные волосы.
Однажды, когда Варвара провожала Самгина, он, раздраженный тем, что его провожают весело,
обнял ее шею, запрокинул другой рукою
голову ее и крепко, озлобленно поцеловал в губы. Она, задыхаясь, отшатнулась, взглянула на него, закусив губу, и на глазах ее как будто выступили слезы. Самгин вышел на улицу в настроении человека, которому удалась маленькая месть и который честно предупредил врага о том, что его ждет.
Драка пред магазином продолжалась не более двух-трех минут, демонстрантов оттеснили, улица быстро пустела; у фонаря,
обняв его одной рукой, стоял ассенизатор Лялечкин, черпал котелком воздух на лицо свое; на лице его были видны только зубы; среди улицы столбом стоял слепец Ермолаев, разводя дрожащими руками, гладил бока свои, грудь, живот и тряс бородой; напротив, у ворот дома, лежал гимназист, против магазина,
головою на панель, растянулся человек в розовой рубахе.
Дома, едва он успел раздеться, вбежала Дуняша и,
обняв за шею, молча ткнулась лицом в грудь его, — он пошатнулся, положил руку на
голову, на плечо ей, пытаясь осторожно оттолкнуть, и, усмехаясь, подумал...
Но, подойдя к двери спальной, он отшатнулся: огонь ночной лампы освещал лицо матери и
голую руку, рука
обнимала волосатую шею Варавки, его растрепанная
голова прижималась к плечу матери. Мать лежала вверх лицом, приоткрыв рот, и, должно быть, крепко спала; Варавка влажно всхрапывал и почему-то казался меньше, чем он был днем. Во всем этом было нечто стыдное, смущающее, но и трогательное.
Пришла Лидия, тоже измятая, с кислым лицом, с капризно надутыми губами; ее Марина встретила еще более ласково, и это, видимо, искренно тронуло Лидию;
обняв Марину за плечи, целуя
голову ее, она сказала...
Самгина подбросило, поставило на ноги. Все стояли, глядя в угол, там возвышался большой человек и пел, покрывая нестройный рев сотни людей. Лютов,
обняв Самгина за талию, прижимаясь к нему, вскинул
голову, закрыв глаза, источая из выгнутого кадыка тончайший визг; Клим хорошо слышал низкий голос Алины и еще чей-то, старческий, дрожавший.
Небо там, кажется, напротив, ближе жмется к земле, но не с тем, чтоб метать сильнее стрелы, а разве только чтоб
обнять ее покрепче, с любовью: оно распростерлось так невысоко над
головой, как родительская надежная кровля, чтоб уберечь, кажется, избранный уголок от всяких невзгод.
— Ах, Андрей, — сказал он нежным, умоляющим голосом,
обнимая его и кладя
голову ему на плечо. — Оставь меня совсем… забудь…
— Ничего, — сказал он, — вооружаться твердостью и терпеливо, настойчиво идти своим путем. Мы не Титаны с тобой, — продолжал он,
обнимая ее, — мы не пойдем, с Манфредами и Фаустами, на дерзкую борьбу с мятежными вопросами, не примем их вызова, склоним
головы и смиренно переживем трудную минуту, и опять потом улыбнется жизнь, счастье и…
— Да, слаб, это правда, — наклонясь через спинку стула к Райскому и
обняв его за шею, шептал Леонтий. Он положил ему щеку на
голову, и Райский вдруг почувствовал у себя на лбу и на щеках горячие слезы. Леонтий плакал.
Марс
обнял Венеру, она положила ему
голову на плечо, они стояли, все другие ходили или сидели группами.
Он не докончил и захныкал над моей
головой. Признаюсь, почти заплакал и я; по крайней мере искренно и с удовольствием
обнял моего чудака. Мы очень поцеловались.
Она бросалась на гроб,
обнимала его руками, клала на него
голову, на минуту умолкала, потом со стоном начинала опять свою плачевную песнь.
Кивнув
головой Привалову, Хиония Алексеевна уже
обнимала Аллу, шепнув ей мимоходом: «Как вы сегодня интересны, mon ange…» Лепешкин, как шар, подкатился к столу. Агриппина Филипьевна отрекомендовала его Привалову.
— Да чего тебе! Пусть он к тебе на постель сам вскочит. Иси, Перезвон! — стукнул ладонью по постели Коля, и Перезвон как стрела влетел к Илюше. Тот стремительно
обнял его
голову обеими руками, а Перезвон мигом облизал ему за это щеку. Илюшечка прижался к нему, протянулся на постельке и спрятал от всех в его косматой шерсти свое лицо.
— Эх, не секрет, да и сам ты знаешь, — озабоченно проговорила вдруг Грушенька, повернув
голову к Ракитину и отклонясь немного от Алеши, хотя все еще продолжая сидеть у него на коленях, рукой
обняв его шею, — офицер едет, Ракитин, офицер мой едет!
— Мне, мне пугать? — вскричал вдруг Митя, вскинув вверх свои руки. — О, идите мимо, проходите, не помешаю!.. — И вдруг он совсем неожиданно для всех и, уж конечно, для себя самого бросился на стул и залился слезами, отвернув к противоположной стене свою
голову, а руками крепко обхватив спинку стула, точно
обнимая ее.
А то вдруг примется смеяться, шутить, плясать;
обнимет меня так жарко, так крепко, что
голова кругом пойдет.
И пальцы Веры Павловны забывают шить, и шитье опустилось из опустившихся рук, и Вера Павловна немного побледнела, вспыхнула, побледнела больше, огонь коснулся ее запылавших щек, — миг, и они побелели, как снег, она с блуждающими глазами уже бежала в комнату мужа, бросилась на колени к нему, судорожно
обняла его, положила
голову к нему на плечо, чтобы поддержало оно ее
голову, чтобы скрыло оно лицо ее, задыхающимся голосом проговорила: «Милый мой, я люблю его», и зарыдала.
Проходит месяц. Вера Павловна нежится после обеда на своем широком, маленьком, мягком диванчике в комнате своей и мужа, то есть в кабинете мужа. Он присел на диванчик, а она
обняла его, прилегла
головой к его груди, но она задумывается; он целует ее, но не проходит задумчивость ее, и на глазах чуть ли не готовы навернуться слезы.
По всем бывшим примерам, и даже по требованию самой вежливости, Бьюмонту следовало бы
обнять ее и поцеловать уже в губы; но он не сделал этого, а только пожал ее руку, спускавшуюся с его
головы.
Он тихо
обнял стройный ее стан и тихо привлек ее к своему сердцу. Доверчиво склонила она
голову на плечо молодого разбойника. Оба молчали.
Потом он видел, как она медленно и спокойно подошла к нему,
обняла его своими
голыми руками и безмолвно прильнула к его лицу горевшими губами.
Аня. Приезжаем в Париж, там холодно, снег. По-французски говорю я ужасно. Мама живет на пятом этаже, прихожу к ней, у нее какие-то французы, дамы, старый патер с книжкой, и накурено, неуютно. Мне вдруг стало жаль мамы, так жаль, я
обняла ее
голову, сжала руками и не могу выпустить. Мама потом все ласкалась, плакала…
Аня(
обнимает Варю, тихо). Варя, он сделал предложение? (Варя отрицательно качает
головой.) Ведь он же тебя любит… Отчего вы не объяснитесь, чего вы ждете?
Три дня прогостил у меня оригинал Вильгельм. Проехал на житье в Курган с своей Дросидой Ивановной, двумя крикливыми детьми и с ящиком литературных произведений.
Обнял я его с прежним лицейским чувством. Это свидание напомнило мне живо старину: он тот же оригинал, только с проседью в
голове. Зачитал меня стихами донельзя; по правилу гостеприимства я должен был слушать и вместо критики молчать, щадя постоянно развивающееся авторское самолюбие.
Теперь она спит,
обняв Лизу, и
голова ее, скатившись с подушки, лежит на плечике подруги, которая и перед нею кажется сущим ребенком.
И Ровенская, сама растроганная,
обняла ее за
голову и сказала...
Манька заперла за нею дверь на крючок и села немцу на одно колено,
обняв его
голой рукой.
А то есть еще и такие, что придет к этой самой Сонечке Мармеладовой, наговорит ей турусы на колесах, распишет всякие ужасы, залезет к ней в душу, пока не доведет до слез, и сейчас же сам расплачется и начнет утешать,
обнимать, по
голове погладит, поцелует сначала в щеку, потом в губы, ну, и известно что!
Помутилися ее очи ясные, подкосилися ноги резвые, пала она на колени,
обняла руками белыми
голову своего господина доброго,
голову безобразную и противную, и завопила источным голосом: «Ты встань, пробудись, мой сердечный друг, я люблю тебя как жениха желанного…» И только таковы словеса она вымолвила, как заблестели молоньи со всех сторон, затряслась земля от грома великого, ударила громова стрела каменная в пригорок муравчатый, и упала без памяти молода дочь купецкая, красавица писаная.
Много ли, мало ли времени она лежала без памяти — не ведаю; только, очнувшись, видит она себя во палате высокой беломраморной, сидит она на золотом престоле со каменьями драгоценными, и
обнимает ее принц молодой, красавец писаный, на
голове со короною царскою, в одежде златокованной, перед ним стоит отец с сестрами, а кругом на коленях стоит свита великая, все одеты в парчах золотых, серебряных; и возговорит к ней молодой принц, красавец писаный, на
голове со короною царскою: «Полюбила ты меня, красавица ненаглядная, в образе чудища безобразного, за мою добрую душу и любовь к тебе; полюби же меня теперь в образе человеческом, будь моей невестою желанною.
Михаил Поликарпович после того, подсел к сыну и — нет-нет, да и погладит его по
голове. Все эти нежности отца растрогали, наконец, Павла до глубины души. Он вдруг схватил и
обнял старика, начал целовать его в грудь, лицо, щеки.
Он не договорил, поднял ее и крепко
обнял. Она судорожно прижалась к его груди и скрыла на его плече свою
голову.
Она быстро обернулась ко мне и, раскрыв широко руки,
обняла мою
голову и крепко и горячо поцеловала меня. Бог знает, кого искал этот долгий, прощальный поцелуй, но я жадно вкусил его сладость. Я знал, что он уже никогда не повторится.
Можно рассмотреть, как Братковский крепко
обнял Наташу одной рукой и, наклонив
голову, что-то внимательно слушал.
Мать подошла к нему, села рядом и
обняла сына, притягивая
голову его к себе на грудь. Он, упираясь рукой в плечо ей, сопротивлялся и кричал...
— Перестаньте, Саша! — спокойно сказал Николай. Мать тоже подошла к ней и, наклонясь, осторожно погладила ее
голову. Саша схватила ее руку и, подняв кверху покрасневшее лицо, смущенно взглянула в лицо матери. Та улыбнулась и, не найдя, что сказать Саше, печально вздохнула. А Софья села рядом с Сашей на стул,
обняла за плечи и, с любопытной улыбкой заглядывая ей в глаза, сказала...
Мать,
обняв Ивана, положила его
голову себе на грудь, парень вдруг весь отяжелел и замолчал. Замирая от страха, она исподлобья смотрела по сторонам, ей казалось, что вот откуда-нибудь из-за угла выбегут полицейские, увидят завязанную
голову Ивана, схватят его и убьют.
На улице морозный воздух сухо и крепко
обнял тело, проник в горло, защекотал в носу и на секунду сжал дыхание в груди. Остановясь, мать оглянулась: близко от нее на углу стоял извозчик в мохнатой шапке, далеко — шел какой-то человек, согнувшись, втягивая
голову в плечи, а впереди него вприпрыжку бежал солдат, потирая уши.
Луч солнца сначала тепло освещал
голову и плечо Софьи, потом лег на клавиши рояля и затрепетал под пальцами женщины,
обнимая их.