Неточные совпадения
Она говорит: «к бабке ходила, на
мальчика крикса напала, так
носила лечить».
Мальчики засмеялись. Они уважали Инокова, он был на два класса старше их, но дружился с ними и
носил индейское имя Огненный Глаз. А может быть, он пугал их своей угрюмостью, острым и пристальным взглядом.
— Ты ли это, Илья? — говорил Андрей. — А помню я тебя тоненьким, живым
мальчиком, как ты каждый день с Пречистенки ходил в Кудрино; там, в садике… ты не забыл двух сестер? Не забыл Руссо, Шиллера, Гете, Байрона, которых
носил им и отнимал у них романы Коттень, Жанлис… важничал перед ними, хотел очистить их вкус?..
Панталоны на нем были чрезвычайно какие-то светлые, такие, что никто давно и не
носит, клетчатые и из очень тоненькой какой-то материи, смятые снизу и сбившиеся оттого наверх, точно он из них, как маленький
мальчик, вырос.
Удэгейцы — большие любители металлических украшений, в особенности браслетов и колец. Некоторые старики еще
носят в ушах серьги; ныне обычай этот выходит из употребления. Каждый мужчина и даже
мальчики носят у пояса два ножа: один — обыкновенный охотничий, а другой — маленький кривой, которым владеют очень искусно и который заменяет им шило, струг, буравчик, долото и все прочие инструменты.
Мальчики, конечно,
носили обноски, но уже загодя готовили себе, откладывая по грошам какому-нибудь родному дяде или банщице-тетке «капиталы» на задаток портному и сапожнику.
Его душа была цельная человеческая душа, со всеми ее способностями, а так как всякая способность
носит в самой себе стремление к удовлетворению, то и в темной душе
мальчика жило неутолимое стремление к свету.
— Конечно, нет, gnadige Frau. Но, понимаете, мой жених Ганс служит кельнером в ресторане-автомате, и мы слишком бедны для того, чтобы теперь жениться. Я
отношу мои сбережения в банк, и он делает то же самое. Когда мы накопим необходимые нам десять тысяч рублей, то мы откроем свою собственную пивную, и, если бог благословит, тогда мы позволим себе роскошь иметь детей. Двоих детей.
Мальчика и девочку.
Приходская церковь Крестовниковых была небогатая: служба в ней происходила в низеньком, зимнем приделе, иконостас которого скорее походил на какую-то дощаную перегородку; колонны, его украшающие, были тоненькие; резьбы на нем совсем почти не было; живопись икон — нового и очень дурного вкуса; священник — толстый и высокий, но ризы
носил коротенькие и узкие; дьякон — хотя и с басом, но чрезвычайно необработанным, — словом, ничего не было, что бы могло подействовать на воображение, кроме разве хора певчих,
мальчиков из ближайшего сиротского училища, между которыми были недурные тенора и превосходные дисканты.
Полозов двинулся вперед, Санин отправился с ним рядом. И думалось Санину — губы Полозова опять склеились, он сопел и переваливался молча, — думалось Санину: каким образом удалось этому чурбану подцепить красивую и богатую жену? Сам он ни богат, ни знатен, ни умен; в пансионе слыл за вялого и тупого
мальчика, за соню и обжору — и прозвище
носил «слюняя». Чудеса!
— А я вдобавок к падению господина Тулузова покажу вам еще один документик, который я отыскал. — И доктор показал Егору Егорычу гимназическую копию с билета Тулузова. — Помните ли вы, — продолжал он, пока Егор Егорыч читал билет, — что я вам, только что еще тогда приехав в Кузьмищево, рассказывал, что у нас там, в этой дичи, убит был
мальчик, которого имя, отчество и фамилию, как теперь оказывается,
носит претендент на должность попечителя детей и юношей!
Оставшись на крыльце,
мальчик вспомнил, что, кроме страха перед отцом, он
носил в своей душе ещё нечто тягостное.
Аким говорил все это вполголоса, и говорил, не мешает заметить, таким тоном, как будто
относил все эти советы к себе собственно; пугливые взгляды его и лицо показывали, что он боялся встречи с рыбаком не менее, может статься, самого
мальчика.
По сцене важно разгуливал,
нося на левой руке бороду, волшебник Черномор. Его изображал тринадцатилетний горбатый
мальчик, сын сапожника-пьяницы. На кресле сидела симпатичная молодая блондинка в шелковом сарафане с открытыми руками и стучала от холода зубами. Около нее стояла сухощавая, в коричневом платье, повязанная черным платком старуха, заметно под хмельком, и что-то доказывала молодой жестами.
Вообще говорить с ним не стоило. Как-то бессонной, воющей ночью Артамонов почувствовал, что не в силах
носить мёртвую тяжесть на душе, и, разбудив жену, сказал ей о случае с
мальчиком Никоновым. Наталья, молча мигая сонными глазами, выслушала его и сказала, зевнув...
— Тетенька! да что ж это? С кем же это вы там шепчетесь? — вскрикнул, с слезами в голосе,
мальчик. — Идите сюда, тетенька: я боюсь, — еще слезливее позвал он через секунду, и ему послышалось, что Катерина Львовна сказала в гостиной «ну», которое
мальчик отнес к себе.
Они сложили свою
ношу.
Мальчик положил возле небольшой чемодан.
…Время от времени за лесом подымался пронзительный вой ветра; он рвался с каким-то свирепым отчаянием по замирающим полям, гудел в глубоких колеях проселка, подымал целые тучи листьев и сучьев,
носил и крутил их в воздухе вместе с попадавшимися навстречу галками и, взметнувшись наконец яростным, шипящим вихрем, ударял в тощую грудь осинника… И мужик прерывал тогда работу. Он опускал топор и обращался к
мальчику, сидевшему на осине...
Не боится
мальчик правду сказать. Все люди этой линии, начиная с Ионы, не
носят страха в себе. У одних много гнева, другие — всегда веселы; больше всего среди них скромно-спокойных людей, которые как бы стыдятся показать доброе своё.
Живем наново и опять так же невозмутимо хорошо, как жили. Мой немчик растет, и я его, разумеется, люблю. Мое ведь дитя! Мое рожденье! Лина — превосходная мать, а баронесса Венигрета — превосходная бабушка. Фридька молодец и красавец. Барон Андрей Васильевич
носит ему конфекты и со слезами слушает, когда Лина ему рассказывает, как я люблю дитя. Оботрет шелковым платочком свои слезливые голубые глазки, приложит ко лбу
мальчика свой белый палец и шепчет...
— Твоя нескромность причиною, что я осужден
носить эти цепи, — сказал министр с глубоким вздохом, — но не плачь, Алеша! Твои слезы помочь мне не могут. Одним только ты можешь меня утешить в моем несчастии: старайся исправиться и будь опять таким же добрым
мальчиком, как был прежде. Прощай в последний раз!
Зачем он здесь? Не из простого любопытства? Не зря? Видно, горе стряслось и погнало сюда, вопреки тому, что он, быть может, воображал себя выше всего этого? Значит, находит тут хоть какое-нибудь врачевание своему душевному недугу. Не юродивый же он… да и не
мальчик: сюртук
носит, наверно, года два, бородкой оброс и лицо человека пожившего.
Жара стояла нестерпимая, солнце пекло вовсю… К тому же десятилетний Юрик был тяжелым, крупным
мальчиком, и нести его было нелегко. По лицу бедного Фридриха Адольфовича текли ручьи пота и глаза его выражали мучительную усталость. Бедный толстяк еле-еле передвигал ноги под чрезмерной тяжестью своей
ноши. Но он не думал о себе. Все его мысли сосредоточились на несчастном ребенке. Он совсем позабыл о том, как много неприятностей и горя причинил ему этот ребенок за короткое время его пребывания на хуторе.
И старик и
мальчик носили русское платье, только первый очень бедное, другой, напротив, из тонкого немецкого сукна, с опушкою соболя.
Еще каких-нибудь два-три часа — и она увидит на вокзале Сережу. Он уже большой
мальчик,
носит треугольную шляпу. Лили не пустят… У них теперь поветрие"свинки" — неизбежная институтская болезнь. Она недавно только оправилась.
— Подкрепления? — сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов, и глядя на красивого мальчика-адъютанта с длинными завитыми, черными волосами (так же, как
носил волоса Мюрат). «Подкрепления!» подумал Наполеон. «Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, не укрепленное крыло русских!»