Неточные совпадения
Грушницкий не вынес этого удара; как все мальчики, он имеет претензию быть стариком; он думает, что на его лице глубокие следы страстей заменяют отпечаток лет. Он на меня бросил бешеный взгляд, топнул
ногою и
отошел прочь.
Варвара (громко, чтобы мать слышала). Мы с
ног сбились, не знаем, что делать с ней; а тут еще посторонние лезут! (Делает Борису знак, тот
отходит к самому выходу.)
Василий Иванович отправился от Аркадия в свой кабинет и, прикорнув на диване в
ногах у сына, собирался было поболтать с ним, но Базаров тотчас его
отослал, говоря, что ему спать хочется, а сам не заснул до утра.
Самгин попробовал
отойти, но поручик взял его под руку и повел за собой, шагая неудобно широко, прихрамывая на левую
ногу, загребая ею. Говорил он сиповато, часто и тяжело отдувался, выдувая длинные струи пара, пропитанного запахами вина и табака.
Туробоев
отошел в сторону, Лютов, вытянув шею, внимательно разглядывал мужика, широкоплечего, в пышной шапке сивых волос, в красной рубахе без пояса; полторы
ноги его были одеты синими штанами. В одной руке он держал нож, в другой — деревянный ковшик и, говоря, застругивал ножом выщербленный край ковша, поглядывая на господ снизу вверх светлыми глазами. Лицо у него было деловитое, даже мрачное, голос звучал безнадежно, а когда он перестал говорить, брови его угрюмо нахмурились.
— Что же тут странного? — равнодушно пробормотал Иноков и сморщил губы в кривую улыбку. — Каменщики, которых не побило, отнеслись к несчастью довольно спокойно, — начал он рассказывать. — Я подбежал, вижу — человеку
ноги защемило между двумя тесинами, лежит в обмороке. Кричу какому-то дяде: «Помоги вытащить», а он мне: «Не тронь, мертвых трогать не дозволяется». Так и не помог,
отошел. Да и все они… Солдаты — работают, а они смотрят…
— Успокойтесь, — предложил Самгин, совершенно подавленный, и ему показалось, что Безбедов в самом деле стал спокойнее. Тагильский молча
отошел под окно и там распух, расплылся в сумраке. Безбедов сидел согнув одну
ногу, гладя колено ладонью, другую
ногу он сунул под нары, рука его все дергала рукав пиджака.
Самгин
отошел от окна, лег на диван и стал думать о женщинах, о Тосе, Марине. А вечером, в купе вагона, он отдыхал от себя, слушая непрерывную, возбужденную речь Ивана Матвеевича Дронова. Дронов сидел против него, держа в руке стакан белого вина, бутылка была зажата у него между колен, ладонью правой руки он растирал небритый подбородок, щеки, и Самгину казалось, что даже сквозь железный шум под
ногами он слышит треск жестких волос.
Вот она заговорила, но в топоте и шуме голосов ее голос был не слышен, а круг снова разрывался, люди, отлетая в сторону, шлепались на пол с мягким звуком, точно подушки, и лежали неподвижно; некоторые, отскакивая, вертелись одиноко и парами, но все падали один за другим или, протянув руки вперед, точно слепцы, пошатываясь,
отходили в сторону и там тоже бессильно валились с
ног, точно подрубленные.
Заболеет ли кто-нибудь из людей — Татьяна Марковна вставала даже ночью, посылала ему спирту, мази, но
отсылала на другой день в больницу, а больше к Меланхолихе, доктора же не звала. Между тем чуть у которой-нибудь внучки язычок зачешется или брюшко немного вспучит, Кирюшка или Влас скакали, болтая локтями и
ногами на неоседланной лошади, в город, за доктором.
Нехлюдов
отошел к толпе дожидающихся. Из толпы выделился в оборванной одежде и смятой шляпе, в опорках на босу
ногу человек с красными полосами во всё лицо и направился к тюрьме.
Она умоляет, она не
отходит, и когда Бог указывает ей на пригвожденные руки и
ноги ее сына и спрашивает: как я прощу его мучителей, — то она велит всем святым, всем мученикам, всем ангелам и архангелам пасть вместе с нею и молить о помиловании всех без разбора.
Как только
отойдешь несколько шагов от настоящего края, земля начнет в буквальном смысле волноваться, опускаться и подниматься под
ногами человека и даже около пего, со всеми растущими по ее поверхности травами, цветами, кочками, кустиками и даже деревьями.
Хотя снега в открытых степях и по скатам гор бывают мелки, потому что ветер, гуляя на просторе, сдирает снег с гладкой поверхности земли и набивает им глубокие овраги, долины и лесные опушки, но тем не менее от такого скудного корма несчастные лошади к весне превращаются в лошадиные остовы, едва передвигающие
ноги, и многие колеют; если же пред выпаденьем снега случится гололедица и земля покроется ледяною корою, которая под снегом не
отойдет (как то иногда бывает) и которую разбивать копытами будет не возможно, то все конские табуны гибнут от голода на тюбеневке.
Ему не ответили. Он, тихо покачиваясь на
ногах и потирая лоб, подошел к Егору, пожал руку его и
отошел в сторону.
— На 5-м баксионе, ваше благородие, как первая бандировка была: навел пушку, стал
отходить, этаким манером, к другой амбразуре, как он ударит меня по
ноге, ровно как в яму оступился. Глядь, а
ноги нет.
Ноги юнкеров, успевшие
отойти, с удовольствием ощущали легкую, податливую упругость толстых красных ковров, а щеки, уши и глаза у них еще горели после мороза.
Отошел не более, как на песий брех,
ноги стали подкашиваться, думаю себе: сяду, отдохну да посмотрю, много ли казны добыл?
Под вечер Кирилло наш — суровый был мужчина и в летах — встал на
ноги, шапку снял да и говорит: «Ну, ребята, я вам боле не начальник, не слуга, идите — сами, а я в леса
отойду!» Мы все встряхнулись — как да что?
Но я был сильнее его и очень рассердился; через минуту он лежал вниз лицом, протянув руки за голову, и хрипел. Испугавшись, я стал поднимать его, но он отбивался руками и
ногами, все более пугая меня. Я
отошел в сторону, не зная, что делать, а он, приподняв голову, говорил...
Тиунов
отошёл к дивану, лёг, поджав
ноги, но тотчас вздрогнул, сел и развёл руками, точно поплыл.
Матвей, наклонив голову, сконфуженно
отошёл прочь: он видел, что именно этот человек, русый и курносый, подманил собаку, приласкал её и сшиб в творило пинком
ноги, крикнув товарищам...
Каждый раз, когда ему случалось видеть жёлто-розовые плечи мачехи или её
ноги, стройные и крепкие, его охватывал сладкий и стыдный трепет, и он поспешно
отходил прочь от неё, всегда покорной, всем ласково улыбавшейся, молчаливой и незаметной.
Нарочно шурша по траве
ногами, он
отошел на другую сторону двора.
Пепел(
отходит от Наташи). Пусти… прочь! (Смотрит на старика. Василисе.) Ну? рада? (Трогает труп
ногой.) Околел… старый пес! По-твоему вышло… А… не прихлопнуть ли и тебя? (Бросается на нее; Сатин и Кривой Зоб быстро хватают его. Василиса скрывается в проулке.)
— Эй, ты, цоп! цоп! ге! — крикнул Захар, толкая
ногою ближайшего быка, который лениво поднялся на передние
ноги, потом на задние и неохотно
отошел в сторону.
Худая сивая кобылёнка перебирала под навесом прелую солому; двухмесячный длинноногий жеребенок какого-то неопределенного цвета, с голубоватыми
ногами и мордой, не
отходил от ее тощего засоренного репьями хвоста. Посередине двора, зажмурившись и задумчиво опустив голову, стоял утробистый гнедой меренок, с виду хорошая мужицкая лошадка.
Инженер пошел под акациями, сквозь сеть солнечных лучей, шагая медленно длинными, сухими
ногами, тщательно натягивая перчатку на тонкие пальцы правой руки, — маленький, досиня черный гарсон
отошел от двери ресторана, где он слушал эту беседу, и сказал рабочему, который рылся в кошельке, доставая медные монеты...
Дети захохотали, топая голыми пятками по камням, а он — встал, поправил шляпу и, решив, что сделал всё, что надо, покачиваясь на неверных
ногах,
отошел прочь..
Сказал и, сплюнув под
ноги себе, равнодушно
отошел от Фомы, войдя в толпу, как клин в дерево. Его речь окончательно пришибла Фому; он чувствовал, что мужики считают его глупым и смешным. И, чтобы спасти свое хозяйское значение в их глазах, чтобы снова привлечь к себе уже утомленное внимание мужиков, он напыжился, смешно надул щеки и внушительным голосом бухнул...
Фому волоком оттащили к борту и, положив его к стенке капитанской каюты,
отошли от него, оправляя костюмы, вытирая потные лица. Он, утомленный борьбой, обессиленный позором поражения, лежал молча, оборванный, выпачканный в чем-то, крепко связанный по рукам и
ногам полотенцами.
— Вот, говорят, от губернаторов все
отошло: посмотрели бы на нас — у нас-то что осталось! Право, позавидуешь иногда чиновникам. Был я намеднись в департаменте — грешный человек, все еще поглядываю, не сорвется ли где-нибудь дорожка, — только сидит их там, как мух в стакане. Вот сидит он за столом, папироску покурит,
ногами поболтает, потом возьмет перо, обмакнет, и чего-то поваракает; потом опять за папироску возьмется, и опять поваракает — ан времени-то, гляди, сколько ушло!
Мужики засмеялись дружелюбно: все еще словно не
отошел Колесников и неуживчиво ворочал глазами, но при словах Саши и мгновенном блеске белых зубов его захохотал и топнул
ногою...
И кончилось тем, что столкнул ее в незамерзшую лужу, и Линочка промочила правую
ногу и минуты на две серьезно рассердилась. Но тотчас же и
отошла, вскинула глаза к звездам и сказала...
Но пегий уж напился и, как будто не замечая умысла бурой кобылки, спокойно вытащил одну за другой свои увязшие
ноги, отряхнул голову и,
отойдя в сторонку от молодежи, принялся есть.
Первым делом, конечно, была истоплена монастырская баня, — Арефа едва дождался этого счастья. Узникам всего тяжелее доставалось именно это лишение. Изъеденные кандалами
ноги ему перевязала Охоня, — она умела ходить за больными, чему научилась у матери. В пограничных деревнях, на которые делались постоянные нападения со стороны степи, женщины умели унимать кровь, делать перевязки и вообще «
отхаживать сколотых».
Возвратясь в столовую, Гаврила Афанасьевич казался очень озабочен. Сердито приказал он слугам скорее сбирать со стола,
отослал Наташу в ее светлицу и, объявив сестре и тестю, что ему нужно сними поговорить, повел их в опочивальню, где обыкновенно отдыхал он после обеда. Старый князь лег на дубовую кровать, Татьяна Афанасьевна села на старинные штофные кресла, придвинув под
ноги скамеечку; Гаврила Афанасьевич запер все двери, сел на кровать, в
ногах к.<нязя> Лыкова, и начал в полголоса следующий разговор...
«Непонятный мужик», — подумал Пётр,
отходя от него и вспоминая, что, когда отец предложил Вялову место наблюдающего за работой, мужик этот ответил, глядя под
ноги отцу...
И, придерживаясь за забор, опираясь на палку, Носков начал медленно переставлять кривые
ноги, удаляясь прочь от огородов, в сторону тёмных домиков окраины, шёл и как бы разгонял холодные тени облаков, а
отойдя шагов десять, позвал негромко...
Потом охотник начинает отступать задом, становясь
ногою в свой прежний след и засыпая его, по мере отступления, также свежим, пушистым снегом;
отойдя таким образом сажен двадцать и более, он возвращается к своей лошади, уже не засыпая своих следов; садится опять верхом, ставит другой капкан, третий и даже гораздо более, смотря по числу волчьих троп и следов, идущих к притраве с разных, иногда противуположных сторон, Я знавал таких мастеров ставить капканы, что без удивления нельзя было смотреть на подделанные ими звериные тропы и засыпанные собственные следы.
На палубе пассажиры разместились с чашками кофе по группам, и все вели оживленные разговоры. Николай Фермор пил свой кофе, сидя в сообществе нескольких человек, и когда его чашка была уже им допита, он поставил ее на рубку, а сам встал с места и
отошел к борту, и затем сию же минуту наступил
ногою на перекладину и, перекинувшись через перила, бросился в воду на глазах всех пассажиров…
Только
отошли верст двадцать, и сделайся оттепель: ни тебе снег, ни тебе грязь, так по колено в снегу и бредем, а доктур строго-настрого заказал пуще всего
ноги беречь: «Простудишь, говорит, сейчас попа зови и гроб заказывай».
Холодный пот выступил на лице его; он хотел
отойти, но чувствовал, что
ноги его как будто приросли к земле.
Он, видимо, не веря мне, смущенно крякал и
отходил прочь, покачиваясь на кривых, ленивых
ногах, и вскоре спрашивал снова...
Я взял измятую книжку, выпустил руку хозяина и
отошел на свое место, а он, наклоня голову, прошел, как всегда, молча на двор. В мастерской долго молчали, потом пекарь резким движением отер пот с лица и, топнув
ногою, сказал...
Галаньба (вынув маузер). И вот тебе условие:
ноги здоровые — будешь ты у меня на том свете.
Отойдите сзади, чтобы я в кого-нибудь не попал.
Болботун. Ты що ж, смеешься, гнида?
Отойди от корзины. Долго ты будешь крутиться под
ногами? Долго? Ну, терпение мое лопнуло. Хлопцы, расступитесь. (Берется за револьвер.)
Алексей. Ну что ты!
Отойдут. Николка, растирай ему
ноги водкой.
Он
отошел от окна, взглянул на икону Христа в терновом венке. «Господи, помоги мне, господи, помоги мне», — проговорил он, крестясь и кланяясь в пояс, и подошел к двери, отворил ее в сенцы. В сенях ощупал крючок и стал откидывать его. С той стороны он слышал шаги. Она от окна переходила к двери. «Ай!» — вдруг вскрикнула она. Он понял, что она
ногой попала в лужу, натекшую у порога. Руки его дрожали, и он никак не мог поднять натянутый дверью крючок.
— Да, потеряли. Это другое дело! — произнес полицмейстер, как бы доверяя словам Иосафа. —
Отойдите, однако, немножко в сторону! — заключил он и сам встал. Иосаф
отошел и, не могши, кажется, твердо стоять на
ногах, облокотился одним плечом об стену.