Меженецкий одно время работал свою революционную работу среди народа и знал всю, как он выражался, «инертность» русского крестьянина; сходился и с солдатами на службе и отставными и знал их тупую веру в присягу, в необходимость повиновения и невозможность рассуждением подействовать на них. Он знал все это, но никогда не делал из этого знания того вывода, который неизбежно вытекал из него. Разговор с
новыми революционерами расстроил, раздражил его.
Неточные совпадения
«Варвара хорошо заметила, он над морем, как за столом, — соображал Самгин. — И, конечно, вот на таких, как этот, как мужик, который необыкновенно грыз орехи, и грузчик Сибирской пристани, — именно на таких рассчитывают
революционеры. И вообще — на людей, которые стали петь печальную «Дубинушку» в
новом, задорном темпе».
— Значит — не
революционер, — сказал Макаров тихо, но очень просто и уверенно. Он вообще держался и говорил по-новому, незнакомо Самгину и этим возбуждал какое-то опасение, заставлял насторожиться.
Она снова, торопясь и бессвязно, продолжала рассказывать о каком-то веселом товарище слесаря, о
революционере, который увез куда-то раненого слесаря, — Самгин слушал насторожась, ожидая
нового взрыва; было совершенно ясно, что она, говоря все быстрей, торопится дойти до чего-то главного, что хочет сказать. От напряжения у Самгина даже пот выступил на висках.
Это было у некоторых русских анархистов и
революционеров, веровавших в мировой пожар, из которого чудесно родится
новая жизнь, и в русском народе видевших того Мессию, который зажжет этот пожар и принесет миру эту
новую жизнь.
Ганди был более
революционер, чем Ленин и Сталин, если под революцией понимать явление
нового Человека.
Таким
новым страдальческим опытом была жизнь богоискателей нашей эпохи, жизнь Ницше, жизнь лучших из
революционеров и лучших из декадентов.
Речи о
революционерах западали в голову Климкова, создавая там тонкий слой
новой почвы для роста мыслей; эти мысли беспокоили, куда-то тихо увлекали…
Каждый вечер в охранном отделении тревожно говорили о
новых признаках общего возбуждения людей, о тайном союзе крестьян, которые решили отнять у помещиков землю, о собраниях рабочих, открыто начинавших порицать правительство, о силе
революционеров, которая явно росла с каждым днём.
Но эта
новая жизнь бывает не такой, как её себе представляют
революционеры.
Наука не может существовать без профессоров и учителей, хотя бы самых посредственных, без академий и университетов, иерархически организованных, но живет и движется она гениями и талантами, открывателями
новых путей, зачинателями и
революционерами.
— Да, спасибо вам за вашу
новую мораль! Ведь самодержавие, — само самодержавие, с вами сравнить, было гуманно и благородно. Как жандармы были вежливы, какими гарантиями тогда обставлялись даже административные расправы, как стыдились они сами смертных казней! Какой простор давали мысли, критике… Разве бы могло им даже в голову прийти за убийство Александра Второго или Столыпина расстрелять по тюрьмам сотни
революционеров, совершенно непричастных к убийству?.. Гадины вы! Руку вам подашь, — хочется вымыть ее!
Но вот что тогда наполняло молодежь всякую — и ту, из которой вышли первые
революционеры, и ту, кто не предавался подпольной пропаганде, а только учился, устраивал себе жизнь, воевал со старыми порядками и дореформенными нравами, — это страстная потребность вырабатывать себе свою мораль, жить по своим
новым нравственным и общественным правилам и запросам.
В этот перерыв более чем в четверть века Лондон успел сделаться
новым центром эмиграции. Туда направлялись и анархисты, и самые серьезные политические беглецы, как, например, тот русский
революционер, который убил генерала Мезенцева и к году моего приезда в Лондон уже успел приобрести довольно громкое имя в английской публике своими романами из жизни наших бунтарей и заговорщиков.
В пылком воображении императора составлялся, план крестового против
революционеров похода, во главе которого он должен был стать, как
новый Готфрид Бульонский.
Старые большевики, русские интеллигенты-революционеры, боятся этого
нового типа и предчувствуют в нем гибель коммунистической идеи, но должны с ним считаться.