Неточные совпадения
Утомленный физически, Клим шел
не торопясь,
чувствуя, как светлый
холод ночи вымораживает из него неясные мысли и ощущения. Он даже мысленно напевал на мотив какой-то оперетки...
Когда Самгин, все более застывая в жутком
холоде, подумал это — память тотчас воскресила вереницу забытых фигур: печника в деревне, грузчика Сибирской пристани, казака, который сидел у моря, как за столом, и чудовищную фигуру кочегара у Троицкого моста в Петербурге. Самгин сел и, схватясь руками за голову, закрыл уши. Он видел, что Алина сверкающей рукой гладит его плечо, но
не чувствовал ее прикосновения. В уши его все-таки вторгался шум и рев. Пронзительно кричал Лютов, топая ногами...
— Однако ж это позор: я
не поддамся! — твердил он, стараясь ознакомиться с этими призраками, как и трус силится, сквозь зажмуренные веки, взглянуть на призраки и
чувствует только
холод у сердца и слабость в руках и ногах.
Хорошо. Отчего же, когда Обломов, выздоравливая, всю зиму был мрачен, едва говорил с ней,
не заглядывал к ней в комнату,
не интересовался, что она делает,
не шутил,
не смеялся с ней — она похудела, на нее вдруг пал такой
холод, такая нехоть ко всему: мелет она кофе — и
не помнит, что делает, или накладет такую пропасть цикория, что пить нельзя — и
не чувствует, точно языка нет.
Не доварит Акулина рыбу, разворчатся братец, уйдут из-за стола: она, точно каменная, будто и
не слышит.
— Что тебе за дело, Вера?
Не отвечай мне, но и
не отталкивай, оставь меня. Я
чувствую, что
не только при взгляде твоем, но лишь — кто-нибудь случайно назовет тебя — меня бросает в жар и
холод…
Голова стал бледен как полотно; винокур
почувствовал холод, и волосы его, казалось, хотели улететь на небо; ужас изобразился в лице писаря; десятские приросли к земле и
не в состоянии были сомкнуть дружно разинутых ртов своих: перед ними стояла свояченица.
Игра в штос туманит головы, как дурман, и каторжный, проигрывая пищу и одежду,
не чувствует голода и
холода и, когда его секут,
не чувствует боли, и, как это ни странно, даже во время такой работы, как нагрузка, когда баржа с углем стучит бортом о пароход, плещут волны и люди зеленеют от морской болезни, в барже происходит игра в карты, и деловой разговор мешается с картежным: «Отваливай!
Однако
холод давал себя
чувствовать. Мы поплыли дальше и
не успели сделать десятка ударов веслами, как подошли к песчаной косе. Волны с шипением взбегали на пологий берег и беззвучно отходили назад.
Сани уже скрылись в лесу, а Таисья все стояла за воротами и
не чувствовала леденившего
холода, пока сама Анфиса Егоровна
не увела ее в горницы.
По гримасам и ужимкам жидовского лица видно было, что в душе Нафтулы Соловейчика кипит какой-то смелый, опасный план, заставляющий его
не слыхать ругательств соседей и
не чувствовать немилосердного
холода пустой горницы.
Тесно обнявшись, они шептались, как заговорщики, касаясь лицами и руками друг друга, слыша дыхание друг друга. Но Ромашов
почувствовал, как между ними незримо проползало что-то тайное, гадкое, склизкое, от чего пахнуло
холодом на его душу. Он опять хотел высвободиться из ее рук, он она его
не пускала. Стараясь скрыть непонятное, глухое раздражение, он сказал сухо...
Не колеблясь ни минуты, князь поклонился царю и осушил чашу до капли. Все на него смотрели с любопытством, он сам ожидал неминуемой смерти и удивился, что
не чувствует действий отравы. Вместо дрожи и
холода благотворная теплота пробежала по его жилам и разогнала на лице его невольную бледность. Напиток, присланный царем, был старый и чистый бастр. Серебряному стало ясно, что царь или отпустил вину его, или
не знает еще об обиде опричнины.
Она верила в то время, что переможет первую любовь свою, верила, что будет счастлива за Морозовым; а теперь… Елена вспомнила о поцелуйном обряде, и ее обдало
холодом. Боярин вошел,
не примеченный ею, и остановился на пороге. Лицо его было сурово и грустно. Несколько времени смотрел он молча на Елену. Она была еще так молода, так неопытна, так неискусна в обмане, что Морозов
почувствовал невольную жалость.
Да; бедная Дарья Николаевна Бизюкина
не только была влюблена, но она была неисцелимо уязвлена жесточайшею страстью: она на мгновение даже потеряла сознание и, закрыв веки,
почувствовала, что по всему ее телу разливается доселе неведомый, крепящий
холод; во рту у корня языка потерпло, уста похолодели, в ушах отдаются учащенные удары пульса, и слышно, как в шее тяжело колышется сонная артерия.
Через пять минут Татьяна Власьевна, задыхаясь, бежала к колобовскому дому,
не чувствуя тридцатиградусного
холода, щипавшего ей лицо и руки.
— Нет.
Холод, как и вообще всякую боль, можно
не чувствовать. Марк Аврелий сказал: «Боль есть живое представление о боли: сделай усилие воли, чтоб изменить это представление, откинь его, перестань жаловаться, и боль исчезнет». Это справедливо. Мудрец или попросту мыслящий, вдумчивый человек отличается именно тем, что презирает страдание; он всегда доволен и ничему
не удивляется.
Он стоял так до поры, пока
не почувствовал, что мороз сжимает ему череп ледяным обручем и ноги его ломит от
холода.
Не двигая тяжелой с похмелья головой, Фома
чувствовал, что в груди у него тоже как будто безмолвные тучи ходят, — ходят, веют на сердце сырым
холодом и теснят его. В движении туч по небу было что-то бессильное и боязливое… и в себе он
чувствовал такое же…
Не думая, он вспоминал пережитое за последние месяцы.
Очнулся он на дворе, в луже,
чувствуя боль во всем теле. Что с ним случилось? Он
не мог отдать себе отчета. Лихорадочная дрожь, боль во всем теле, страшный
холод; он понемногу начал приходить в себя.
Пётр поворачивается, как волк,
не сгибая шеи, приподнимает фату и сухими губами, носом тычется в щёку,
чувствуя атласный
холод её кожи, пугливую дрожь плеча; ему жалко Наталью и тоже стыдно, а тесное кольцо подвыпивших людей орёт...
Вдова,
не веря себе, начала
чувствовать, что с некоторой поры враждебное отношение к Артамоновым обижает её, неприязнь к ним окутывает и её
холодом.
«Я ни в чем
не виноват, — думал я упорно и мучительно, — у меня есть диплом, я имею пятнадцать пятерок. Я же предупреждал еще в том большом городе, что хочу идти вторым врачом. Нет. Они улыбались и говорили: «Освоитесь». Вот тебе и освоитесь. А если грыжу привезут? Объясните, как я с нею освоюсь? И в особенности каково будет себя
чувствовать больной с грыжей у меня под руками? Освоится он на том свете (тут у меня
холод по позвоночнику…).
Весь проникнутый любовью к искусству,
не чувствуя ни жара, ни
холода,
не видя окружающих его людей, ничего
не помня, кроме репетируемой пиесы, никого
не зная, кроме представляемого лица, — Шаховской часто был великолепен, несмотря на свою смешную, толстую фигуру, свой длинный птичий нос, визгливый голос и картавое произношение.
Немного погодя Володя и его друг Чечевицын, ошеломленные шумной встречей и все еще розовые от
холода, сидели за столом и пили чай. Зимнее солнышко, проникая сквозь снег и узоры на окнах, дрожало на самоваре и купало свои чистые лучи в полоскательной чашке. В комнате было тепло, и мальчики
чувствовали, как в их озябших телах,
не желая уступать друг другу, щекотались тепло и мороз.
Хоть в это время наступила уже осень, и морозцы стояли порядочные, но он
не чувствовал даже
холода.
Были, разумеется, и неудобства в этом поэтическом провождении времени в степи.
Не всегда она была цветами разубрана,
не всегда горячо пекло ее солнышко; случалось Кольцову бывать в ней и во время холодной осени, подвергаться влиянию холодного, порывистого ветра, ночевать на влажной земле, на
холоду, бродить по грязи и слякоти. Но,
не приученный к неге и имевший очень крепкое сложение, Кольцов
не чувствовал от этого особенно вредных последствий.
И, прислушиваясь к своему ощущению, он
чувствовал, что начинал дрожать, сам
не зная, отчего он дрожит — от
холода или от страха.
К утру его начал пробирать сильный
холод; во всех членах он уже
чувствовал какую-то сжимающую, неприятную ломоту и совершенно бесполезно старался поукутываться маленьким, худеньким одеялишком,
не закрывавшим его почти до половины ног.
Но вы зададите опять вопрос: зачем же ее
не спас от злодейства? О, я тысячу раз задавал себе потом этот вопрос — каждый раз, когда, с
холодом в спине, припоминал ту секунду. Но душа моя была тогда в мрачном отчаянии: я погибал, я сам погибал, так кого ж бы я мог спасти? И почем вы знаете, хотел ли бы еще я тогда кого спасти? Почем знать, что я тогда мог
чувствовать?
— Так. Пре-красно. Продолжайте, молодой человек, в том же духе, — произнес Завалишин, язвительно кривя губы. — Чудесные полемические приемы, доктор,
не правда ли? Воскресенский и сам
чувствовал в душе, что он говорит неясно, грубо и сбивчиво. Но он уже
не мог остановиться. В голове у него было странное ощущение пустоты и
холода, но зато ноги и руки стали тяжелыми и вялыми, а сердце упало куда-то глубоко вниз и там трепетало и рвалось от частых ударов.
И вот меня зарывают в землю. Все уходят, я один, совершенно один. Я
не движусь. Всегда, когда я прежде наяву представлял себе, как меня похоронят в могиле, то собственно с могилой соединял лишь одно ощущение сырости и
холода. Так и теперь я
почувствовал, что мне очень холодно, особенно концам пальцев на ногах, но больше ничего
не почувствовал.
Зато временами его слух и зрение приобретали необычайную, болезненную остроту. Тогда ему чудилось, что он слышит за окном крадущиеся шаги. Он приподымался на локтях и,
чувствуя в груди
холод испуга, глядел в окно, и сердце его наполняло всю комнату оглушительными ударами. И он ясно видел, как снаружи, с улицы, большое темное лицо настойчиво заглядывало в комнату, и проходило много мучительных минут, пока он
не убеждался, что его обманывают возбужденные нервы.
Ночь тянулась, и костры еще тлели. Иуда отвалился от стены и медленно прибрел к одному из костров, раскопал уголь, поправил его, и хотя
холода теперь
не чувствовал, протянул над огнем слегка дрожащие руки. И забормотал тоскливо...
Еще живой для себя, он уже умер для всех, и они вяло возились с мертвецом,
чувствуя холод и пустоту, но
не понимая, что это значит.
— По живой моей крови, среди всего живого шли и топтали, как по мертвому. Может быть, действительно я мертв? Я — тень? Но ведь я живу, — Тугай вопросительно посмотрел на Александра I, — я все ощущаю,
чувствую. Ясно
чувствую боль, но больше всего ярость, — Тугаю показалось, что голый мелькнул в темном зале,
холод ненависти прошел у Тугая по суставам, — я жалею, что я
не застрелил. Жалею. — Ярость начала накипать в нем, и язык пересох.
Нелли и доктор всю дорогу молчат. Их трясет ужасно, но они
не чувствуют ни
холода, ни тряски.
Ветер чуть
не сбивал ее с ног и силы покидали ее с каждым шагом. Несчастная
чувствовала, как дрожал ее ребенок от
холода.
Семен Иванович
не принимал, впрочем, в ней большого участия. Ему было
не до того. Он
чувствовал, что его бросало то в
холод, то в жар от только что пережитого им взаимного взгляда; он ощущал, как трепетало в груди его сердце, и с сладостным страхом понимал, что это сердце более
не принадлежит ему.
Прошло около полугода. Был декабрьский морозный вечер.
Холод при сильном ветре особенно давал себя
чувствовать на окраинах Петербурга, где помещались заводы. Знакомый нам Виктор Аркадьевич Бобров занимал
не последнее место в администрации одного из петербургских заводов, расположенных на окраине города.
Французам
не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми
не знали чтó делать, несмотря на всё желание русских спасти, — гибли от
холода и голода; они
чувствовали, что это
не могло быть иначе.
Не могу иначе как смирением назвать чувство, которое вместе с
холодом от реки легким ознобом проникло в меня… нет,
не знаю, как это случилось, но от самых вершин мудрости и понимания, на которых я только что был, я внезапно спустился в такой трепет, в такое чувство малости своей и страха, что пальцы мои в кармане сразу высохли, застыли и согнулись, как птичьи лапы. «Струсил!» — подумал я,
чувствуя жестокий страх перед смертью, которую готовил себе, и забывая, что гирьки я бросил раньше, и от самоубийства отказался раньше, нежели
почувствовал страх.
Я вышел раздетый, только в одном сюртуке, без фуражки, но
холода не почувствовал, да и день был
не особенно морозный, иначе я, конечно, замерз бы в пути.
Когда я пришел в чувства, пчелиный рой отлетел, и я увидел себя на дне глубокой снежной ямы; я лежал на самом ее дне с вытянутыми руками и ногами и
не чувствовал ничего: ни
холоду, ни голоду, ни жажды — решительно ничего!
Сергей Андреич выпустил из пальцев рисунок, и, колыхаясь углами, он тихо опустился на пол. Потом отец повернулся и быстро вышел, и в столовой послышался его громкий и удаляющийся голос: «Обедайте без меня! Мне необходимо съездить по делу». А Павел подошел к умывальнику и начал лить воду на руки и лицо,
не чувствуя ни
холода, ни воды.
От мысли, что он отравился, его бросило и в
холод и в жар. Что яд был действительно принят, свидетельствовали, кроме запаха в комнате, жжение во рту, искры в глазах, звон колоколов в голове и колотье в желудке.
Чувствуя приближение смерти и
не обманывая себя напрасными надеждами, он пожелал проститься с близкими и отправился в спальню Дашеньки. (Будучи вдовым, он у себя в квартире держал вместо хозяйки свою свояченицу Дашеньку, старую деву.)