Неточные совпадения
Разума он
не признавал вовсе и даже
считал его злейшим
врагом, опутывающим человека сетью обольщений и опасных привередничеств.
Сам с своими козаками производил над ними расправу и положил себе правилом, что в трех случаях всегда следует взяться за саблю, именно: когда комиссары [Комиссары — польские сборщики податей.]
не уважили в чем старшин и стояли пред ними в шапках, когда поглумились над православием и
не почтили предковского закона и, наконец, когда
враги были бусурманы и турки, против которых он
считал во всяком случае позволительным поднять оружие во славу христианства.
А с Софьей Семеновной я в ладах и теперь, что может вам послужить доказательством, что никогда она
не считала меня своим
врагом и обидчиком.
Православный русский воин,
Не считая, бьет
врагов…
Так громчей, музыка,
Играй победу…
— Ой,
не надо пророчеств! Поймите, еврей дерется за интересы человека, который
считает его, еврея, расовым
врагом.
— Я государству —
не враг, ежели такое большое дело начинаете, я землю дешево продам. — Человек в поддевке повернул голову, показав Самгину темный глаз, острый нос, седую козлиную бородку, посмотрел, как бородатый в сюртуке
считает поданное ему на тарелке серебро сдачи со счета, и вполголоса сказал своему собеседнику...
— Да, — сказал он вдруг. — Меня часто занимает мысль, что вот мы идем вместе, рядом с ними, — с кем с «ними»? С теми самыми людьми, за которых мы и идем. А между тем мы
не только
не знаем, но и
не хотим знать их. А они, хуже этого, ненавидят нас и
считают своими
врагами. Вот это ужасно.
В противном случае, если
не докажет отец, — конец тотчас же этой семье: он
не отец ему, а сын получает свободу и право впредь
считать отца своего за чужого себе и даже
врагом своим.
В этом смысле он
считал себя несколько обиженным и обойденным по службе и всегда уверен был, что там, в высших сферах, его
не сумели оценить и что у него есть
враги.
Лживость, лукавство, трусость, малодушие, наушничество, кражи, всякого рода тайные пороки — вот арсенал, который выставляет приниженное население или, по крайней мере, громадная часть его, против начальников и надзирателей, которых оно
не уважает, боится и
считает своими
врагами.
«Посмотрим!..» И вдруг распрямился старик,
Глаза его гневом сверкали:
«Одно повторяет твой глупый язык:
«Поеду!» Сказать
не пора ли,
Куда и зачем? Ты подумай сперва!
Не знаешь сама, что болтаешь!
Умеет ли думать твоя голова?
Врагами ты, что ли,
считаешьИ мать, и отца? Или глупы они…
Что споришь ты с ними, как с ровней?
Поглубже ты в сердце свое загляни,
Вперед посмотри хладнокровней...
Полиция, жандармы, шпионы — все это наши
враги, — а все они такие же люди, как мы, так же сосут из них кровь и так же
не считают их за людей.
— Его воспитывает сознательный
враг тех людей, которые мне близки, которых я
считаю лучшими людьми земли. Сын может вырасти
врагом моим. Со мною жить ему нельзя, я живу под чужим именем. Восемь лет
не видела я его, — это много — восемь лет!
— Долго-с; и все одним измором его,
врага этакого, брал, потому что он другого ничего
не боится: вначале я и до тысячи поклонов ударял и дня по четыре ничего
не вкушал и воды
не пил, а потом он понял, что ему со мною спорить
не ровно, и оробел, и слаб стал: чуть увидит, что я горшочек пищи своей за окно выброшу и берусь за четки, чтобы поклоны
считать, он уже понимает, что я
не шучу и опять простираюсь на подвиг, и убежит. Ужасно ведь, как он боится, чтобы человека к отраде упования
не привести.
Надобно было иметь нечеловеческое терпенье, чтоб снести подобный щелчок. Первое намерение героя моего было пригласить тут же кого-нибудь из молодых людей в секунданты и послать своему
врагу вызов; но дело в том, что,
не будучи вовсе трусом, он в то же время дуэли
считал решительно за сумасшествие. Кроме того, что бы ни говорили, а направленное на вас дуло пистолета
не безделица — и все это из-за того, что
не питает уважение к вашей особе какой-то господин…
Я, тут бывший, наверно помню, что она до того уже, наконец, дошла, что
считала его чем-то вроде жениха своего,
не смеющего ее «похитить» единственно потому, что у него много
врагов и семейных препятствий или что-то в этом роде.
Так или иначе, но все люди нашего времени в сознании своем
не только отрицают существующий отживший языческий строй жизни, но и признают, часто сами
не зная этого и
считая себя
врагами христианства, то, что спасение наше только в приложении к жизни христианского учения или части его в его истинном значении.
Княгиня,
считая графа случайным посетителем, всемерно решилась при нем себя сдерживать, чтобы
не нажить
врага для своей местности, и между тем
не сдержалась; Рогожин тоже сделал то, чего совсем
не ожидал: он хотел терзать предводителя и, отозванный бабушкой от этой работы, сорвал все зло на графе.
Васса. Зачем тебя подкупать, зачем утешать? Ты, Рашель, знаешь — я тебя
врагом не считала, даже когда видела, что ты сына отводишь от меня. На что он мне годен, больной? Я с ним неласкова была и видела — ты его любишь. И я тебе сказала тогда — люби, ничего! Немножко радости и больному надобно. Я даже благодарна была тебе за Федора.
— Кривляться, Зина, кривляться! и ты могла сказать такое слово матери? Но что я! Ты давно уже
не веришь своей матери! Ты давно уже
считаешь меня своим
врагом, а
не матерью.
И удивляюсь, решительно удивляюсь, почему вы все
считаете меня
врагом этой бедной Анны Николаевны, да и
не вы одна, а все в городе?
У Якова потемнело в глазах, и он уже
не мог слушать, о чём говорит дядя с братом. Он думал: Носков арестован; ясно, что он тоже социалист, а
не грабитель, и что это рабочие приказали ему убить или избить хозяина; рабочие, которых он, Яков,
считал наиболее солидными, спокойными! Седов, всегда чисто одетый и уже немолодой; вежливый, весёлый слесарь Крикунов; приятный Абрамов, певец и ловкий, на все руки, работник. Можно ли было думать, что эти люди тоже
враги его?
Ведь он сумасшедший и
не любит меня,
считая, что я поклонник Карамзина и
враг Шишкова, а я, как вы сами знаете, мой милый, ничей
не поклонник и
не враг.
По справедливости, их
не должно
считать врагами нашего века.
— Что вы на меня любуетесь, господин писатель? Интересно? Я, — он возвысил голос и с смешной гордостью ударил себя кулаком в грудь. — Я штабс-капитан Рыбников. Рыб-ни-ков! Православный русский воин,
не считая, бьет
врага. Такая есть солдатская русская песня. Что?
Не верно?
Михаиле Степанович задохнулся от гнева и от страха; он очень хорошо знал, с кем имеет дело, ему представились траты, мировые сделки, грех пополам. О браке он и
не думал, он
считал его невозможным. В своем ответе он просил старика
не верить клеветам, уверял, что он их рассеет, говорил, что это козни его
врагов, завидующих его спокойной и безмятежной жизни, и, главное, уговаривал его
не торопиться в деле, от которого зависит честь его дочери.
Иван Михайлович. Лучше
не лучше, а надо. Вон Катенька с Анатолием Дмитричем
считают меня и консерватором и ретроградом, а я сочувствую всему. Прорвется старое — нельзя, а сочувствую. Вон молодое поколенье-то наше растет. И Любочка замуж выйдет за этого ли, за другого, а
не за нашего брата, а за нового современного человека, и Петруша уже растет
не в тех понятиях. Что же, мне
не врагом же быть своих детей! Где он, Петя-то? С учителем, верно?
Марфа,
не изменяясь в лице, дружелюбно подала им руку и сказала: «Видите, что князь московский уважает Борецкую: он
считает ее
врагом опасным!
Андрей. Да так, хуже чего
не бывает; и обманывали нас и грабили — это с нами за нашу глупость случалось, а такой обиды и во сне
не снилось, и
врагу не пожелаем. Что я для вас сделал — об этом я говорить
не стану, потому что вы за попрек
сочтете, но я вам душу, душу отдал-с… Понимаете ли, душу отдал…
Тут узнал я, что дядя его, этот разумный и многоученый муж, ревнитель целости языка и русской самобытности, твердый и смелый обличитель торжествующей новизны и почитатель благочестивой старины, этот открытый
враг слепого подражанья иностранному — был совершенное дитя в житейском быту; жил самым невзыскательным гостем в собственном доме, предоставя все управлению жены и
не обращая ни малейшего внимания на то, что вокруг него происходило; что он знал только ученый совет в Адмиралтействе да свой кабинет, в котором коптел над словарями разных славянских наречий, над старинными рукописями и церковными книгами, занимаясь корнесловием и сравнительным словопроизводством; что,
не имея детей и взяв на воспитание двух родных племянников, отдал их в полное распоряжение Дарье Алексевне, которая,
считая все убеждения супруга патриотическими бреднями, наняла к мальчикам француза-гувернера и поместила его возле самого кабинета своего мужа; что родные его жены (Хвостовы), часто у ней гостившие, сама Дарья Алексевна и племянники говорили при дяде всегда по-французски…
Впрочем, чтоб
не ссылаться на соотечественников, выбираю между теми, которых
считают нашими
врагами, человека, которого вы сами назвали в вашей легенде о Костюшке.
Кого, как
не помещика,
не чиновника,
не управляющего,
не полицейского, одним словом, заклятых
врагов крестьянина, которых он
считает за басурманов, за отступников, за полунемцев?
Платонов. Ну а вот я так
не могу похвалиться этим. Я разошелся с ним, когда у меня
не было еще ни волоска на подбородке, а в последние три года мы были настоящими
врагами. Я его
не уважал, он
считал меня пустым человеком, и… оба мы были правы. Я
не люблю этого человека!
Не люблю за то, что он умер спокойно. Умер так, как умирают честные люди. Быть подлецом и в то же время
не хотеть сознавать этого — страшная особенность русского негодяя!
Присутствием русских бойцов правительство будет озадачено, сконфужено, оно
не будет знать, кого, наконец,
считать своими, где
враги, где друзья его, оно вконец уже растеряется и рухнет… по крайней мере рухнет для Польши.
Отношения между всеми становились хуже, и уже некоторые, поссорившись,
не разговаривали между собой и
считали друг друга
врагами.
Учитель пения из семинаристов, болезненный, раздражительный, из неудавшихся священников, предназначавший себя к духовной деятельности и вышедший из семинарии за какую-то провинность, зол за свою исковерканную жизнь на весь мир. Приюток он
считает за своих личных
врагов, и нет дня, чтобы он жестоко
не накричал на ту или другую из воспитанниц.
Не знаю цели, заставлявшей Крошку так ухватиться за меня, но думаю, что она руководилась местью к княжне, которую
считала своим злейшим
врагом. Или просто ей хотелось заручиться преданной душой среди недружелюбно относящегося к ней класса.
Он много говорил тогда о своем друге Годефруа Кавеньяке, брате временного диктатора, которого он
считал одним из величайших граждан своей родины. И в его тоне слышны были еще ноты раздражения. Старые счеты с своими сверстниками,
врагами или лжедрузьями, еще
не улеглись в его душе.
Он один среди
врагов, которых он
считает способными на все, и свои
не знают его.
— Нельзя, потому что денежек нет, денежки — ау — плакали. Если будут цветы,
не будет обеда. А посему я предпочитаю восторгаться речью «маэстро» без всяких вещественных доказательств. И кто
не за меня в данном случаю, тот против меня, и того я вынужден
считать моим
врагом и искусителем.
— Стыдись спрашивать, много ли числом
врагов! — возразил Иван. — Мы
не привыкли
считать их. Узнай только, где они! Теперь
не трогайте же, отпустите его, — продолжал он. — Сохраните новгородское слово свято. Ведь он далеко
не уйдет. Прощай, приятель, — обратился он к пленнику. — Если увидишь своих, то кланяйся и скажи, что мы рады гостям и что у нас есть чем угостить их; да
не прогневались бы тогда, когда мы незваными гостями нагрянем к ним. В угоду или
не в угоду, а рассчитывайся, чем попало.
Вы вправе, вспоминая прошлое,
считать меня
не только покинувшей вас женою, но и человеком, передавшимся партии ваших
врагов…
Еврей —
враг земли и всякого тяжелого труда с нею, он
не считает ее, как другие народы, своей кормилицей.
Заранее ли предвкушал он всю сладость жестокого отмщения, придуманного им для
врага своего, князя Василия Прозоровского, радовался ли гибели Якова Потапова, этого ничтожного сравнительно с ним по положению человека, но почему-то казавшегося ему опаснейшим
врагом, которого он
не в силах был сломить имевшеюся в руках его властию, чему лучшим доказательством служит то, что он, совместно с достойным своим помощником, Хлопом, подвел его под самоубийство, довел его до решимости казнить себя самому, хотя хвастливо, как мы видели, сказал своему наперснику об умершем: «Разве
не достало бы на его шею другой петли,
не нашлось бы и на его долю палача», но внутри себя таил невольно какое-то странное, несомненное убеждение, что «другой петли» для этого человека именно
не достало бы и «палача
не нашлось бы», — или, быть может, Григорий Лукьянович погрузился в сластолюбивые мечты о красавице княжне Евпраксии Васильевне, которую он теперь
считал в своей власти, —
не будем строить догадок и предупреждать событий.
Видимо, этот сановник, под влиянием ходивших тогда толков в лагере графских
врагов,
считал его чуть ли
не первым виновником бунта.
— Стыдись спрашивать, много ли числом
врагов! — возразил Иван. — Мы
не привыкли
считать их. Узнай только где они! Теперь
не трогайте же, отпустите его, — продолжал он. — Сохраните новгородское слово свято. Ведь он далеко
не уйдет. Прощай, приятель, — обратился он к пленнику. — Если увидишь своих, то кланяйся им и скажи, что мы рады гостям и что у нас есть чем угостить их; да
не прогневались бы тогда, когда мы незваными гостями нагрянем к ним. В угоду или
не в угоду, а рассчитывайся чем попало.
Князь слушал их и понимал, даже, отуманенный ревнивым чувством, верил им, но любовь его к княжне от этого
не уменьшалась. Он страшно страдал, но любил ее по-прежнему. Один нежный взгляд, одно ласковое слово разрушали козни ее
врагов, и князь Сергей Сергеевич
считал ее снова чистым, безупречным существом, оклеветанным злыми языками.
Николай никогда
не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах
не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всею душой ненавидел его и
считал своим злейшим
врагом. Он озлобленно-взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего
врага.
И всё это делается после того, как нам, христианам, 1800 лет тому назад объявлена нашим богом заповедь вполне ясная и определенная: «
не считай людей других народов своими
врагами, а
считай всех людей братьями и ко всем относись так же, как ты относишься к людям своего народа, и потому
не только
не убивай тех, которых называешь своими
врагами, но люби их и делай им добро».
— Христос говорит: вам внушено, вы привыкли
считать хорошим и разумным то, чтобы силой отстаиваться от зла и вырывать глаз за глаз, учреждать уголовные суды, полицию, войско, отстаиваться от
врагов, а я говорю:
не делайте насилия,
не участвуйте в насилии,
не делайте зла никому, даже тем, которых вы называете
врагами.