Неточные совпадения
— Но только, Родя, как я ни глупа, но все-таки я могу
судить, что ты весьма скоро будешь одним из первых людей, если
не самым первым в нашем ученом
мире.
— Тоже
не будет толку. Мужики закона
не понимают, привыкли беззаконно жить. И напрасно Ногайцев беспокоил вас, ей-богу, напрасно! Сами
судите, что значит — мириться? Это значит — продажа интереса. Вы, Клим Иванович, препоручите это дело мне да куму, мы найдем средство
мира.
России все еще
не знает
мир, искаженно воспринимает ее образ и ложно и поверхностно о нем
судит.
Мы вообще знаем Европу школьно, литературно, то есть мы
не знаем ее, а
судим à livre ouvert, [Здесь: с первого взгляда (фр.).] по книжкам и картинкам, так, как дети
судят по «Orbis pictus» о настоящем
мире, воображая, что все женщины на Сандвичевых островах держат руки над головой с какими-то бубнами и что где есть голый негр, там непременно, в пяти шагах от него, стоит лев с растрепанной гривой или тигр с злыми глазами.
Старый
мир, осмеянный Вольтером, подшибленный революцией, но закрепленный, перешитый и упроченный мещанством для своего обихода, этого еще
не испытал. Он хотел
судить отщепенцев на основании своего тайно соглашенного лицемерия, а люди эти обличили его. Их обвиняли в отступничестве от христианства, а они указали над головой судьи завешенную икону после революции 1830 года. Их обвиняли в оправдании чувственности, а они спросили у судьи, целомудренно ли он живет?
«Душа человеческая, — говаривал он, — потемки, и кто знает, что у кого на душе; у меня своих дел слишком много, чтоб заниматься другими да еще
судить и пересуживать их намерения; но с человеком дурно воспитанным я в одной комнате
не могу быть, он меня оскорбляет, фруасирует, [задевает, раздражает (от фр. froisser).] а там он может быть добрейший в
мире человек, за то ему будет место в раю, но мне его
не надобно.
Покажите ему в будущем обновление всего человечества и воскресение его, может быть, одною только русскою мыслью, русским богом и Христом, и увидите, какой исполин, могучий и правдивый, мудрый и кроткий, вырастет пред изумленным
миром, изумленным и испуганным, потому что они ждут от нас одного лишь меча, меча и насилия, потому что они представить себе нас
не могут,
судя по себе, без варварства.
В самом деле, ведь стоит только вдуматься в положение каждого взрослого,
не только образованного, но самого простого человека нашего времени, набравшегося носящихся в воздухе понятий о геологии, физике, химии, космографии, истории, когда он в первый раз сознательно отнесется к тем, в детстве внушенным ему и поддерживаемым церквами, верованиям о том, что бог сотворил
мир в шесть дней; свет прежде солнца, что Ной засунул всех зверей в свой ковчег и т. п.; что Иисус есть тоже бог-сын, который творил всё до времени; что этот бог сошел на землю за грех Адама; что он воскрес, вознесся и сидит одесную отца и придет на облаках
судить мир и т. п.
Обязанности твои, вытекающие из твоей принадлежности к государству,
не могут
не быть подчинены высшей вечной обязанности, вытекающей из твоей принадлежности к бесконечной жизни
мира или к богу, и
не могут противоречить им, как это и сказали 1800 лет тому назад ученики Христа (Деян. Ап. IV, 19): «
Судите, справедливо ли слушать вас более, чем бога» и (V, 29) «Должно повиноваться больше богу, нежели человекам».
Как он проводил свое время в Петербурге, это мне
не совсем известно, но
судя по тому, что он был знаком почти со всеми современными ему знаменитостями, надо полагать, что он жил
не исключительно в свете и среди своих военных товарищей, а держался умных кружков: он лично знал Жуковского, Пушкина, Дельвига, Гоголя, Каратыгина и Брюллова, ходил в дом к Толстым, где перезнакомился со всем тогдашним художественным
миром и сам с успехом занимался как дилетант и живописью и ваянием, что необыкновенно шло его изящной натуре.
Чего же вам еще, ведь уж выше этого нет ничего, и с этой точки они сами начинают весь
мир судить и виновных, то есть чуть-чуть на них
не похожих, тотчас же казнить.
Судите по правде, по Божьему,
мир православный, а
не так, чтò пьяный сбрешет, то и слушать.
Во всех европейских законодательствах правила для акционерных компаний находятся еще, так сказать, в первичном и начинающем состоянии, так как это явление нового
мира, новой цивилизации и новой культуры; но, тем
не менее, сколько можно
судить по духу всех законоположений, то иски от частных лиц могут быть обращаемы только к запасному капиталу общества или к его имуществу, но никак
не к имуществу акционеров!
Онуфрий (грустно).
Не смейтесь, дети мои, над несчастным Онуфрием. Ему грустно. Люди гонят его, как пророка, и даже побивают камнями; но он верит: есть в
мире тишина. Иначе как бы могли
судить у мирового за нарушение тишины и порядка!
Мир душе твоей, мой бедный друг! (Подходит к Войницеву.) Ради бога, выслушай!
Не оправдаться я пришел…
Не мне и
не тебе
судить меня… Я пришел просить
не за себя, а за тебя… Братски прошу тебя… Ненавидь, презирай меня, думай обо мне как хочешь, но
не… убивай себя! Я
не говорю про револьверы, а… вообще… Ты слаб здоровьем… Горе добьет тебя…
Не буду я жить!.. Я себя убью,
не ты себя убьешь! Хочешь моей смерти? Хочешь, чтоб я перестал жить?
На пиру, на братчине
не только пьют да гуляют,
не только песни играют да бьются в кулачки, здесь
мир рядит, братчина
судит: что тут положено, тому так и быть.
— Ни за что на свете
не подам объявления, ни за что на свете
не наведу суда на деревню. Суд наедет,
не одну мою копейку потянет, а
миру и без того туго приходится. Лучше ж я как-нибудь, с Божьей помощью, перебьюсь. Сколочусь по времени с деньжонками, нову токарню поставлю. А злодея, что меня обездолил, —
суди Бог на страшном Христовом судилище.
Предвечного решения Божия, которое осталось тайною даже «начальствам и властям» небесным,
не мог разгадать и искуситель, дух зависти, который уже по тому самому лишен был всякой проницательности в любви:
судя по самому себе и
не допуская ничего иного и высшего, он мог рассчитывать лишь на то, что Творец, обиженный непослушанием, отвернется от
мира, бросит его, как сломанную игрушку, а тогда-то и воцарится в нем сатана.
Ибо
не послал Бог Сына Своего в
мир, чтобы
судить мир, но чтобы
мир спасен был чрез него» (Ио. 3:16–17).
Совесть, порабощенная
миром и прельщенная
миром,
не есть уже орган восприятия правды, и она
не судит, а судится совестью более глубокой и чистой.
И несмотря на то, что сознание видит само себя и весь бесконечный
мир и
судит само себя и весь бесконечный
мир, и видит всю игру случайностей этого
мира, и главное, в противоположность чего-то
не случайного, называет эту игру случайною, сознание это само по себе есть только произведение мертвого вещества, призрак, возникающий и исчезающий без всякого остатка и смысла.
Но
мир не может
судить о тайне двух, тайне брачной — в ней нет ничего социального.
Согласилась
Мира, а только, видно,
не по нутру было веселому нраву королевы государственными делами управлять, серьезные думы думать, скучные просьбы да жалобы народа выслушивать, суды
судить да заседать с мудрейшими людьми государства.
Не по душе такие дела
Мире. То ли дело под лучами весеннего солнышка за прытконогим оленем гоняться, то ли дело в вихре веселой пляски по нарядным залам носиться! Жизнь беспечная, веселая, праздничная манит к себе королеву.
Ведь
не могут же русские люди нашего времени — я думаю, что
не ошибаясь скажу, чующие уже, хотя и в неясном виде, сущность истинного учения Христа, — серьезно верить в то, что призвание человека в этом
мире состоит в том, чтобы данный ему короткий промежуток времени между рождением и смертью употребить на то, чтобы говорить речи в палатах или собраниях товарищей социалистов или в судах,
судить своих ближних, ловить, запирать, убивать их, или кидать в них бомбы, или отбирать у них земли, или заботиться о том, чтобы Финляндия, Индия, Польша, Корея были бы присоединены к тому, что называется Россией, Англией, Пруссией, Японией, или о том, чтобы освободить насилием эти земли и быть для того готовым к массовым убийствам друг друга.
— «Ну и докажу: по видимому
судя, кажется в море действительно более воды, чем в горсти, но когда придет время разрушения
мира и из нынешнего солнца выступит другое, огнепалящее, то оно иссушит на земле все воды — и большие и малые: и моря, и ручьи, и потоки, и сама Сумбер-гора (Атлас) рассыпется; а кто при жизни напоил своею горстью уста жаждущего или обмыл своею рукою раны нищего, того горсть воды семь солнц
не иссушат, а, напротив того, будут только ее расширять и тем самым увеличивать…» — Право, как вы хотите, а ведь это
не совсем глупо, господа? — вопросил, приостановясь на минуту, рассказчик, — а?
Во всем, что составляет жизнь человека — в том, как жить, идти ли убивать людей или
не идти, идти ли
судить людей или
не идти, воспитывать ли своих детей так или иначе, — люди нашего
мира отдаются безропотно другим людям, которые точно так же, как и они сами,
не знают, зачем они живут и заставляют жить других так, а
не иначе.