Неточные совпадения
— Нет, батюшка, я
уж выспалась, — сказала она мне (я знал, что она
не спала трое
суток). — Да и
не до сна теперь, — прибавила она с глубоким вздохом.
Он на другой день
уж с 8 часов утра ходил по Невскому, от Адмиралтейской до Полицейского моста, выжидая, какой немецкий или французский книжный магазин первый откроется, взял, что нужно, и читал больше трех
суток сряду, — с 11 часов утра четверга до 9 часов вечера воскресенья, 82 часа; первые две ночи
не спал так, на третью выпил восемь стаканов крепчайшего кофе, до четвертой ночи
не хватило силы ни с каким кофе, он повалился и проспал на полу часов 15.
Кроме всех потрясений этого дня, он всю прошедшую ночь провел в вагоне и
уже почти двое
суток не спал.
Кажется, на первый раз довольно, да ведь пора
уж и баиньки. Ехали-ехали трое
суток,
не останавливаясь, — авось заслужили!"Господа дворники! спать-то допускается?" — Помилуйте, вашескородие, сколько угодно! — Вот и прекрасно. В теплой комнате, да свежее сухое белье — вот она роскошь-то! Как лег в постель — сразу качать начало. Покачало-покачало — и вдруг словно; в воду канул.
— Полиция приберёт, — убитых подбирать нельзя — закон это запрещает! Пойдём куда-нибудь — встряхнёмся…
Не ел я сегодня…
не могу есть, вот
уж третьи
сутки… И
спать тоже. — Он тяжко вздохнул и докончил угрюмым равнодушием: — Меня бы надо уложить на покой вместо Якова.
Те червяки, которые попадались мне в периоде близкого превращения в куколок, почти никогда у меня
не умирали; принадлежавшие к породам бабочек денных, всегда имевшие гладкую кожу, приклепляли свой зад выпускаемою изо рта клейкой материей к стене или крышке ящика и казались умершими, что сначала меня очень огорчало; но по большей части в продолжение
суток спадала с них сухая, съежившаяся кожица гусеницы, и висела
уже хризалида с рожками, с очертанием будущих крылушек и с шипообразною грудкою и брюшком; многие из них были золотистого цвета.
Напала на нее пуще того тоска несосветимая, две недели только и знала, что исходила слезами; отпускать он ее никак
не отпускал, приставил за нею караул крепкий, и как
уж она это спроворила,
не знаю, только ночью от них, кормилец, тайком сбежала и блудилась по лесу,
не пимши,
не емши, двое
суток, вышла ан ли к Николе-на-Гриву, верст за тридцать от нашей деревни.
— Н-да-с,
не дурно! Селедками, например, кормили и пить
не давали… в нетопленой комнате по трое
суток сидеть заставляли…
спать не давали. Чуть ты заснешь, сейчас тебя
уж будят: «пожалуйте к допросу!» А допросы все, надо вам сказать, все ночью у них происходят. Ну-с, спросят о чем-нибудь и отпустят. Ты только что прилег, опять будят: «еще к допросу пожалуйте!» И вот так-то все время-с!
Я
уже давно
не писал здесь ничего.
Не до того теперь. Чуть свободная минута, думаешь об одном: лечь
спать, чтоб хоть немного отдохнуть. Холера гуляет по Чемеровке и валит по десяти человек в день. Боже мой, как я устал! Голова болит, желудок расстроен, все члены словно деревянные. Ходишь и работаешь, как машина.
Спать приходится часа по три в
сутки, и сон какой-то беспокойный, болезненный; встаешь таким же разбитым, как лег.
Уже двадцать часов мы
не спали и ничего
не ели, трое
суток сатанинский грохот и визг окутывал нас тучей безумия, отделял нас от земли, от неба, от своих, — и мы, живые, бродили — как лунатики.
Если человек
не поспит трое
суток, он становится болен и плохо помнит, а они
не спят уже неделю, и они все сумасшедшие.
— Ушиб немного висок…
упал с лестницы… пройдет… Но отец, отец! ах, что с ним будет! Вот
уж сутки не пьет,
не ест,
не спит, все бредит, жалуется, что ему
не дают подняться до неба… Давеча к утру закрыл глаза; подошел я к нему на цыпочках, пощупал голову — голова горит, губы засохли, грудь дышит тяжело… откроет мутные глаза, смотрит и
не видит и говорит сам с собою непонятные речи. Теперь сидит на площади, на кирпичах, что готовят под Пречистую, махает руками и бьет себя в грудь.
На Татьяну Борисовну, как выражались дворовые села Грузина, «находило» — она то убегала в лес даже в суровую осень и пропадала там по целым дням, пока, по распоряжению графа, посланные его
не находили ее сидящей под деревом в каком-то оцепенении и
не доставляли домой, то забиралась в собор и по целым
суткам молилась до изнеможения, и тут
уже никакие посланные
не в состоянии были вернуть ее в дом, пока она
не падала без чувств и ее
не выносили из церкви на руках, то вдруг, выпросив у графа бутылку вина, пила и поила вином дворовых девушек, заставляла их петь песни и водить хороводы, сама принимала участие в этих забавах, вдруг задумывалась в самом их разгаре, а затем начинала неистово хохотать и хохотала до истерического припадка.