Неточные совпадения
Одно привычное чувство влекло его к тому, чтобы
снять с себя и на нее перенести
вину; другое чувство, более сильное, влекло к тому, чтобы скорее, как можно скорее,
не давая увеличиться происшедшему разрыву, загладить его.
Вином от нее
не пахло, только духами. Ее восторг напомнил Климу ожесточение, с которым он думал о ней и о себе на концерте. Восторг ее был неприятен. А она пересела на колени к нему,
сняла очки и, бросив их на стол, заглянула в глаза.
Он скидывает полушубок, нога об ногу сапоги,
снимает жилет, перетягивает через голову рубаху и с выступающими ребрами, голый, дрожа телом и издавая запах
вина, табаку и пота, босыми ногами входит в присутствие,
не зная, куда деть обнаженные жилистые руки.
— Ну, так досыта наглядитесь, чего стоят эти роскошные ужины, дорогие
вина и тайные дивиденды караванной челяди. Живым мясом рвут все из-под той же бурлацкой спины… Вы только подумайте, чего стоит
снять с мели одну барку в полую воду, когда по реке идет еще лед? Люди идут на верную смерть, а их даже
не рассчитают порядком… В результате получается масса калек, увечных, больных.
Он сел,
снял китель, жилет и штаны стоптал с себя кое-как, но сапог долго
не мог стащить, брюхо мягкое мешало. Кое-как стащил один, другой бился, бился, запыхался и устал. И так с ногой в голенище повалился и захрапел, наполняя всю комнату запахом табаку,
вина и грязной старости.
«Кажется, я много врал, — подумал он. — Ну всё равно.
Вино хорошо, но свинья он большая. Купеческое что-то. И я свинья большая, — сказал он сам себе и захохотал. — То я содержал, то меня содержат. Да, Винклерша содержит — я у ней деньги беру. Так ему и надо, так ему и надо! — Однако раздеться, сапоги
не снимешь».
Мужик. Сечет, батюшка, да как еще… за всякую малость, а чаще без
вины. У нее управитель, вишь, в милости. Он и творит что ему любо.
Не сними-ко перед ним шапки, так и нивесь что сделает. За версту увидишь, так тотчас шапку долой, да так и работай на жару, в полдень, пока
не прикажет надеть, а коли сердит или позабудет, так иногда целый день промает.
Не прошло полчаса, выходит Безрукой с заседателем на крыльцо, в своей одежде, как есть на волю выправился, веселый. И заседатель тоже смеется. «Вот ведь, думаю, привели человека с каким отягчением, а между прочим,
вины за ним
не имеется». Жалко мне, признаться, стало — тоска. Вот, мол, опять один останусь. Только огляделся он по двору, увидел меня и манит к себе пальцем. Подошел я,
снял шапку, поклонился начальству, а Безрукой-то и говорит...
Люди
не познали, что Бог с ними ходит,
Над ним надругались —
вины не сыскали,
Все
не знали в злобе, что тебе сказати,
Рученьки пречисты велели связати,
На тебя плевали, венец накладали,
Отвели к Пилату, чтоб велел распяти,
А ты, милосердый, терпеливый, агнец,
Грех со всех
снимаешь, к Отцу воздыхаешь:
«Отпусти им, Отче, — творят, что
не ведят».
Я дал ему четвертак. Целовальник вынес косушку и поднес старичку. Он
снял рукавицу с кнутом и поднес маленькую черную, корявую и немного посиневшую руку к стакану; но большой палец его, как чужой,
не повиновался ему: он
не мог удержать стакана и, разлив
вино, уронил его на снег.
Поэтому Александр Васильевич считал своею обязанностью
снять с себя
вину в отношении если
не брака, то совместной с женою жизни, требуемой браком.
«
Не будет же Егор молчать, что оставил ружье здесь, и
не даст сослать себя в каторгу без
вины! Я, впрочем, успею письменным признанием
снять с него это обвинение, а теперь… мне хочется еще пожить…»
К примеру взять князя Никиту: хотя он и одного отродья, а слова против него
не молвлю; может, по любви к брату да слабости душевной какое касательство до дела этого и имеет, но я первый буду пред тобой его заступником; сам допроси его, после допроса брата, уверен я, что он перед тобой очистится; а коли убедишься ты воочию, что брат его доподлинно, как я тебе доказываю, виноват кругом, то пусть князь Никита
вину свою меньшую с души своей
снимет и казнит перед тобой, государь, крамольника своею рукою.
Давая это показание по долгу евангельскому, он как бы желал
снять с себя
вину и даже отстранить подозрение в том, что
не позволил ли он сам попу на него «садиться», когда и он тоже был в «священном одеянии», и для того тщательно пояснил, что «поп Кирилл учинил то внезапу», и с неотстранимою ловкостью, а именно: он вскочил и сел на него, дьякона, во время поклона, который тот сделал истово перед святым престолом.
Но едва молодая вдова
сняла с себя платье, как в мертвой тишине ночи ей опять показалось, что как будто кто-то стукнул рюмкой у шкафика, в котором покойный муж всегда держал под ключом
вино и настойку. Платонида Андревна, стянув с себя половину чулка, подождала и,
не услыхав более ни одного звука, подумала: верно, это возятся мыши.