Кожин не замечал, как крупные слезы катились у него по лицу, а Марья смотрела на него,
не смея дохнуть. Ничего подобного она еще не видала, и это сильное мужское горе, такое хорошее и чистое, поразило ее. Вот так бы сама бросилась к нему на шею, обняла, приголубила, заговорила жалкими бабьими словами, вместе поплакала… Но в этот момент вошел в избу Петр Васильич, слегка пошатывавшийся на ногах… Он подозрительно окинул своим единственным оком гостя и сестрицу, а потом забормотал...
Неточные совпадения
А кем из них я дорожу?
Хочу — люблю, хочу — скажу.
Молчалин! будто я себя
не принуждала?
Вошли вы, слова
не сказала,
При них
не смела я
дохнуть,
У вас спросить, на вас взглянуть.
Он никогда
не видал ее такою. Она
не замечает его, а он боится
дохнуть.
И как Вера, это изящное создание, взлелеянное под крылом бабушки, в уютном, как ласточкино гнездо, уголке, этот перл, по красоте, всего края, на которую робко обращались взгляды лучших женихов, перед которой робели смелые мужчины,
не смея бросить на нее нескромного взгляда, рискнуть любезностью или комплиментом, — Вера, покорившая даже самовластную бабушку, Вера, на которую ветерок
не дохнул, — вдруг идет тайком на свидание с опасным, подозрительным человеком!
Вон и все наши приятели: Бабa-Городзаймон например, его узнать нельзя: он, из почтения, даже похудел немного. Чиновники сидели, едва
смея дохнуть, и так ровно, как будто во фронте. Напрасно я хочу поздороваться с кем-нибудь глазами: ни Самбро, ни Ойе-Саброски, ни переводчики
не показывают вида, что
замечают нас.
Что она медлит ответом, это понятно для Марьи Алексевны: она хочет совершенно вышколить жениха, так чтоб он без нее
дохнуть не смел, и вынудить покорность у Анны Петровны.
Что же касается до чиновника, так тот так и повис над Рогожиным,
дыхнуть не смел, ловил и взвешивал каждое слово, точно бриллианта искал.
Дрожит как лист,
дохнуть не смеет...
А наш Фарлаф? Во рву остался,
Дохнуть не смея; про себя
Он, лежа, думал: жив ли я?
Куда соперник злой девался?
Вдруг слышит прямо над собой
Старухи голос гробовой:
«Встань, молодец: все тихо в поле;
Ты никого
не встретишь боле;
Я привела тебе коня;
Вставай, послушайся меня».
Что ж полон грусти ум Гирея?
Чубук в руках его потух;
Недвижим и
дохнуть не смея,
У двери знака ждет эвнух.
Встает задумчивый властитель;
Пред ним дверь настежь. Молча он
Идет в заветную обитель
Еще недавно милых жен.
Блаженная минута!.. Закипел
Мой Александр, склонившись к деве спящей.
Он поцелуй на грудь напечатлел
И стан ее обвил рукой дрожащей.
В самозабвеньи пылком он
не смелДохнуть… Он думал: «Тирза дорогая!
И жизнию и чувствами играя,
Как ты, я чужд общественных связей, —
Как ты, один с свободою моей,
Не знаю в людях ни врага, ни друга, —
Живу, чтоб жить как ты, моя подруга!
Сырой землей запахло; мы ж,
не смеяДохнуть, лежали ниц, покуда он
Сползал с высот, чем дале, тем быстрее...
— Доктор, господин хороший! — взмолился он, моргая глазами и опять проводя ладонью по носу. — Яви божескую милость, отпусти ты Ваську домой! Заставь вечно бога
молить! Ваше благородие, отпусти! С голоду все
дохнут! Мать день-деньской ревет, Васькина баба ревет… просто смерть! На свет белый
не глядел бы! Сделай милость, отпусти его, господин хороший!
Живучи при тебе, золотой мой тятенька, никем
не была я обижена, никем-то
не была я огрублена, жила за тобой, как за стеной каменной,
не посмел ветерок
дохнуть на лицо мое белое, ниоткуда
не чаяла я невзгодушки, а теперь вот до чего дошла!..