Неточные совпадения
Однако ж покуда устав еще утвержден
не был, а следовательно, и от стеснений уклониться было невозможно. Через месяц Бородавкин вновь созвал обывателей и вновь закричал. Но едва успел он
произнести два первых слога своего приветствия ("об оных, стыда ради, умалчиваю", — оговаривается летописец), как глуповцы опять рассыпались,
не успев даже встать на колени. Тогда только Бородавкин
решился пустить в ход настоящую цивилизацию.
Когда она проснулась на другое утро, первое, что представилось ей, были слова, которые она сказала мужу, и слова эти ей показались так ужасны, что она
не могла понять теперь, как она могла
решиться произнести эти странные грубые слова, и
не могла представить себе того, что из этого выйдет.
Решившись, с свойственною ему назойливостью, поехать в деревню к женщине, которую он едва знал, которая никогда его
не приглашала, но у которой, по собранным сведениям, гостили такие умные и близкие ему люди, он все-таки робел до мозга костей и, вместо того чтобы
произнести заранее затверженные извинения и приветствия, пробормотал какую-то дрянь, что Евдоксия, дескать, Кукшина прислала его узнать о здоровье Анны Сергеевны и что Аркадий Николаевич тоже ему всегда отзывался с величайшею похвалой…
Действительно, Крафт мог засидеться у Дергачева, и тогда где же мне его ждать? К Дергачеву я
не трусил, но идти
не хотел, несмотря на то что Ефим тащил меня туда уже третий раз. И при этом «трусишь» всегда
произносил с прескверной улыбкой на мой счет. Тут была
не трусость, объявляю заранее, а если я боялся, то совсем другого. На этот раз пойти
решился; это тоже было в двух шагах. Дорогой я спросил Ефима, все ли еще он держит намерение бежать в Америку?
— Я
решился обеспокоить вас, сударыня, по поводу общего знакомого нашего Дмитрия Федоровича Карамазова, — начал было Перхотин, но только что
произнес это имя, как вдруг в лице хозяйки изобразилось сильнейшее раздражение. Она чуть
не взвизгнула и с яростью прервала его.
Но так как он оскорбил сию минуту
не только меня, но и благороднейшую девицу, которой даже имени
не смею
произнести всуе из благоговения к ней, то и
решился обнаружить всю его игру публично, хотя бы он и отец мой!..
Несколько раз в продолжение суток Горизонт заходил в третий класс, в два вагона, разделенные друг от друга чуть ли
не целым поездом. В одном вагоне сидели три красивые женщины в обществе чернобородого, молчаливого сумрачного мужчины. С ним Горизонт перекидывался странными фразами на каком-то специальном жаргоне. Женщины глядели на него тревожно, точно желая и
не решаясь о чем-то спросить. Раз только, около полудня, одна из них позволила себе робко
произнести...
Было одно слово, которое Джемма
не решалась выговорить… Оно жгло ей губы; но тем охотнее
произнес его Санин.
— Нет, нет, нет, ради бога,
не говорите ей пока ничего, — торопливо, почти с испугом
произнес Санин. — Подождите… я вам скажу, я вам напишу… а вы до тех пор
не решайтесь ни на что… подождите!
— Что я слышу? — заговорил, всплеснув руками, Шубин. — Неужели вы, восхитительная Зоя, в такую жару
решились идти нас отыскивать? Так ли я должен понять смысл вашей речи? Скажите, неужели? Или нет, лучше
не произносите этого слова: раскаяние убьет меня мгновенно.
Юрий стал рассказывать, как он любил ее,
не зная, кто она, как несчастный случай открыл ему, что его незнакомка — дочь боярина Кручины; как он, потеряв всю надежду быть ее супругом и связанный присягою, которая препятствовала ему восстать противу врагов отечества,
решился отказаться от света; как
произнес обет иночества и, повинуясь воле своего наставника, Авраамия Палицына, отправился из Троицкой лавры сражаться под стенами Москвы за веру православную; наконец, каким образом он попал в село Кудиново и для чего должен был назвать ее своей супругою.
— Вот как!.. Что ж, это и хорошо! —
произнес Елпидифор Мартыныч, а сам с собой в это время рассуждал: «Князь холодно встретился с супругой своей, и причиной тому, конечно, эта девчонка негодная — Елена, которую князь, видно, до сих пор еще
не выкинул из головы своей», а потому Елпидифор Мартыныч
решился тут же объяснить его сиятельству, что она совсем убежала к Жуквичу, о чем Елпидифор Мартыныч
не говорил еще князю,
не желая его расстраивать этим.
— А, граф Хвостиков!.. —
произнесла своим добрым голосом Аделаида Ивановна,
не без труда припоминая, что в одну из давнишних зим, когда она жила в Москве, граф довольно часто у ней бывал и даже занял у ней двести рублей, о которых она, по незначительности суммы, никогда бы, разумеется,
не решилась ему сказать; но граф, тоже
не забывший этого обстоятельства, все-таки счел за лучшее подольститься к старушке.
Что оставалось делать после подобного ответа! Татьяна Васильевна
решилась не произносить с актрисой более ни слова.
Это было ужасно мучительно, но я долго терпел и ни на что
не решался. Наконец, однако ж,
решился и однажды, когда он приблизился, чтоб взять меня под мышки, я совершенно серьезно плюнул ему в самую лохань. Только тогда он понял, что я — человек солидный и «независимый». Он скромно вытер платком лицо,
произнес: «Однако!» — и с тех пор ко мне ни ногой.
Простояв несколько минут на одном месте и видя, что уже нет никакой возможности вернуться назад, Павел быстро пошел по зале;
решившись во что бы то ни стало
не конфузиться, и действительно, войдя в гостиную, он довольно свободно подошел к Кураеву и
произнес обычное: «Честь имею представиться».
Оставшись один, Хозаров целый почти час ходил, задумавшись, по комнате; потом прилег на диван, снова встал, выкурил трубку и выпил водки. Видно, ему было очень скучно: он взял было журнал, но недолго начитал. «Как глупо нынче пишут, каких-то уродов выводят на сцену!» —
произнес он как бы сам с собою, оттолкнул книгу и потом
решился заговорить с половым; но сей последний, видно, был человек неразговорчивый; вместо ответа он что-то пробормотал себе под нос и ушел. Хозаров решительно
не знал, как убить время.
Печорин,
не привыкший толковать женские взгляды и чувства в свою пользу — остановился на последнем предположении… из гордости он
решился показать, что, подобно ей, забыл прошедшее и радуется ее счастью… Но невольно в его словах звучало оскорбленное самолюбие; — когда он заговорил, то княгиня вдруг отвернулась от барона… и тот остался с отверстым ртом, готовясь
произнести самое важное и убедительнейшее заключение своих доказательств.
Меркулов останавливается против них и тупо смотрит, как они едят. Вид сала вызывает у него под языком острую слюну, но просить он
не решается: все равно ему ответят отказом и хлесткой насмешкой. Однако он все-таки
произносит срывающимся голосом, в котором слышится почти просьба...
Он поспешно стал на крылос, очертил около себя круг,
произнес несколько заклинаний и начал читать громко,
решаясь не подымать с книги своих глаз и
не обращать внимания ни на что. Уже около часу читал он и начинал несколько уставать и покашливать. Он вынул из кармана рожок и, прежде нежели поднес табак к носу, робко повел глазами на гроб. Сердце его зохолонуло.
Страшные последствия человеческой речи в России по необходимости придают ей особенную силу. С любовью и благоговением прислушиваются к вольному слову, потому что у нас его
произносят только те, у которых есть что сказать.
Не вдруг
решаешься передавать свои мысли печати, когда в конце каждой страницы мерещится жандарм, тройка, кибитка и в перспективе Тобольск или Иркутск.
— Здравствуйте, Томми, —
произносит девочка и кланяется головой. Оттого, что слон такой большой, она
не решается говорить ему на «ты». — Как вы спали эту ночь?
— Я тебе говорю, чтобы ты мне никогда
не смела говорить того, что ты мне сейчас сказала, — сдавленным голосом
произнес Андрей Иванович. — Я это запрещаю тебе!!! — вдруг рявкнул он и бешено ударял кулаком по столу. — Погань ты этакая! От чьих трудов ты такая гладкая и румяная стала? Я для вас надрываюсь над работою, а ты
решаешься сказать, что я о вас
не думаю, что мне все равно?
Но вот открывается дверь, и тихо, солидно входит в спальню сам Кирьяков. Он садится на стул и поглаживает бакены. Наступает молчание… Марья Петровна робко поглядывает на его красивое, но бесстрастное, деревянное лицо и ждет, когда он начнет говорить. Но он упорно молчит и о чем-то думает.
Не дождавшись, акушерка
решается сама начать разговор и
произносит фразу, какую обыкновенно говорят на родинах...
— О, тете и мне так хотелось помолиться в Киеве, а оставить Кору на няньку я
не решилась, — с видом покаяния
произнесла молодая женщина.
— Ты плачешь? —
произнесла Станислава Феликсовна, крепко прижимая к себе сына. — Я давно все предвидела; даже если дети нас
не видели бы, все равно в день отъезда из Зиновьева к отцу ты был бы поставлен в необходимость или расстаться со мной, или
решиться.
Степан же Васильев, с которым с одним среди графских слуг имела разговор молодая графиня, из уважения к последней — он называл ее
не иначе, как «небесным ангелом»
не решался при ней
произнести имя этой негодницы и, кроме того, считал, что с женитьбою граф покончил с «цыганкой», чему старый слуга очень радовался.
Это и был дядя Алфимыч, он же алхимик, или же, как почтительно
произнес половой, Корнилий Потапович. Фамилия его была Алфимов, отчего и происходило первое прозвище «дядя Алфимыч»; кличка «алхимик» была дана старику, видимо, лишь по созвучию с его фамилией, но это
не мешало ему очень на нее обижаться и долго помнить того, кто при нем
решился даже шутя обозвать его так.