Неточные совпадения
Засматривая в особенные
лица цветов, в путаницу стеблей, она
различала там почти человеческие намеки — позы, усилия, движения, черты и взгляды; ее
не удивила бы теперь процессия полевых мышей, бал сусликов или грубое веселье ежа, пугающего спящего гнома своим фуканьем.
Сухо рассказывая ей, Самгин видел, что теперь, когда на ней простенькое темное платье, а ее
лицо, обрызганное веснушками,
не накрашено и рыжие волосы заплетены в косу, — она кажется моложе и милее, хотя очень напоминает горничную. Она убежала,
не дослушав его, унося с собою чашку чая и бутылку вина. Самгин подошел к окну; еще можно было
различить, что в небе громоздятся синеватые облака, но на улице было уже темно.
Все
лицо его было невелико, худо, в веснушках, книзу заострено, как у белки; губы едва было можно
различить; но странное впечатление производили его большие, черные, жидким блеском блестевшие глаза; они, казалось, хотели что-то высказать, для чего на языке, — на его языке по крайней мере, —
не было слов.
Я поспешил исполнить ее желание — и платок ей оставил. Она сперва отказывалась… на что, мол, мне такой подарок? Платок был очень простой, но чистый и белый. Потом она схватила его своими слабыми пальцами и уже
не разжала их более. Привыкнув к темноте, в которой мы оба находились, я мог ясно
различить ее черты, мог даже заметить тонкий румянец, проступивший сквозь бронзу ее
лица, мог открыть в этом
лице — так по крайней мере мне казалось — следы его бывалой красоты.
Помню, что она была
не особенно красива, под ее глазами я ясно
различал нарисованные синие круги,
лицо было неприятно присыпано пудрой, шея у нее была сухая и жилистая.
— Удачи мне
не было — вот почему. Это ведь, сударь, тоже как кому. Иной, кажется, и
не слишком умен, а только взглянет на
лицо начальничье, сейчас истинную потребность видит; другой же и долго глядит, а ничего
различить не может. Я тоже однажды"понравиться"хотел, ан заместо того совсем для меня другой оборот вышел.
— Никак, сыч? — произнес Гришка, быстро окинув глазами Ваню; но мрак покрывал
лицо Вани, и Гришка
не мог
различить черты его. — Вот что, — примолвил вдруг приемыш, — высади-ка меня на берег: тут под кустами, недалече от омута, привязаны три верши. Ты ступай дальше: погляди там за омутом, об утро туда кинули пяток. Я тебя здесь подожду.
На бечевке, протянутой от выступа печи до верхнего косяка двери, висела грубая посконная занавеска, скрывавшая правое окно и постель рыбаковой дочки; узковатость занавески позволяла, однако ж,
различить полотенце, висевшее в изголовьях, и крошечное оловянное зеркальце, испещренное зелеными и красными пятнышками, одно из тех зеркальцев, которые продаются ходебщиками — «офенями» — и в которых можно только рассматривать один глаз, или нос, или подбородок, но уж никак
не все
лицо; тут же выглядывал синий кованый сундучок, хранивший, вероятно, запонку, шелк-сырец, наперсток, сережки, коты, полотно, две новые понявы и другие части немногосложного приданого крестьянской девушки.
Хотя я
не раз видел прежде Захара и Максима, но теперь я взглянул на них с особенным интересом.
Лицо Захара было темно, брови срослись над крутым низким лбом, глаза глядели угрюмо, хотя в
лице можно было
различить природное добродушие, присущее силе. Максим глядел открыто, как будто ласкающими серыми глазами; по временам он встряхивал своими курчавыми волосами, его смех звучал как-то особенно заразительно.
В темной аллее ее
лица совсем
не было видно… Я вспоминал свое первое впечатление: холодный взгляд, повелительный и пытливый, выражение
лица неприятное, властное и сухое… Потом мелькнуло другое выражение: женственное и трогательное, потом все спуталось в общем безличном обаянии женской близости, — близости любви и драмы… Я уже
не различал, моя эта драма или чужая… Мне начало казаться, что со мной идет другая, та, что на Волге…
Прямой, высокий, вызолоченный иконостас был уставлен образами в 5 рядов, а огромные паникадила, висящие среди церкви, бросали сквозь дым ладана таинственные лучи на блестящую резьбу и усыпанные жемчугом оклады; задняя часть храма была в глубокой темноте; одна лампада, как запоздалая звезда,
не могла рассеять вокруг тяготеющие тени; у стены едва можно было
различить бледное
лицо старого схимника,
лицо, которое вы приняли бы за восковое, если б голова порою
не наклонялась и
не шевелились губы; черная мантия и клобук увеличивали его бледность и руки, сложенные на груди крестом, подобились тем двум костям, которые обыкновенно рисуются под адамовой головой.
Мы почти никогда
не умеем ясно
различить отдельных моментов в жизни исторического
лица и представляем его себе в полном блеске его чрезвычайных качеств и деяний, в том виде, как он сделался достоянием истории.
— Две недели. — Она говорила все отрывистее и отрывистее. Свечка совершенно потухла; я
не мог уже
различать ее
лица.
Как во время короткого мгновения, когда сверкнет молния, глаз, находившийся в темноте, вдруг
различает разом множество предметов, так и при появлении осветившего нас Селиванова фонаря я видел ужас всех
лиц нашего бедствующего экипажа. Кучер и лакей чуть
не повалились перед ним на колена и остолбенели в наклоне, тетушка подалась назад, как будто хотела продавить спинку кибитки. Няня же припала
лицом к ребенку и вдруг так сократилась, что сама сделалась
не больше ребенка.
— На нем был картуз неопределенной формы и синяя ваточная шинель с старым бобровым воротником; черты
лица его
различить было трудно: причиною тому козырек, воротник — и сумерки; — казалось, он
не торопился домой, а наслаждался чистым воздухом морозного вечера, разливавшего сквозь зимнюю мглу розовые лучи свои по кровлям домов, соблазнительным блистаньем магазинов и кондитерских; порою подняв глаза кверху с истинно поэтическим умиленьем, сталкивался он с какой-нибудь розовой шляпкой и смутившись извинялся; коварная розовая шляпка сердилась, — потом заглядывала ему под картуз и, пройдя несколько шагов, оборачивалась, как будто ожидая вторичного извинения; напрасно! молодой чиновник был совершенно недогадлив!.. но еще чаще он останавливался, чтоб поглазеть сквозь цельные окна магазина или кондитерской, блистающей чудными огнями и великолепной позолотою.
Аян
не различал ничего этого — он видел, что в рамке из света и зелени поднялось живое
лицо портрета; женщина шагнула к нему, испуганная и бледная. Но в следующий же момент спокойное удивление выразилось в ее чертах: привычка владеть собой. Она стояла прямо,
не шевелясь, в упор рассматривая Аяна серыми большими глазами.
И тем
не менее, вглядываясь в энергичное
лицо молодого бродяги, я все яснее
различал в нем какую-то странность.
По случаю дифтерита вся прислуга еще с утра была выслана из дому. Кирилов, как был, без сюртука, в расстегнутой жилетке,
не вытирая мокрого
лица и рук, обожженных карболкой, пошел сам отворять дверь. В передней было темно, и в человеке, который вошел, можно было
различить только средний рост, белое кашне и большое, чрезвычайно бледное
лицо, такое бледное, что, казалось, от появления этого
лица в передней стало светлее…
Ивану Андреевичу показалось, что это тот самый франт, хотя он
не мог
различить и тогда
лицо этого франта.
Красное пламя жарко топившейся печки
не только позволяло
различать их
лица, но даже обозначало на стене длинные, угловатые профили собеседниц.
Вокруг царствовала глубочайшая тишина, посреди которой Синтянина, казалось, слышала робкое и скорое биение сердца Лары. По комнате слабо разливался свет ночной лампады, который едва позволял
различать предметы. Молодая женщина всматривалась в
лицо Ларисы, прислушивалась и, ничего
не слыша, решительно
не понимала, для чего та ее разбудила и заставляет ее знаками молчать.
Против Таси, через комнату, широкая арка, за нею темнота проходного закоулка, и дальше чуть мерцающий свет, должно быть из танцевальной залы. Она огляделась. Кто-то тихо говорит справа. На диване, в полусвете единственной лампы, висевшей над креслом, где она сидела, она
различила мужчину с женщиной — суховатого молодого человека в серой визитке и высокую полногрудую блондинку в черном.
Лиц их Тасе
не было видно. Они говорили шепотом и часто смеялись.
— Ты опять за свое… Сказывал я тебе, тельник на нем надет был золотой с алмазами,
не холопьему же отродью надевать такой будут. До конца прошлого года хранил я его у себя в образной,
не раз и тебе его показывал, и только с месяц тому назад, как Якову исполнилось восемнадцать лет, возвратил ему. Да и по
лицу, по сложению, по разуму его видна порода,
не меня кому-либо учить
различать людей…
Рассчитывая, вероятно, на это, но все же озираясь пугливо по сторонам и чутко прислушиваясь к едва слышному за разгулявшейся вовсю вьюгой, скрипу собственных шагов, со льда Москвы-реки поднимались три пешехода, одетые в черные охабни, в высоких меховых шапках на головах, глубоко надвинутых на самые глаза, так что
лиц их, закрытых еще приподнятыми воротниками,
различить не было возможности.
Алексей Андреевич, освоившись с полумраком комнаты,
различил теперь вполне черты
лица своей домоправительницы. Ему показалось, что она на самом деле похудела, хотя это
не уменьшало ее красоты, а мягкий свет лампад, полуосвещая ее
лицо с горевшим лихорадочным огнем, устремленными на графа глазами, придавал этой красоте нечто фантастическое, одеяло было наполовину откинуто и высокая грудь колыхалась под тонкою тканью рубашки.
Кучер, в треугольной шляпе, нахлобученной боком на глаза, в кафтане, которого голубой цвет за пылью
не можно бы
различить, если бы пучок его, при толчках экипажа,
не обметал плеч и спины, то посматривал с жалостью на свою одежду, то с досадою сгонял бичом оводов, немилосердно кусавших лошадей, то, останавливая на время утомленных животных, утирал пот с
лица.
На этот знак расставленная им цепь собралась около него в несколько мгновений. Темнота
не позволяла
различать лица.
При моментальном блеске этих огоньков вдруг открывается, что что-то самое странное плывет с того берега через реку. Это как будто опрокинутый черный горшок с выбитым боком. Около него ни шуму, ни брызг, но вокруг его в стороны расходятся легкие кружки. Внизу под водою точно кто-то работает невидимой гребною снастью. Еще две минуты, и Константин Ионыч ясно
различил, что это совсем
не горшок, а человеческое
лицо, окутанное черным покровом.