Неточные совпадения
— Говорите о финансах, но
не говорите о нравственности, я могу
принять это за личность, я вам уже сказал это в комитете. Если же вы будете продолжать, я… я
не вызову вас на дуэль (Тьер улыбнулся). Нет, мне мало вашей смерти, этим ничего
не докажешь. Я предложу вам другой
бой. Здесь, с этой трибуны, я расскажу всю мою жизнь, факт за фактом, каждый может мне напомнить, если я что-нибудь забуду или пропущу. И потом пусть расскажет свою жизнь мой противник!
Мы
не знали всей силы того, с чем вступали в
бой, но
бой приняли. Сила сломила в нас многое, но
не она нас сокрушила, и ей мы
не сдались несмотря на все ее удары. Рубцы, полученные от нее, почетны, — свихнутая нога Иакова была знамением того, что он боролся ночью с богом.
Вот причина, по которой Бельтов, гонимый тоскою по деятельности, во-первых,
принял прекрасное и достохвальное намерение служить по выборам и, во-вторых,
не только удивился, увидев людей, которых он должен был знать со дня рождения или о которых ему следовало бы справиться, вступая с ними в такие близкие сношения, — но был до того ошеломлен их языком, их манерами, их образом мыслей, что готов был без всяких усилий, без
боя отказаться от предложения, занимавшего его несколько месяцев.
Несмотря на строгость, в
боях принимали участие и солдаты обозной роты, которым мирволил командир роты, капитан Морянинов, человек пожилой, огромной физической силы, в дни юности любитель
боев, сожалевший в наших беседах, что мундир
не позволяет ему самому участвовать в рядах; но тем
не менее он вместе с Лондроном в больших санях всегда выезжал на
бои, становился где-нибудь в поле на горке и наблюдал издали.
—
Не бойся, братец!
Бой будет равный. Видишь, один эскадрон
принимает направо, прямехонько на нас. Милости просим, господа! мы вас попотчеваем! Смотри, ребята! без приказа
не стрелять, задним шеренгам передавать передней заряженные ружья;
не торопиться и слушать команды. Господа офицеры! прошу быть внимательными. По первому взводу строй каре!
Вавило,
не умолкая, пел хорошие песни, готов был в эти дни
принять бой со всеми за каждого и даже был способен помочь людям в той или другой работе.
— Ну, друг любезный! чур, головы
не вешать! — хлопнув по плечу, весело подбодрил его Свитка. — Знаете, говорят, это вообще дурная
примета, если конь перед
боем весит голову. Смелее! Будьте достойны той чести, которую сделал вам выбор общества, будьте же порядочным человеком! Надо помнить то святое дело, за которое вы теперь взялись своею охотой!
— То-то и есть… Ну и драли же его таки довольно часто, драли, можно сказать, до бесчувствия… Жалели хорошего матроса судить судом и в арестантские роты отдавать и, значит, полагали выбить из него всю его дурь жестоким
боем, братцы… Случалось, линьков по триста ему закатывали, замертво в лазарет выносили с изрытой спиной… Каких только мучениев
не принимал… Жалеешь и только диву даешься, как это человек выносит…
Стихли ребятенки и, молча поднявшись с земли, стали глаза утирать кулачонками. Ватажки своей они
не покинули. Нельзя. И мальцам неохота срама
принимать. А хуже того срама, что с
боя сбежать, нет и никогда
не бывало. Житья после
не будет и от чужих, и от своих.
— Так надо исправиться, а
не сдаватья без
боя. Я женщина, но я, признаюсь вам, такой уступчивости
не понимаю. Вы человек умный, честный, сердечный, чуткий, но вы фантазер.
Не нужно забывать, что свет
не нами начался,
не нами и кончится: il faut prendre le monde comme il est. [нужно
принимать свет таким, как он есть (франц.).]
Сам капитан Танасио слышал это желание из уст Иоле нынче
не однажды в продолжение последнего дня, когда вражеские снаряды сыпались на их берег. И вот сейчас он снова молит его о том же. Безумно отважный мальчик! И ведь он смог бы с горстью храбрецов кинуться на прекрасно вооруженный военный пароход неприятеля и, несмотря на численность последнего, заставить
принять штыковой
бой!
Позвали, наконец, Андрея Ивановича. Доктор, с усталым и раздраженным лицом, измученный бессмысленностью своей работы, выстукал его, выслушал и взялся за пульс. Андрей Иванович смотрел на доктора, готовый к
бою: он заставит себя
принять — он
не женщина и
не мужик и знает свои права. Больничный сбор взыскивают каждый год, а болен стал, — лечись, где хочешь?
После молебна «в путь шествующих», благословил сына князь Алексей Юрьич святою иконой, обнял его и много поучал: сражался бы храбро, себя
не щадил бы в
бою, а судит господь живот положить — радостно пролил бы кровь и
принял светлый небесный венец.
—
Не дело вы задумали, добрые молодцы. Здесь вы нужны на подмогу дяде, да и в случае нападения кочевников… Кто же
примет начальство над людьми? С хозяевами и все дворовые люди, и старые поселенцы охотно пойдут в
бой и отразят нехристей, а нашим довольно и меня с Кольцом. С ними мы управимся… Мы их знаем и они нас… Да и дело ведь оставить на одного дядю нельзя, в годах уже он, а вы молоды… С кем ему будет тут посоветоваться?
Не упускали случая побывать на
боях и молодые девушки, хотя редкие из них
принимали в них участие.
Он спрыгивает с лошади, бросает ее, исторгает из земли первое русское знамя,
не охраняемое никем (даже шведские артиллеристы с банниками
принимают участие в рукопашном
бое), и в несколько мгновений ока переносится близ сражающихся.
В это самое время кто-то из-за угла ограды закричал: «Орлы летят! Орлы!» Мамон затрясся, побледнел, взглянул на небо и невольно отступил.
Не ожили ль его крылатые враги?
Не летят ли
принять участие в
бою против него? Удар был потерян. Видно, сам господь стал на стороне Хабара. Этот спешит воспользоваться нечаянным страхом своего противника и занять выгодное положение.