Неточные совпадения
— Ну вот уж здесь, — сказал Чичиков, — ни вот
на столько
не солгал, — и
показал большим
пальцем на своем мизинце самую маленькую часть.
И Катерина Ивановна
не то что вывернула, а так и выхватила оба кармана, один за другим наружу. Но из второго, правого, кармана вдруг выскочила бумажка и, описав в воздухе параболу, упала к ногам Лужина. Это все видели; многие вскрикнули. Петр Петрович нагнулся, взял бумажку двумя
пальцами с пола, поднял всем
на вид и развернул. Это был сторублевый кредитный билет, сложенный в восьмую долю. Петр Петрович обвел кругом свою руку,
показывая всем билет.
— Бир, — сказал Петров,
показывая ей два
пальца. — Цвей бир! [Пару пива! (нем.)] Ничего
не понимает, корова. Черт их знает, кому они нужны, эти мелкие народы? Их надобно выселить в Сибирь, вот что! Вообще — Сибирь заселить инородцами. А то, знаете, живут они
на границе, все эти латыши, эстонцы, чухонцы, и тяготеют к немцам. И все — революционеры. Знаете, в пятом году, в Риге, унтер-офицерская школа отлично расчесала латышей, били их, как бешеных собак. Молодцы унтер-офицеры, отличные стрелки…
Он быстро выпил стакан чаю, закурил папиросу и прошел в гостиную, — неуютно,
не прибрано было в ней. Зеркало мельком
показало ему довольно статную фигуру человека за тридцать лет, с бледным лицом, полуседыми висками и негустой острой бородкой. Довольно интересное и даже как будто новое лицо. Самгин оделся, вышел в кухню, — там сидел товарищ Яков, рассматривая синий ноготь
на большом
пальце голой ноги.
— Флеров — все умеет. И дядя Гриша Дунаев. И доктор тоже. Доктор только
не свистит, у него фальшивые зубы. Флеров даже за Уральским херебтом жил. Вы умеити
показать пальцем на карте Уральский херебет?
— Обломовщина! — прошептал он, потом взял ее руку, хотел поцеловать, но
не мог, только прижал крепко к губам, и горячие слезы закапали ей
на пальцы.
Не поднимая головы,
не показывая ей лица, он обернулся и пошел.
Рук своих он как будто стыдился, и когда говорил, то старался прятать или обе за спину, или одну за пазуху, а другую за спину. Подавая начальнику бумагу и объясняясь, он одну руку держал
на спине, а средним
пальцем другой руки, ногтем вниз, осторожно
показывал какую-нибудь строку или слово и,
показав, тотчас прятал руку назад, может быть, оттого, что
пальцы были толстоваты, красноваты и немного тряслись, и ему
не без причины казалось
не совсем приличным выставлять их часто напоказ.
Хозяйка, заметив, как встречает нас арабка,
показала на нее, потом
на свою голову и поводила
пальцем по воздуху взад и вперед, давая знать, что та
не в своем уме.
— Говорю вам, нечего вам бояться. Ничего
на вас
не покажу, нет улик. Ишь руки трясутся. С чего у вас пальцы-то ходят? Идите домой,
не вы убили.
— А чтобы нигде ничего
не осталось. Ах, как бы хорошо, кабы ничего
не осталось! Знаете, Алеша, я иногда думаю наделать ужасно много зла и всего скверного, и долго буду тихонько делать, и вдруг все узнают. Все меня обступят и будут
показывать на меня
пальцами, а я буду
на всех смотреть. Это очень приятно. Почему это так приятно, Алеша?
— Видите, набрали ораву проклятых жиденят с восьми-девятилетнего возраста. Во флот, что ли, набирают —
не знаю. Сначала было их велели гнать в Пермь, да вышла перемена, гоним в Казань. Я их принял верст за сто; офицер, что сдавал, говорил: «Беда, да и только, треть осталась
на дороге» (и офицер
показал пальцем в землю). Половина
не дойдет до назначения, — прибавил он.
— Все-таки нужно съездить к нему в острог, — уговаривала Прасковья Ивановна. — После, как знаешь, а сейчас нехорошо. Все будут
пальцами на тебя
показывать. А что касается… Ну, да за утешителями дело
не станет!
Он нимало
не сознает гадости своего поступка, он
не мучится внутренним стыдом; его терзает только стыд внешний; кредиторы таскают его по судам, и мальчишки
на него
показывают пальцами.
— Моя дочь пока еще вовсе
не полновластная хозяйка в этом доме. В этом доме я хозяйка и ее мать, — отвечала Ольга Сергеевна,
показывая пальцем на свою грудь. — Я хозяйка-с, и прошу вас
не бывать здесь, потому что у меня дочери девушки и мне дорога их репутация.
— Собаками, барыня,
не торгую-с, — сказал он холодно и с достоинством. — А этот пес, сударыня, можно сказать, нас двоих, — он
показал большим
пальцем через плечо
на Сергея, — нас двоих кормит, поит и одевает. И никак этого невозможно, что, например, продать.
Он
показал пальцем за печку, где стоял
на полу бюст Пушкина, приобретенный как-то Ромашовым у захожего разносчика. Этот бюст, кстати, изображавший, несмотря
на надпись
на нем, старого еврейского маклера, а
не великого русского поэта, был так уродливо сработан, так засижен мухами и так намозолил Ромашову глаза, что он действительно приказал
на днях Гайнану выбросить его
на двор.
— Да потому, что вот задумали всех блох переловите… Сами согласитесь, что ведь
на это порошок такой нужен и что с одними
пальцами, как бы они ни были прытки, тут
не уедешь далеко… А ну, покажите-ка мне ваш порошок!
Например, у нас с Володей установились, бог знает как, следующие слова с соответствующими понятиями: изюм означало тщеславное желание
показать, что у меня есть деньги, шишка (причем надо было соединить
пальцы и сделать особенное ударение
на оба ш) означало что-то свежее, здоровое, изящное, но
не щегольское; существительное, употребленное во множественном числе, означало несправедливое пристрастие к этому предмету и т. д., и т. д.
—
Не уйду! — произнес упорно юродивый, уцепясь за конскую сбрую, но вдруг засмеялся и стал
пальцем показывать на Иоанна. — Смотрите, смотрите! — заговорил он, — что это у него
на лбу? Что это у тебя, Ивашко? У тебя рога
на лбу! У тебя козлиные рога выросли! И голова-то твоя стала песья!
Потом немец вынул монету, которую ему Дыма сунул в руку, и
показывает лозищанам. Видно, что у этого человека все-таки была совесть;
не захотел напрасно денег взять, щелкнул себя
пальцем по галстуку и говорит: «Шнапс», а сам рукой
на кабачок
показал. «Шнапс», это
на всех языках понятно, что значит. Дыма посмотрел
на Матвея, Матвей посмотрел
на Дыму и говорит...
Дыма посмотрел
на него с великою укоризной и постучал себя
пальцем по лбу. Матвей понял, что Дыма
не хочет ругать его при людях, а только
показывает знаком, что он думает о голове Матвея. В другое время Матвей бы, может, и сам ответил, но теперь чувствовал, что все они трое по его вине идут
на дно, — и смолчал.
— Он боится, чтобы мы
не отравили его, — сказала Марья Васильевна мужу. — Он взял, где я взяла. — И тотчас обратилась к Хаджи-Мурату через переводчика, спрашивая, когда он теперь опять будет молиться. Хаджи-Мурат поднял пять
пальцев и
показал на солнце.
Надежда Антоновна. Вы
не умеете ценить его, оцените хоть нас! Вы бедны, мы вас
не оставим в бедности; мы имеем связи. Мы ищем и непременно найдем вам хорошее место и богатую опеку. Вам останется только подражать моему мужу, примерному семьянину. (Подходит к Василькову, кладет ему руку
на плечо и говорит шепотом.) Вы
не церемоньтесь!.. Понимаете? (
Показывает на карман.) Уж это мое дело, чтоб
на вас глядели сквозь
пальцы. Пользуйтесь везде, где только можно.
Когда был объявлен приговор: к смертной казни через повешение, Янсон вдруг заволновался. Он густо покраснел и начал завязывать и развязывать шарф, точно он душил его. Потом бестолково замахал руками и сказал, обращаясь к тому судье, который
не читал приговора, и
показывая пальцем на того, который читал...
Выйдя
на крыльцо господского дома, он
показал пальцем на синеющий вдали лес и сказал: «Вот какой лес продаю! сколько тут дров одних… а?» Повел меня в сенной сарай, дергал и мял в руках сено, словно желая убедить меня в его доброте, и говорил при этом: «Этого сена хватит до нового с излишечком, а сено-то какое — овса
не нужно!» Повел
на мельницу, которая, словно нарочно, была
на этот раз в полном ходу, действуя всеми тремя поставами, и говорил: «здесь сторона хлебная — никогда мельница
не стоит! а ежели еще маслобойку да крупорушку устроите, так у вас такая толпа завсегда будет, что и
не продерешься!» Сделал вместе со мной по сугробам небольшое путешествие вдоль по реке и говорил: «А река здесь какая — ве-се-ла-я!» И все с молитвой.
— Ну, тащи
на стол, а я им пока кабинет свой
покажу. Пожалуйте сюда, сюда, — прибавил он, обратясь ко мне и зазывая меня указательным
пальцем. У себя в доме он меня
не «тыкал»: надо ж хозяину быть вежливым. Он повел меня по коридору. — Вот где я пребываю, — промолвил он, шагнув боком через порог широкой двери, — а вот и мой кабинет. Милости просим!
Маменькин лакей, Дмитрий Сидоров, большой охотник до трубки, регулярно каждый день после обеда, когда мы бывали в диванной, ходил в мужнин кабинет брать его табак из ящика; и надо было видеть, с каким веселым страхом Сергей Михайлыч
на цыпочках подходил ко мне и, грозя
пальцем и подмигивая,
показывал на Дмитрия Сидоровича, который никак
не предполагал, что его видят.
— Ну, думала, — продолжала Катерина Архиповна: — приехала в Москву, наняла почище квартиру, думала, дело делом, а может быть, бог приведет и дочерей устроить. Вот тебе теперь и чистота. Одними окурками насорит все комнаты. Вот в зале здесь с своим прекрасным гардеробом расположится, — принимай посторонних людей. Подумали ли вы хоть о гардеробе-то своем? Ведь здесь столица, а
не деревня; в засаленном фраке —
на вас все
пальцем будут
показывать.
Настя. Ах, нет. Как одной? Мне все будет казаться, что
на меня все
пальцами показывают, и я буду все по глухим переулкам прятаться. Я
не дойду одна.
Авдотья Максимовна (вставая и покрываясь платком). Да отсохни у меня язык, если я у него попрошу хоть копейку! (Подходит к нему.)
Не будет вам счастья, Виктор Аркадьич, за то, что вы наругались над бедной девушкой… Вы у меня всю жизнь отняли. Мне теперь легче живой в гроб лечь, чем домой явиться: родной отец от меня отступится; осрамила я его
на старости лет; весь город будет
на меня
пальцами показывать.
Кухарка(
показывая им
пальцем на Мировича). Вон он сидит сам!.. (Поворачивается и хочет уйти, но
не попадает в двери, стукается головой в косяк и при этом смеется.)
Не попала!.. (Откидывается в другую сторону и произнеся при этом.) Тела, стой,
не разъезжайся! (Уходит.)
Маргаритов. Его? Его? За что? Он все взял у меня: взял деньги, чужие деньги, которых мне
не выплатить,
не заработать во всю жизнь, он взял у меня честь. Вчера еще считали меня честным человеком и доверяли мне сотни тысяч; а завтра уж, завтра
на меня будут
показывать пальцами, называть меня вором, из одной шайки с ним. Он взял у меня последнее — взял дочь…
Калашников чему-то усмехнулся и поманил ее к себе
пальцем. Она подошла к столу, и он
показал ей в книге
на пророка Илию, который правил тройкою лошадей, несущихся к небу. Любка облокотилась
на стол; коса ее перекинулась через плечо — длинная коса, рыжая, перевязанная
на конце красной ленточкой, — и едва
не коснулась пола. И она тоже усмехнулась.
Анна Петровна. Знаю я вас. Всё делаете
не думая и женитесь
не думая. Вам только
палец покажи женщина, так вы уж готовы
на всякую всячину. Посоветоваться с близкими людьми должны… Да…
на свою глупую голову
не надейтесь. (Стучит о стол.) Вот она у вас, ваша голова! (Свистит.) Свистит, матушка! Мозгу в ней много, да толку что-то
не видно.
С дерзким смехом,
не оборачиваясь, он
показал пальцем на Андрея Николаевича — Наташа молча повернула голову, и ее черные глаза устремились
на него,
не то спрашивая,
не то приказывая сделать что-то сейчас, немедленно.
Когда стрелка
показывала без пяти двенадцать, я стал медленно раскупоривать бутылку.
Не знаю, ослабел ли я от водки, или же бутылка была слишком влажна, но только помню, когда пробка с треском полетела к потолку, моя бутылка выскользнула у меня из рук и упала
на пол. Пролилось вина
не более стакана, так как я успел подхватить бутылку и заткнуть ей шипящее горло
пальцем.
Не скрыла вот с эстолько! — и она
показала на палец.
— Ага, «можно», а я тут третий день — и третий день все сюда
на камин
пальцем показывал, а мне отвечали «
не можно».
— Четыре дня
не жрамши путаюсь, сам
не знаю где… Всякая сволочь
пальцем показывает, говорят: он пьяница, бездельник… Жену бьет… А нешто я дурее их, дураков? Меня вон хозяин в Серпухов зовет, чайник делать
на выставку. Никто
не может, а я вот взялся… И в Москве тоже,
на Покровке… А между прочим — что же я тут?.. Го-ос-поди!..
Он
не велел никого принимать. Ему страшно было встретит человека, так и казалось ему, что при встрече прямо в глаза ему скажут: «Batard — подкидыш», — что
на него все будут
показывать пальцами.
Вскипел тут бесшумно народ, стали то одну, то другую выпихивать, — бабы упираются, галки с крыш смеются, толку ни
на грош. Взяли тут бабы дело в свои руки,
пальцами туда-сюда потыкали, выхватили перекупку одну базарную, сырую бабеху в полтора колеса в обхвате… Подтащили к Федьке, головами
показывают: честно, мол, выбрали, — болтливей ее ни одной сороки
не было…