Неточные совпадения
Легко ступая и беспрестанно взглядывая на мужа и показывая ему храброе и сочувственное лицо, она вошла в комнату больного и, неторопливо повернувшись, бесшумно затворила дверь. Неслышными шагами она быстро подошла к одру больного и, зайдя так, чтоб ему
не нужно было поворачивать головы, тотчас же взяла в свою свежую молодую
руку остов его огромной
руки,
пожала ее и с той, только женщинам свойственною, неоскорбляющею и сочувствующею тихою оживленностью начала говорить с ним.
— Отчего же? Я
не вижу этого. Позволь мне думать, что, помимо наших родственных отношений, ты имеешь ко мне, хотя отчасти, те дружеские чувства, которые я всегда имел к тебе… И истинное уважение, — сказал Степан Аркадьич,
пожимая его
руку. — Если б даже худшие предположения твои были справедливы, я
не беру и никогда
не возьму на себя судить ту или другую сторону и
не вижу причины, почему наши отношения должны измениться. Но теперь, сделай это, приезжай к жене.
Он
пожал руку мужику и присел на стул,
не снимая пальто и шляпы.
— Как я рада, что вы приехали, — сказала Бетси. — Я устала и только что хотела выпить чашку чаю, пока они приедут. А вы бы пошли, — обратилась она к Тушкевичу, — с Машей попробовали бы крокет-гроунд там, где подстригли. Мы с вами успеем по душе поговорить за чаем, we’ll have а cosy chat, [приятно поболтаем,]
не правда ли? — обратилась она к Анне с улыбкой,
пожимая ее
руку, державшую зонтик.
— Как мы давно
не видались! — и она с отчаянною решительностью
пожала своею холодною
рукой его
руку.
Левин нахмурился, холодно
пожал руку и тотчас же обратился к Облонскому. Хотя он имел большое уважение к своему, известному всей России, одноутробному брату писателю, однако он терпеть
не мог, когда к нему обращались
не как к Константину Левину, а как к брату знаменитого Кознышева.
— Нет, я здорова, — сказала она, вставая и крепко
пожимая его протянутую
руку. — Я
не ждала… тебя.
— Да, вот эта женщина, Марья Николаевна,
не умела устроить всего этого, — сказал Левин. — И… должен признаться, что я очень, очень рад, что ты приехала. Ты такая чистота, что… — Он взял ее
руку и
не поцеловал (целовать ее
руку в этой близости смерти ему казалось непристойным), а только
пожал ее с виноватым выражением, глядя в ее просветлевшие глаза.
Как всегда держась чрезвычайно прямо, своим быстрым, твердым и легким шагом, отличавшим ее от походки других светских женщин, и
не изменяя направления взгляда, она сделала те несколько шагов, которые отделяли ее от хозяйки,
пожала ей
руку, улыбнулась и с этою улыбкой оглянулась на Вронского.
— Что ж,
не пора умирать? — сказал Степан Аркадьич, с умилением
пожимая руку Левина.
— Может быть, — сказал он,
пожимая локтем её
руку. — Но лучше, когда делают так, что, у кого ни спроси, никто
не знает.
Листок в ее
руке задрожал еще сильнее, но она
не спускала с него глаз, чтобы видеть, как он примет это. Он побледнел, хотел что-то сказать, но остановился, выпустил ее
руку и опустил голову. «Да, он понял всё значение этого события», подумала она и благодарно
пожала ему
руку.
— Я вам удивляюсь, — сказал доктор,
пожав мне крепко
руку. — Дайте пощупать пульс!.. Ого! лихорадочный!.. но на лице ничего
не заметно… только глаза у вас блестят ярче обыкновенного.
Мысль
не застать ее в Пятигорске молотком ударяла мне в сердце! — одну минуту, еще одну минуту видеть ее, проститься,
пожать ее
руку…
Я раза два
пожал ее
руку; во второй раз она ее выдернула,
не говоря ни слова.
— Очень
не дрянь, — сказал Чичиков,
пожав ему
руку.
Он насильно
пожал ему
руку, и прижал ее к сердцу, и благодарил его за то, что он дал ему случай увидеть на деле ход производства; что передрягу и гонку нужно дать необходимо, потому что способно все задремать и пружины сельского управленья заржавеют и ослабеют; что вследствие этого события пришла ему счастливая мысль: устроить новую комиссию, которая будет называться комиссией наблюдения за комиссиею построения, так что уже тогда никто
не осмелится украсть.
Раскольников, еще
не представленный, поклонился стоявшему посреди комнаты и вопросительно глядевшему на них хозяину, протянул и
пожал ему
руку все еще с видимым чрезвычайным усилием подавить свою веселость и, по крайней мере, хоть два-три слова выговорить, чтоб отрекомендовать себя.
— Да, я теперь сам вижу, что почти здоров, — сказал Раскольников, приветливо целуя мать и сестру, отчего Пульхерия Александровна тотчас же просияла, — и уже
не по-вчерашнему это говорю, — прибавил он, обращаясь к Разумихину и дружески
пожимая его
руку.
— Ну, полно, — шепнул Аркадий и
пожал украдкой своему другу
руку. — Но никакая дружба долго
не выдержит таких столкновений.
Он первый поспешил
пожать руку Аркадию и Базарову, как бы понимая заранее, что они
не нуждаются в его благословении, и вообще держал себя непринужденно.
На кожаном диване полулежала дама, еще молодая, белокурая, несколько растрепанная, в шелковом,
не совсем опрятном платье, с крупными браслетами на коротеньких
руках и кружевною косынкой на голове. Она встала с дивана и, небрежно натягивая себе на плечи бархатную шубку на пожелтелом горностаевом меху, лениво промолвила: «Здравствуйте, Victor», — и
пожала Ситникову
руку.
— В память Базарова, — шепнула Катя на ухо своему мужу и чокнулась с ним. Аркадий в ответ
пожал ей крепко
руку, но
не решился громко предложить этот тост.
Вошел местный товарищ прокурора Брюн де Сент-Ипполит, щеголь и красавец, — Тагильский протянул
руку за письмом, спрашивая: —
Не знаете? — Вопрос прозвучал утвердительно, и это очень обрадовало Самгина, он крепко
пожал руку щеголя и на его вопрос: «Как — Париж, э?» — легко ответил...
И, крепко
пожимая руку его, начала жаловаться: нельзя сдавать квартиру, в которой скрипят двери,
не притворяются рамы, дымят печи.
— Я
не могу
пожать вашу
руку.
— В чертей
не верю, — серьезно сказал Кутузов,
пожимая руку Клима.
Маленький пианист в чесунчовой разлетайке был похож на нетопыря и молчал, точно глухой, покачивая в такт словам женщин унылым носом своим. Самгин благосклонно
пожал его горячую
руку, было так хорошо видеть, что этот человек с лицом, неискусно вырезанным из желтой кости, совершенно
не достоин красивой женщины, сидевшей рядом с ним. Когда Спивак и мать обменялись десятком любезных фраз, Елизавета Львовна, вздохнув, сказала...
Самгин встал, догадываясь, что этот хлыщеватый парень, играющий в революцию, вероятно, попросит его о какой-нибудь услуге, а он
не сумеет отказаться. Нахмурясь, поправив очки, Самгин вышел в столовую, Гогин, одетый во фланелевый костюм, в белых ботинках, шагал по комнате,
не улыбаясь, против обыкновения, он
пожал руку Самгина и, продолжая ходить, спросил скучным голосом...
— Я секты
не люблю, — пробормотал Диомидов, прощально
пожимая руку хозяйки. С Климом он
не простился, а Сомовой сердито сказал,
не подав
руки...
—
Не было времени, — сказал Самгин,
пожимая шершавую, жесткую
руку.
— Да, — подтвердил Попов, небрежно сунув Самгину длинную
руку, охватил его ладонь длинными, горячими пальцами и,
не пожав, — оттолкнул; этим он сразу определил отношение Самгина к нему. Марина представила Попову Клима Ивановича.
— Простите,
не встану, — сказал он, подняв
руку, протягивая ее. Самгин, осторожно
пожав длинные сухие пальцы, увидал лысоватый череп, как бы приклеенный к спинке кресла, серое, костлявое лицо, поднятое к потолку, украшенное такой же бородкой, как у него, Самгина, и под высоким лбом — очень яркие глаза.
Мужчины
пожали руку Самгина очень крепко, но Лиз еще более сильно стиснула его пальцы и,
не выпуская их, говорила...
Вошел в дом, тотчас же снова явился в разлетайке, в шляпе и, молча
пожав руку Самгина, исчез в сером сумраке, а Клим задумчиво прошел к себе, хотел раздеться, лечь, но развороченная жандармом постель внушала отвращение. Тогда он стал укладывать бумаги в ящики стола, доказывая себе, что обыск
не будет иметь никаких последствий. Но логика
не могла рассеять чувства угнетения и темной подспудной тревоги.
— Ну, нам пора, — говорил он грубовато. Томилин
пожимал руки теплой и влажной
рукой, вяло улыбался и никогда
не приглашал их к себе.
Но как только дети возвратились, Борис,
пожав руку Клима и
не выпуская ее из своих крепких пальцев, насмешливо сказал...
Лидия
пожала его
руку молча. Было неприятно видеть, что глаза Варвары провожают его с явной радостью. Он ушел, оскорбленный равнодушием Лидии, подозревая в нем что-то искусственное и демонстративное. Ему уже казалось, что он ждал: Париж сделает Лидию более простой, нормальной, и, если даже несколько развратит ее, — это пошло бы только в пользу ей. Но, видимо, ничего подобного
не случилось и она смотрит на него все теми же глазами ночной птицы, которая
не умеет жить днем.
— Разве? Очень хорошо… то есть хорошо, что
не сообщали, — добавил он, еще раз
пожав руку Самгина. — Ну, я — ухожу. Спасибо за хлеб-соль!
Любитель комфорта, может быть,
пожал бы плечами, взглянув на всю наружную разнорядицу мебели, ветхих картин, статуй с отломанными
руками и ногами, иногда плохих, но дорогих по воспоминанию гравюр, мелочей. Разве глаза знатока загорелись бы
не раз огнем жадности при взгляде на ту или другую картину, на какую-нибудь пожелтевшую от времени книгу, на старый фарфор или камни и монеты.
Она крепко
пожимала ему
руку и весело, беззаботно смотрела на него, так явно и открыто наслаждаясь украденным у судьбы мгновением, что ему даже завидно стало, что он
не разделяет ее игривого настроения. Как, однако ж, ни был он озабочен, он
не мог
не забыться на минуту, увидя лицо ее, лишенное той сосредоточенной мысли, которая играла ее бровями, вливалась в складку на лбу; теперь она являлась без этой
не раз смущавшей его чудной зрелости в чертах.
— Да, да, милая Ольга, — говорил он,
пожимая ей обе
руки, — и тем строже нам надо быть, тем осмотрительнее на каждом шагу. Я хочу с гордостью вести тебя под
руку по этой самой аллее, всенародно, а
не тайком, чтоб взгляды склонялись перед тобой с уважением, а
не устремлялись на тебя смело и лукаво, чтоб ни в чьей голове
не смело родиться подозрение, что ты, гордая девушка, могла, очертя голову, забыв стыд и воспитание, увлечься и нарушить долг…
— Виноват, Вера, я тоже сам
не свой! — говорил он, глубоко тронутый ее горем,
пожимая ей
руку, — я вижу, что ты мучаешься —
не знаю чем… Но — я ничего
не спрошу, я должен бы щадить твое горе — и
не умею, потому что сам мучаюсь. Я приду ужо, располагай мною…
Ей
не хотелось говорить. Он взял ее за
руку и
пожал; она отвечала на пожатие; он поцеловал ее в щеку, она обернулась к нему, губы их встретились, и она поцеловала его — и все
не выходя из задумчивости. И этот, так долго ожидаемый поцелуй
не обрадовал его. Она дала его машинально.
Она,
не глядя на него, принимала его
руку и,
не говоря ни слова, опираясь иногда ему на плечо, в усталости шла домой. Она
пожимала ему
руку и уходила к себе.
Он
пожимал плечами, как будто озноб пробегал у него по спине, морщился и, заложив
руки в карманы, ходил по огороду, по саду,
не замечая красок утра, горячего воздуха, так нежно ласкавшего его нервы,
не смотрел на Волгу, и только тупая скука грызла его. Он с ужасом видел впереди ряд длинных, бесцельных дней.
Но он
не смел сделать ни шагу, даже добросовестно отворачивался от ее окна, прятался в простенок, когда она проходила мимо его окон; молча, с дружеской улыбкой
пожал ей, одинаково, как и Марфеньке,
руку, когда они обе пришли к чаю,
не пошевельнулся и
не повернул головы, когда Вера взяла зонтик и скрылась тотчас после чаю в сад, и целый день
не знал, где она и что делает.
Райский почти
не спал целую ночь и на другой день явился в кабинет бабушки с сухими и горячими глазами. День был ясный. Все собрались к чаю. Вера весело поздоровалась с ним. Он лихорадочно
пожал ей
руку и пристально поглядел ей в глаза. Она — ничего, ясна и покойна…
Теперь же я постарался смягчить впечатление и уложить бедного князя спать: «Выспитесь, и идеи будут светлее, сами увидите!» Он горячо
пожал мою
руку, но уже
не целовался.
Я крепко
пожал руку Васина и добежал до Крафта, который все шел впереди, пока я говорил с Васиным. Мы молча дошли до его квартиры; я
не хотел еще и
не мог говорить с ним. В характере Крафта одною из сильнейших черт была деликатность.