Неточные совпадения
Мужик бьет ее, бьет с остервенением, бьет, наконец,
не понимая, что делает, в опьянении битья сечет больно, бесчисленно: «Хоть ты и
не в силах, а
вези, умри, да
вези!» Клячонка рвется, и вот он начинает сечь ее, беззащитную, по плачущим, по «кротким глазам».
И бойко
везет его
мужик, славно помахивает, русая, длинная такая у него борода, и
не то что старик, а так лет будет пятидесяти, серый мужичий на нем зипунишко.
День был ясный, солнечный, но холодный. Мне страшно надоела съемка, и только упорное желание довести ее до конца
не позволяло бросить работу. Каждый раз, взяв азимут, я спешно зарисовывал ближайший рельеф, а затем согревал руки дыханием. Через час пути мы догнали какого-то
мужика. Он
вез на станцию рыбу.
Я и поехал, но только всю дорогу ничего
не говорил, а слушал, как этот
мужик, который меня
вез, все на гармонии «барыню» играл.
— Эти простые люди, — медленно и задумчиво говорил Фома,
не вслушиваясь в речь товарища, поглощенный своими думами, — они, ежели присмотреться к ним, — ничего! Даже очень… Любопытно…
Мужики… рабочие… ежели их так просто брать — все равно как лошади…
Везут себе, пыхтят…
Это был человек одинокий, вдовец; жил он скучно (работать ему мешала какая-то болезнь, которую он называл то грызью, то глистами), деньги на пропитание получал от сына, служившего в Харькове в кондитерской, и с раннего утра до вечера праздно бродил по берегу или по деревне, и если видел, например, что
мужик везет бревно или удит рыбу, то говорил: «Это бревно из сухостоя, трухлявое» или: «В такую погоду
не будет клевать».
Захар тоже, хотя
не так скоро и
не сказав ничего, но приподнял шапку и поклонился. Оба
мужика повели лошадей назад. Меринок горбуна, кажется, был рад
не менее своего хозяина, избежав необходимости
везти; он вдруг заржал и лягнул задом.
Волга — рукой подать. Что
мужик в неделю наработает, тотчас на пристань
везет, а поленился — на соседний базар. Больших барышей ему
не нажить; и за Волгой
не всяк в «тысячники» вылезет, зато, как ни плоха работа, как работников в семье ни мало, заволжанин век свой сыт, одет, обут, и податные за ним
не стоят. Чего ж еще?.. И за то слава те, Господи!..
Не всем же в золоте ходить, в руках серебро носить, хоть и каждому русскому человеку такую судьбу няньки да мамки напевают, когда еще он в колыбели лежит.
— Вот еще что выдумали! — сердито сказала жена Горчакова. —
Не дам я тебе паску кромсать! С какими глазами я ее домой порезанную
повезу? И видано ль дело — в степи разговляться! Поезжай на деревню к
мужикам да там и разговляйся!
В больших экономиях крестьянам было гораздо лучше, уже по тому одному, что там по крайней мере
не стесняли людей, и
мужики поползли «с топорами» (то есть плотничать) и Киев, в Харьков и в Нежин и «с лошадем» подряжались
везти «лагуны» (с салом) или «бунты» (с пенькою) в Таганрог и в Одест.
— Да где уж
везти!
Не такое время… Каждый
мужик на миру нужен: енерала с Питеру ждем.
Приехали в Нижнее Городище. Около трактира, на унавоженной земле, под которой был еще снег, стояли подводы:
везли большие бутыли с купоросным маслом. В трактире было много народа, всё извозчики, и пахло тут водкой, табаком и овчиной. Шел громкий разговор, хлопали дверью на блоке. За стеной в лавочке,
не умолкая ни на минуту, играли на гармонике. Марья Васильевна сидела и пила чай, а за соседним столом
мужики, распаренные чаем и трактирной духотой, пили водку и пиво.
— Нет их! Кучер господ
повез к лесничему и там остался, а приказчик только ночью из города вернется. На хуторе только мы, да бабы, да сторож. Я хотел за помощью в деревню скакать, да боюся, мне
не поверят мужики-то! Што я им-то! Вот коли ты за ними съездишь, так они в одну минуту набегут и огонь затушат. Да болен ты,
не сможешь!
Выигранное сражение
не принесло обычных результатов, потому что
мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще
не выказывали лично геройских чувств, и всё бесчисленное количество таких
мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.