Неточные совпадения
«Ах да!» Он опустил голову, и красивое лицо его приняло тоскливое выражение. «Пойти или
не пойти?» говорил он себе. И внутренний голос говорил ему, что ходить
не надобно, что кроме фальши тут ничего
быть не может, что поправить, починить их отношения невозможно, потому что невозможно сделать ее опять привлекательною и возбуждающею любовь или его сделать стариком, неспособным любить. Кроме фальши и
лжи, ничего
не могло выйти теперь; а фальшь и
ложь были противны его натуре.
Оно
может быть дурно, это новое положение, но оно
будет определенно, в нем
не будет неясности и
лжи.
И он знает всё это, знает, что я
не могу раскаиваться в том, что я дышу, что я люблю; знает, что, кроме
лжи и обмана, из этого ничего
не будет; но ему нужно продолжать мучать меня.
Он с мучением задавал себе этот вопрос и
не мог понять, что уж и тогда, когда стоял над рекой,
может быть, предчувствовал в себе и в убеждениях своих глубокую
ложь. Он
не понимал, что это предчувствие
могло быть предвестником будущего перелома в жизни его, будущего воскресения его, будущего нового взгляда на жизнь.
— Этого
быть не может! — бормотала Дунечка бледными, помертвевшими губами; она задыхалась, —
быть не может, нет никакой, ни малейшей причины, никакого повода… Это
ложь!
Ложь!
«
Ложь! — мысленно кричал Самгин. —
Не кончена.
Не может быть кончена, пока
не перестанут пытать мое «я»…»
— Послушай, — сказала она, — тут
есть какая-то
ложь, что-то
не то… Поди сюда и скажи все, что у тебя на душе. Ты
мог не быть день, два — пожалуй, неделю, из предосторожности, но все бы ты предупредил меня, написал. Ты знаешь, я уж
не дитя и меня
не так легко смутить вздором. Что это все значит?
— Господи, Господи! Все! — с ужасом произнес Обломов. — Все это вздор, нелепость,
ложь, клевета — слышишь ли ты? — постучав кулаком об стол, сказал Обломов. — Этого
быть не может!
— Никогда! — повторил он с досадой, — какая
ложь в этих словах: «никогда», «всегда»!.. Конечно, «никогда»: год,
может быть, два… три… Разве это
не — «никогда»? Вы хотите бессрочного чувства? Да разве оно
есть? Вы пересчитайте всех ваших голубей и голубок: ведь никто бессрочно
не любит. Загляните в их гнезда — что там? Сделают свое дело, выведут детей, а потом воротят носы в разные стороны. А только от тупоумия сидят вместе…
—
Не может быть в ней
лжи…» — утешался потом, задумываясь, и умилялся, припоминая тонкую, умную красоту ее лица, этого отражения души.
Он слышал от Веры намек на любовь, слышал кое-что от Василисы, но у какой женщины
не было своего романа? Что
могли воскресить из праха за сорок лет? какую-нибудь
ложь, сплетню? Надо узнать — и так или иначе — зажать рот Тычкову.
Нет, это
не его женщина! За женщину страшно, за человечество страшно, — что женщина
может быть честной только случайно, когда любит, перед тем только, кого любит, и только в ту минуту, когда любит, или тогда, наконец, когда природа отказала ей в красоте, следовательно — когда нет никаких страстей, никаких соблазнов и борьбы, и нет никому дела до ее правды и
лжи!
Надо
было, присутствуя при этих службах, одно из двух: или притворяться (чего он с своим правдивым характером никогда
не мог), что он верит в то, во что
не верит, или, признав все эти внешние формы
ложью, устроить свою жизнь так, чтобы
не быть в необходимости участвовать в том, что он считает
ложью.
И он усвоил себе все те обычные софизмы о том, что отдельный разум человека
не может познать истины, что истина открывается только совокупности людей, что единственное средство познания ее
есть откровение, что откровение хранится церковью и т. п.; и с тех пор уже
мог спокойно, без сознания совершаемой
лжи, присутствовать при молебнах, панихидах, обеднях,
мог говеть и креститься на образа и
мог продолжать служебную деятельность, дававшую ему сознание приносимой пользы и утешение в нерадостной семейной жизни.
— Если человек, которому я отдала все, хороший человек, то он и так
будет любить меня всегда… Если он дурной человек, — мне же лучше: я всегда
могу уйти от него, и моих детей никто
не смеет отнять от меня!.. Я
не хочу
лжи, папа… Мне
будет тяжело первое время, но потом все это пройдет. Мы
будем жить хорошо, папа… честно жить. Ты увидишь все и простишь меня.
— Ни одной минуты
не принимаю тебя за реальную правду, — как-то яростно даже вскричал Иван. — Ты
ложь, ты болезнь моя, ты призрак. Я только
не знаю, чем тебя истребить, и вижу, что некоторое время надобно прострадать. Ты моя галлюцинация. Ты воплощение меня самого, только одной, впрочем, моей стороны… моих мыслей и чувств, только самых гадких и глупых. С этой стороны ты
мог бы
быть даже мне любопытен, если бы только мне
было время с тобой возиться…
Не может быть классовой истины, но
может быть классовая
ложь, и она играет немалую роль в истории.
Никакой своей цели, своего нового бытия дух зла
не мог выдумать, так как вся полнота бытия заключена в Боге; выдумка его
могла быть лишь
ложью, лишь небытием, выдавшим себя за бытие, лишь карикатурой.
Вне Бога и Царства Божьего пытались утвердить зло; но вне Бога и Царства Божьего нет ничего и
быть ничего
не может, кроме ничтожества,
лжи, фальсификации, небытия.
Вся языческая полнота жизни, так соблазняющая многих и в наше время,
не есть зло и
не подлежит уничтожению; все это богатство бытия должно
быть завоевано окончательно, и недостаточность и
ложь язычества в том и заключалась, что оно
не могло отвоевать и утвердить бытие, что закон тления губил мир и язычество беспомощно перед ним останавливалось.
— Понимаю-с. Невинная
ложь для веселого смеха, хотя бы и грубая,
не обижает сердца человеческого. Иной и лжет-то, если хотите, из одной только дружбы, чтобы доставить тем удовольствие собеседнику; но если просвечивает неуважение, если именно,
может быть, подобным неуважением хотят показать, что тяготятся связью, то человеку благородному остается лишь отвернуться и порвать связь, указав обидчику его настоящее место.
Я
был тогда очень правдивый мальчик и терпеть
не мог лжи; а здесь я сам видел, что точно прилгал много на Шехеразаду.
Полковник наконец понял, что все это она ему врала, но так как он терпеть
не мог всякой
лжи, то очень
был рад, когда их позвали обедать и дали ему возможность отделаться от своей собеседницы. За обедом, впрочем, его вздумала также занять и m-me Фатеева, но только сделала это гораздо поумнее, чем m-lle Прыхина.
Но первое: я
не способен на шутки — во всякую шутку неявной функцией входит
ложь; и второе: Единая Государственная Наука утверждает, что жизнь древних
была именно такова, а Единая Государственная Наука ошибаться
не может. Да и откуда тогда
было бы взяться государственной логике, когда люди жили в состоянии свободы, то
есть зверей, обезьян, стада. Чего можно требовать от них, если даже и в наше время откуда-то со дна, из мохнатых глубин, — еще изредка слышно дикое, обезьянье эхо.
—
Не шутили! В Америке я лежал три месяца на соломе, рядом с одним… несчастным, и узнал от него, что в то же самое время, когда вы насаждали в моем сердце бога и родину, — в то же самое время, даже,
может быть, в те же самые дни, вы отравили сердце этого несчастного, этого маньяка, Кириллова, ядом… Вы утверждали в нем
ложь и клевету и довели разум его до исступления… Подите взгляните на него теперь, это ваше создание… Впрочем, вы видели.
— Друг мой, настоящая правда всегда неправдоподобна, знаете ли вы это? Чтобы сделать правду правдоподобнее, нужно непременно подмешать к ней
лжи. Люди всегда так и поступали.
Может быть, тут
есть, чего мы
не понимаем. Как вы думаете,
есть тут, чего мы
не понимаем, в этом победоносном визге? Я бы желал, чтобы
было. Я бы желал.
— И вы дали себя перевязать и пересечь, как бабы! Что за оторопь на вас напала? Руки у вас отсохли аль душа ушла в пяты? Право, смеху достойно! И что это за боярин средь бело дня напал на опричников?
Быть того
не может. Пожалуй, и хотели б они извести опричнину, да жжется! И меня, пожалуй, съели б, да зуб неймет! Слушай, коли хочешь, чтоб я взял тебе веру, назови того боярина,
не то повинися во
лжи своей. А
не назовешь и
не повинишься, несдобровать тебе, детинушка!
Не будь этих людей, готовых по воле начальства истязать и убивать всякого, кого велят,
не могло бы никогда прийти в голову помещику отнять у мужиков лес, ими выращенный, и чиновникам считать законным получение своих жалований, собираемых с голодного народа за то, что они угнетают его,
не говоря уже о том, чтобы казнить, или запирать, или изгонять людей за то, что они опровергают
ложь и проповедуют истину.
Не утверждать того, что ты остаешься землевладельцем, фабрикантом, купцом, художником, писателем потому, что это полезно для людей, что ты служишь губернатором, прокурором, царем
не потому, что тебе это приятно, привычно, а для блага людей; что ты продолжаешь
быть солдатом
не потому, что боишься наказания, а потому, что считаешь войско необходимым для обеспечения жизни людей;
не лгать так перед собой и людьми ты всегда
можешь, и
не только
можешь, но и должен, потому что в этом одном, в освобождении себя от
лжи и исповедании истины состоит единственное благо твоей жизни.
Мне казалось, что наконец-то вот я полюбил, а потом увидал, что это
была невольная
ложь, что так любить нельзя, и
не мог итти далее; а она пошла.
Нет, нет —
не говори, тебе уж
не поможет
Ни
ложь, ни хитрость… говори скорей:
Я
был обманут… так шутить
не можетСам ад любовию моей.
Молчишь? о! месть тебя достойна…
Но это
не поможет; ты умрешь…
И
будет для людей всё тайно —
будь спокойна!..
Суди же сама:
могу ли я оставить это все в руках другого,
могу ли я позволить ему располагать тобою? Ты, ты
будешь принадлежать ему, все существо мое, кровь моего сердца
будет принадлежать ему — а я сам… где я? что я? В стороне, зрителем… зрителем собственной жизни! Нет, это невозможно, невозможно! Участвовать, украдкой участвовать в том, без чего незачем, невозможно дышать… это
ложь и смерть. Я знаю, какой великой жертвы я требую от тебя,
не имея на то никакого права, да и что
может дать право на жертву?
Он бы
не мог солгать в это мгновение, если бы даже знал, что она ему поверит и что его
ложь спасет ее; он даже взор ее вынести
был не в силах.
Хотя какая-то темная догадка мелькала у меня в уме, что эта
ложь будет способствовать моему освобождению из гимназии, но я долго
не мог заснуть, смущаясь, что завтра должен сказать неправду, которую и Василий Петрович и доктор сейчас увидят и уличат меня.
Теперь же, когда доктор своим отказом грубо намекнул ему на обман, ему стало понятно, что
ложь понадобится ему
не только в отдаленном будущем, но и сегодня, и завтра, и через месяц, и,
быть может, даже до конца жизни.
Тот враг, с которым он ежедневно боролся,
не мог внушить ему уважения к себе; это
была частая сеть глупости, предательства и
лжи, грязных плевков, гнусных обманов.
Не может быть, чтобы с подобным взглядом,
С улыбкой этой, с голосом твоим
Была совместна
ложь.
— Я, — говорил Бенни, — услыхал от этих детей
ложь, хвастовство и льстивость, которых я никогда
не слыхал в доме отца моего, где никто никогда
не лгал и
не лукавил. Притом у них бывали часто такие бесстыдные разговоры, что это мне
было противно. А более же всего я решительно
не мог выносить высокомерного и презрительного отношения этих мальчиков к простолюдинам и особенно к их собственным слугам, с которыми у нас в доме всегда
было принято обращение самое мягкое.
Фаусту наука — жизненный вопрос «
быть или
не быть»; он
может глубоко падать, унывать, впадать в ошибки, искать всяких наслаждений, но его натура глубоко проникает за кору внешности, его
ложь имеет более истины в себе, нежели плоская, непогрешительная правда Вагнера.
Федя. Нет. Я уверен и знаю, что они оставались чисты. Он, религиозный человек, считал грехом брак без благословенья. Ну, стали требовать развод, чтоб я согласился. Надо
было взять на себя вину. Надо
было всю эту
ложь… И я
не мог. Поверите ли, мне легче
было покончить с собой, чем лгать. И я уже хотел покончить. А тут добрый человек говорит: зачем? И все устроили. Прощальное письмо я послал, а на другой день нашли на берегу одежду и мой бумажник, письма. Плавать я
не умею.
В этом двустишии Пушкина выражается общий смысл условной морали. Софья никогда
не прозревала от нее и
не прозрела бы без Чацкого никогда, за неимением случая. После катастрофы, с минуты появления Чацкого оставаться слепой уже невозможно. Его суда ни обойти забвением, ни подкупить
ложью, ни успокоить — нельзя. Она
не может не уважать его, и он
будет вечным ее «укоряющим свидетелем», судьей ее прошлого. Он открыл ей глаза.
Гоголь молчал, но казался расстроенным, а Погодин начал сильно жаловаться на Гоголя: на его капризность, скрытность, неискренность, даже
ложь, холодность и невнимание к хозяевам, то
есть к нему, к его жене, к матери и к теще, которые будто бы ничем
не могли ему угодить.
Юнкера.
Быть не может! —
Быть не может этого! — Это
ложь!
Мне всегда нравилось
быть почтительным с теми, кого я презирал, и целовать людей, которых я ненавидел, что делало меня свободным и господином над другими. Зато никогда
не знал я
лжи перед самим собою — этой наиболее распространенной и самой низкой формы порабощения человека жизнью. И чем больше я лгал людям, тем беспощадно-правдивее становился перед самим собой — достоинство, которым немногие
могут похвалиться.
И по какому-то странному стечению обстоятельств,
быть может случайному, все, что
было для него важно, интересно, необходимо, в чем он
был искренен и
не обманывал себя, что составляло зерно его жизни, происходило тайно от других, все же, что
было его
ложью, его оболочкой, в которую он прятался, чтобы скрыть правду, как, например, его служба в банке, споры в клубе, его «низшая раса», хождение с женой на юбилеи, — все это
было явно.
Борис. Я так и делал. Я
не думал, что я откажусь. Но когда увидал всю эту
ложь, эти зерцала, бумаги, полицию, курящих членов, я
не мог не сказать то, что сказал. И
было страшно. Но только до тех пор, пока
не начал, а потом так просто, так радостно.
Она
была затейливо мила,
Как польская затейливая панна;
Но вместе с этим гордый вид чела
Казался ей приличен. Как Сусанна,
Она б на суд неправедный пошла
С лицом холодным и спокойным взором;
Такая смесь
не может быть укором.
В том вы должны поверить мне в кредит,
Тем боле, что отец ее
был жид,
А мать (как помню) полька из-под Праги…
И
лжи тут нет, как в том, что мы — варяги.
Но я никак
не мог разобрать: зачем она так смутилась, сконфузилась и что такое
было у ней на уме, когда она решилась прибегнуть к своей маленькой
лжи?
Оттого, что он много
пил и посоловел, и,
быть может, оттого, что он раза два
был уличен во
лжи, мужики
не обращали на него никакого внимания и даже перестали отвечать на его вопросы. Мало того, в его присутствии они пустились в такие откровенности, что ему становилось жутко и холодно, а это значило, что они его
не замечали.
С другой стороны, трудно
было бы,
не считая природу за осуществленное безумие, видеть лишь отверженное племя, лишь громадную
ложь, лишь случайный сбор существ, человеческих только по порокам — в народе, разраставшемся в течение десяти столетий, упорно хранившем свою национальность, сплотившемся в огромное государство, вмешивающемся в историю гораздо более,
может быть, чем бы следовало.