Неточные совпадения
Теперь, когда он спал, она
любила его так, что при
виде его
не могла удержать слез нежности; но она знала, что если б он проснулся, то он посмотрел бы
на нее холодным, сознающим свою правоту взглядом, и что, прежде чем говорить ему о своей любви, она должна бы
была доказать ему, как он
был виноват пред нею.
Левин
не сел в коляску, а пошел сзади. Ему
было немного досадно
на то, что
не приехал старый князь, которого он чем больше знал, тем больше
любил, и
на то, что явился этот Васенька Весловский, человек совершенно чужой и лишний. Он показался ему еще тем более чуждым и лишним, что, когда Левин подошел к крыльцу, у которого собралась вся оживленная толпа больших и детей, он увидал, что Васенька Весловский с особенно ласковым и галантным
видом целует руку Кити.
Это он
не раз уже делал прежде и
не брезгал делать, так что даже в классе у них разнеслось
было раз, что Красоткин у себя дома играет с маленькими жильцами своими в лошадки, прыгает за пристяжную и гнет голову, но Красоткин гордо отпарировал это обвинение, выставив
на вид, что со сверстниками, с тринадцатилетними, действительно
было бы позорно играть «в наш век» в лошадки, но что он делает это для «пузырей», потому что их
любит, а в чувствах его никто
не смеет у него спрашивать отчета.
Ермолай
был человек престранного рода: беззаботен, как птица, довольно говорлив, рассеян и неловок с
виду; сильно
любил выпить,
не уживался
на месте,
на ходу шмыгал ногами и переваливался с боку
на бок — и, шмыгая и переваливаясь, улепетывал верст пятьдесят в сутки.
К этому прибавляли, в
виде современной характеристики нравов, что бестолковый молодой человек действительно
любил свою невесту, генеральскую дочь, но отказался от нее единственно из нигилизма и ради предстоящего скандала, чтобы
не отказать себе в удовольствии жениться пред всем светом
на потерянной женщине и тем доказать, что в его убеждении нет ни потерянных, ни добродетельных женщин, а
есть только одна свободная женщина; что он в светское и старое разделение
не верит, а верует в один только «женский вопрос».
—
Любите, а так мучаете! Помилуйте, да уж тем одним, что он так
на вид положил вам пропажу, под стул да в сюртук, уж этим одним он вам прямо показывает, что
не хочет с вами хитрить, а простодушно у вас прощения просит. Слышите: прощения просит! Он
на деликатность чувств ваших, стало
быть, надеется; стало
быть, верит в дружбу вашу к нему. А вы до такого унижения доводите такого… честнейшего человека!
Ну, а старуха тоже
была властная, с амбицией, перекоров
не любила, и хочь, поначалу, и
не подаст
виду, что ей всякое слово известно, однако при первой возможности возместит беспременно: иная вина и легкая, а у ней идет за тяжелую; иной сестре следовало бы, за вину сто поклонов назначить, а она
на цепь посадит, да два дни
не емши держит… ну, оно
не любить-то и невозможно.
За разными известиями мне приходилось мотаться по трущобам, чтобы
не пропустить интересного материала. Как ни серьезны, как ни сухи
были читатели «Русских ведомостей», но и они
любили всякие сенсации и уголовные происшествия, а редакция ставила мне
на вид, если какое-нибудь эффектное происшествие раньше появлялось в газетах мелкой прессы.
Вы можете себе представить, сколько разных дел прошло в продолжение сорока пяти лет через его руки, и никогда никакое дело
не вывело Осипа Евсеича из себя,
не привело в негодование,
не лишило веселого расположения духа; он отроду
не переходил мысленно от делопроизводства
на бумаге к действительному существованию обстоятельств и лиц; он
на дела смотрел как-то отвлеченно, как
на сцепление большого числа отношений, сообщений, рапортов и запросов, в известном порядке расположенных и по известным правилам разросшихся; продолжая дело в своем столе или сообщая ему движение, как говорят романтики-столоначальники, он имел в
виду, само собою разумеется, одну очистку своего стола и оканчивал дело у себя как удобнее
было: справкой в Красноярске, которая
не могла ближе двух лет возвратиться, или заготовлением окончательного решения, или — это он
любил всего больше — пересылкою дела в другую канцелярию, где уже другой столоначальник оканчивал по тем же правилам этот гранпасьянс; он до того
был беспристрастен, что вовсе
не думал, например, что могут
быть лица, которые пойдут по миру прежде, нежели воротится справка из Красноярска, — Фемида должна
быть слепа…
Они ехали в отдельном купе. Обоим
было грустно и неловко. Она сидела в углу,
не снимая шляпы, и делала
вид, что дремлет, а он лежал против нее
на диване, и его беспокоили разные мысли: об отце, об «особе», о том, понравится ли Юлии его московская квартира. И, поглядывая
на жену, которая
не любила его, он думал уныло: «Зачем это произошло?»
Доктор
не любил нашего хозяйства, потому что оно мешало нам спорить, и говорил, что пахать, косить, пасти телят недостойно свободного человека и что все эти грубые
виды борьбы за существование люди со временем возложат
на животных и
на машины, а сами
будут заниматься исключительно научными исследованиями.
Покорский
был на вид тих и мягок, даже слаб — и
любил женщин до безумия,
любил покутить и
не дался бы никому в обиду.
Этого акробата
любили в цирке все, начиная с директора и кончая конюхами. Артист он
был исключительный и всесторонний: одинаково хорошо жонглировал, работал
на трапеции и
на турнике, подготовлял лошадей высшей школы, ставил пантомимы и, главное,
был неистощим в изобретении новых «номеров», что особенно ценится в цирковом мире, где искусство, по самым своим свойствам, почти
не двигается вперед, оставаясь и теперь чуть ли
не в таком
виде, в каком оно
было при римских цезарях.
Если со временем какому-нибудь толковому историку искусств попадутся
на глаза шкап Бутыги и мой мост, то он скажет: «Это два в своем роде замечательных человека: Бутыга
любил людей и
не допускал мысли, что они могут умирать и разрушаться, и потому, делая свою мебель, имел в
виду бессмертного человека, инженер же Асорин
не любил ни людей, ни жизни; даже в счастливые минуты творчества ему
не были противны мысли о смерти, разрушении и конечности, и потому, посмотрите, как у него ничтожны, конечны, робки и жалки эти линии»…
Тёмные, немного прищуренные глаза Николая улыбались, — старик
не любил эту улыбку.
На верхней губе и подбородке парня проросли кустики тёмных волос — это имело такой
вид, будто Николай
ел медовый пряник и забыл вытереть рот.
У меня
на душе
было беспокойно и тяжко;
не люблю показываться людям в таком
виде — поэтому я миновал призывный огонёк в окне Вариной избы и снова вышел в поле, к мельницам.
Но Орша нравом
был угрюм:
Он
не любил придворный шум,
При
виде трепетных льстецов
Щипал концы седых усов,
И раз, опричным огорчен,
Так Иоанну молвил он:
«Надежа-царь! пусти меня
На родину — я день от дня
Всё старе — даже
не могу
Обиду выместить врагу...
Игнат (к прохожему). А видал ты, я чай,
виды. Ох хороша
на тебе бонжурка. Хформенная бонжурка, и где ты такую достал. (Показывает
на его оборванную куртку.) Ты ее
не оправляй, она и так хороша. В годочках она, значит, ну да что ж делать? Кабы у меня такая же
была, и меня бы бабы
любили. (К Марфе.) Верно говорю?
Он и по летам
был еще молод, лет сорока трех и никак
не более,
на вид же казался и
любил казаться моложе.
— Папахен! — защебетала снова радостная девушка, — да что же ты
не сказал еще ни слова! Рад или
не рад? Я рада! Ведь говорю тебе, я
люблю его! Ну, скажи же нам, скажи, как это в старых комедиях говорится: «дети мои,
будьте счастливы!» — с комическою важностью приподнялась она
на цыпочки, расставляя руки в
виде театрального благословения, и, наконец,
не выдержав, весело расхохоталась.
— Я, Василий Федорович, вообще… Другие вот
любят, знаете ли,
быть на виду у начальства, а я этого
не люблю…
Не такой характер. Что делать! — застенчиво усмехнулся Андрей Николаевич. — А пожалуй, адмирал к нам сядет? — вдруг тревожно спросил он.
Перед зеркалом Саня
не любит долго сидеть. Лицо свое ей
не нравится. Слишком свежо, кругло, краснощеко. Настоящая «кубышка». Она находит, что у нее простоватый
вид. Но отчего же Николай Никанорыч так
на нее посматривает, когда они у тетки Марфы сидят за столом, лакомятся и
пьют наливку. Ручками ее он уже сколько раз восхищался.
Это я давно заметил, и это
было верно. Стоило заметить только раз, а потом никаких
не могло
быть сомнений: вещи
любят дразнить человека и прятаться от него; чем их усерднее ищешь, тем они дальше запрятываются. Нужно бросить их искать. Им тогда надоест прятаться, — вылезут и сядут совершенно
на виду,
на каком-нибудь самом неожиданном месте, где уж никак их нельзя
было не заметить.
— А тебе это
не особенно по вкусу? Понимаю. Он лодырь… это точно. Особенно в теперешнем своем
виде или"аватаре". Они
любят это самое буддийское слово. Ха, ха! Ведь ты небось помнишь его… Модник! Знаешь, вот как пшюты нынешние воротники стали носить и манжеты, ровно хомут
на себе засупонивают, так и наш Элиодоша. Чтобы ему"последний крик"по идейной части
был на дом доставлен.
Но опять-таки
любить его нужно
было так, чтобы он и этого
не замечал, а вообще же делать
вид, что жить
на свете очень весело.